Историко-географический обзор ВВП. Очерк восьмой. Товарные потоки. Часть 2, Население. Русы.

 Историко-географический обзор ВВП. Очерк восьмой. Товарные потоки. Часть 2, Население. Русы.

В начало (очерк 1, вступительный)

В предыдущую часть (очерк 8, товарные потоки, часть 1. Товары)

                Любой очерк об истории с географией той или иной территории обычно начинается с обзора проживающего на ней населения. Так поступают современные учебники истории, так поступил и наш первоначальный летописец. Я же умышленно эту часть обзора отнес так далеко от начала, и тому есть целый ряд причин. Во-первых, все, о чем я рассказывал до сих пор, не имеет никаких этнических предпосылок и особенностей: территория географически однородна: это лесные равнины и реки. Хотя природно, конечно, здорово разнится; эта разница предопределила различие производимых на этой территории товаров, но предоставила пути – реки и волоки – для внутреннего обмена и экспорта. И на эти общности и различия не накладывается сколько-нибудь значимое влияние того или иного этноса, не говоря уже о «второй производной» этнических особенностей, таких, как культура или религия. То есть, что в Новгороде, что в Киеве, что в Арсании могли жить этнически разные люди – финны ли, славяне, балты, - от этого все, что сказано выше в восьми предыдущих очерках, не изменилось бы никак. А во-вторых, начиная с этнического анализа рассматриваемой территории, мы неизбежно угодили бы в ловушку, в которую попадают все исследователи, от Нестора до Соловьева, от Татищева до Толочко. Этническая палитра этой территории очень разнообразна; стоит лишь начать перечислять этносы и племена, неизбежно встанет вопрос: кто тут главный. И начнутся распри, вечный неуемный спор сторонников норманнских теорий, производящих всю государственность от мифических варягов-руси, со славянофилами. Сейчас же, пройдя столько глав и очерков, мы уже ответили на вопрос – «кто главный?» Главная – география. Поэтому нам совсем не страшно попробовать разобраться с теми многочисленными названиями племен, перечисленных на первых же страницах ПВЛ, не страшно и порассуждать, кто такие варяги, а кто – русы. А заодно и попробовать понять, как происходит деление одного этноса на два или три других, а как, наоборот, один вливается в другой, как идут процессы ассимиляции. И что в процессах ассимиляции играет главную роль, а что – незначительную. Как мы увидим дальше, если рассмотрение этнических вопросов не ставит целью определить главного «старшего брата» или «праотца», то и противоречий это не вызывает, поскольку место «божественной» роли в исторических процессах уже занято географией.

                Но посмотреть на расселение тех или иных этносов на рассматриваемой территории в рассматриваемое время, те не менее, интересно. Тем более, интересно сейчас, когда многие государства, особенно молодые (хотя не только), чтобы подчеркнуть свое «историческое» место на планете, обращаются к истории и начинают производить себя от предков из несусветной древности, «прислоняясь» к былому величию пра-пра-пращуров, живших когда-то в этих местах. В этом смысле, наиболее показателен пример современной Македонии, о которой хорошо сказал Роберт Каплан в «Балканских призраках»: «Македония… определяет основную болезнь Балкан: конфликт мечтаний об утраченной славе. Каждая нация требует восстановления своих границ в тех пределах, которые были достигнуты в зените средневекового развития». К сожалению, это обычный, естественный процесс не только для Балкан, и нам бы отнестись к нему снисходительно; но, увы,  он задевает иногда дурные чувства нашего собственного «величия» и тщеславия, и карусель начинает раскручиваться. В этом смысле, я хотел бы призвать этим текстом всех «задетых» умерить негодование: пальма первенства не принадлежит ни одному из живущих сейчас этносов. Она в руках высшего божества – географии. Представляю, как хохочет география в голос, когда ее подарки начинает приписывать себе тот или иной современный народ, как перечисляет она в уме добрый десяток народов, которым в разное время позволила жить, например,  в Крыму. Так что не выкапывали древние «укры» Черного Моря, разве что Азовское.

                Первоначальный летописец на первых страницах «ПВЛ» дает нам очень подробное описание народов, живущих, по его мнению, как на территории Древней Руси (собственно, рассматриваемой нами территории), так и на сопредельных территориях. Описание это столь же подробно, сколь и противоречиво; оно сразу дает пищу для споров и выводов, как многочисленных исследователей, так и спекулянтов из предыдущего абзаца. Нам нет нужды вступать в эти споры, но нужно сделать еще несколько замечаний. Чем определяется принадлежность человека к тому или иному этносу? В первую очередь, языком, на котором он говорит. И вот тут у нас появляется существенное упрощение: несмотря на обилие племен, перечисленных в «ПВЛ», эти племена принадлежат всего лишь к трем языковым группам. Это славяне, балты и финны. Причем, первые две группы очень схожи между собой – язык балтов и язык славян тех времен – это родственные языки, различающиеся, как, скажем, сейчас русский и болгарский. Замечательным, но чуть более поздним примером такого родства является западнорусский язык – официальный язык Великого Княжества Литовского (еще его называют «руська мова» или «проста мова») с 14 и до конца 17 века. Этот язык имел диалектические отличия от принятого в Московском государстве русского языка; оба этих языка  отличались от церковнославянского (словенского). Но для иностранцев тех времен они были неразличимы, хотя московиты называли этот язык литовским. Собственно, эта языковая близость привела Г.Ш. Чхартишвили (Бориса Акунина) к выводу о том, что на рассматриваемой нами территории со временем образовалось два русских государства – Великое