Самоцветы русской короны. Часть 1.Сюжет 4. «Гостья из будущего. Рыжая бестия, мать Грозного царя». Елена Васильевна Глинская.

                Собственно, за свои пять лет правления, Глинская успела очень много. Видимо, как когда-то Софья Палеолог, видя раздумья и долгие разговоры Ивана Великого, та брала и делала то, над чем мыслил муж, так и Елена прекрасно видела, что затевал ее муж Василий. И если тому что-то, типа отсутствия кусочка хромосомы или какой-нибудь иной мужской анатомической особенности, мешало реализовать свои планы, то Глинской, как и Софье, как женщинам, не мешало ничего, особенно учитывая дерзкий и деятельный характер обеих.

                Елена Глинская войдет в историю как автор двух колоссальных по своей значимости структурных реформ, денежной и управленческой. Первую затеет еще Василий, но начнет и доведет до конца она; вторую затеет она, а доведет до конца уже повзрослевший Грозный после ее смерти.

                Собирая, вслед за Иваном Великим, земли, Василий во все больше и больше увеличивающуюся Московию вносил и оставшиеся от структуры удельных княжеств атавизмы. И одним из таких атавизмов была денежная система. Монеты чеканились на Руси во всех удельных центрах, причем совершенно разные по весу, содержанию металла и, соответственно, стоимости. Что стало серьезной помехой как во внутренней торговле, так и в активно развивающейся международной, ведшейся большей частью через Новгород и Псков, которые чеканили свои монеты. Разнообразие находящихся в обращении монет, кроме проблем в расчетах, вызвало еще один бич – фальшивомонетничество. Василий ввел некий новый единый стандарт монет, но параллельное хождение новых и старых денег ситуацию только усугубило. Кроме того, активная внешняя политика Московии привела к увеличению расходов казны; это потом придумают печатать бумажные деньги для покрытия дефицита. А когда в ходу монеты, аналогом печатного станка становится «порча монет», когда  государство чеканит монету с меньшим содержанием металла, не сообщая о том официально, а уменьшенная «копия» нормальной монеты стоит меньше. К фальшивомонетничеству добавилась его разновидность – «обрезывание» денег. Фальшивомонетчики тогда берут старую, дорогую монету, и обрезывают ее до содержания новой. Высверливая, откусывая края и так далее. Из полученного откушенного металла можно отчеканить и новую монету. Кстати, рифленая поверхность ребра монеты (так называемое гурчение)  – следствие как раз борьбы с обрезыванием. И так далее, спираль обесценения начинает раскручиваться, дело доходит до того, что «обрезывается» до половины монеты. Деньги обесцениваются, начинаются бунты. Вот они и начались в первые месяцы правления Глинской.

                Указ о денежной реформе Глинская объявила уже в феврале 1535 года. Этот указ прекращал хождение всех монет, кроме новых, а старые монеты изымались и отправлялись на переплавку. Одновременно с этим вводился новый стандарт денежного содержания: из одной весовой гривны теперь чеканилось 600 монет (тут заодно и произошла девальвация примерно на 15 процентов из-за уменьшения веса монеты). Собственно, такая монета и стала называться деньгой (денгой), а ее половина – полушкой. По указу Глинской ликвидировались все монетные дворы, кроме московского – государева, и новгородского. Последнему, по традиции, разрешалось чеканить свою монету, но она была тоже стандартизирована: одна новгородская денга была вдвое больше и, стало быть, вдвое дороже московской. Кстати, это было данью сохранения традиции и свидетельством того, что именно Новгород в те времена заправлял международной торговлей. Вдвое бо́льшая стоимость расчетной новгородской монеты позволяла проводить бо́льшие по стоимости сделки, не утруждая купцов излишним пересчетом мелких денег. На московских монетах чеканился всадник с саблей, потому они и стали в народе зваться «сабляницами». А вот на новгородских всадник был с копьем. То, что новгородские монеты в результате вытеснили московские, и в наш лексикон вошла копейка, а не сабляница – заслуга, конечно, не Глинской, а кратного превышения новгородской торговли над московской. И дальнейшее развитие реформы подчеркнуло, что денежный оборот Новгорода в этот момент – определяющий: рубль, состоящий из двух полтин, десяти гривен или ста «новгородок» (или копеек) – тоже порождение Новгорода: чем более дорогие сделки обслуживает торговля, тем большего номинала требуется монета. И полтина, и рубль рождены в Новгороде на монетном дворе, но введены в оборот в результате реформы Глинской. По этой реформе Московия, становящаяся постепенно Русским Царством, получает единую денежную систему, удобную и универсальную, что все последующие ее реформы носят лишь технический характер. Более того, в этот момент новая денежная система – самая передовая в Европе; это у Глинской остальные государства переймут десятичную «вложенность» валютной единицы: 1 рубль = 10 гривен = 100 копеек. Так не было нигде, и так теперь и будет много лет. Ну и, конечно, указом предусмотрены кары небесные за любое «надругательство» над деньгой – фальшивомонетничество в виде подделки, обрезывания или еще чего – каралось неминуемой смертной казнью. Денежная система Глинской заработала на века.

                Другую реформу Глинская начнет в самом конце своего правления. Она будет завершена Грозным и войдет в историю, как «Губная реформа». Глинская задумала и реализовала ее в той части, что касалась установления, сыска «ведомых» (профессиональных) разбойников и татей (воров), а также суда над ними и исполнения судебных решений, их карающих. Начавшись с создания «низовой», «народной» системы правосудия при Глинской, это выльется в создание низовой, народной системы управления территориями при Грозном и родит Земство. Проблема, заставившая Глинскую этим заняться, была не просто остра, она множилась и набирала обороты: количество разбоев, грабежей и воровства росло такими ужасающими темпами, что великокняжеские наместники просто перестали с ней справляться. Более того, обогатившиеся «тати» стали действовать в открытую, впрямую подкупая княжеских чиновников. Дело дошло до того, что в наиболее неблагополучных областях население начало организовываться в стихийные отряды самообороны, судившие разбойников и воров по своему усмотрению. А нет ничего более страшного для центральной «вертикальной» власти, чем вооруженные самоорганизованные отряды граждан. Глинская предлагает решение, которое возьмет на вооружение и Грозный в проведении земской реформы, и все без исключения последующие правители, от Годунова и первых Романовых, организовавших таким образом освоение окраин и Сибири, и до большевиков и даже дальше. Если не можешь бороться со стихийным движением, - его надо возглавить и увести за собой в нужное тебе (власти) русло. Так и поступает Глинская. Она рассылает по волостям «губные» грамоты, где предлагает избрать из своей среды губного старосту (если среда дворянская) или губных целовальников (если среда крестьянская). Собственно, так и появляются в централизованном государстве совершенно демократически избираемые образования, назовем их комитетами, выполняющие роль одновременно и «народной милиции», и «народных судов», заодно приводящих приговоры в исполнение. А для контроля за их деятельностью создается Разбойный приказ, - чтобы не было у избранных новоявленных «демократов» желания что-то неправосудно решить – там казнить кого за деньги или поживиться имуществом казненного. Елена создаст эту систему для сыска и суда, а Грозный распространит ее на все остальные области самоуправления нижнего уровня – дороги, образование, жизнь вообще. Надо сказать, что эта реформа – удивительный ход, позволивший в строго самодержавную, деспотическую структуру властвования внести «низовой» и абсолютно демократический элемент реального самоуправления. Не будь его, Русь снова бы рассыпалась на удельные кусочки, так и не став Россией, поскольку невозможно из центра управлять всем, включая отслеживание состояния дорог, чистоту улиц и всего прочего. А началось с передачи народу права поимки татей. Сейчас, в условиях наиболее высококонцентрированной централизации, может, снова стоит вернуться к идее Глинской?

                Другая часть «наследия» Глинской на троне – военная. И тут нам придется снова вспомнить, что она – женщина. Какой бы жесткой правительница ни была, она старается оставить своему сыну – наследнику мирную страну. Мирную и внутри, и снаружи. Ее интриги и козни – исключительно желание (как и героинь всех предыдущих сюжетов) передать сыну трон, максимально защищенный от претензий других претендентов. А вот оставить страну мирной, не воюющей с внешними врагами, как мне кажется, это свойство вообще всех женщин-правительниц. Но ее правление начинается с войны. Собственно, та самая Литва, откуда ее вывезли младенцем, и тот самый Сигизмунд, что заставил бежать ее дядю в Московию, думают так же, как и Шуйские: смерть великого князя Василия должна изменить структуру власти в Московии, где место властного и опытного Князя на троне заняла слабая, молодая и неискушенная в военно-политической области женщина. И снова как бы ни так.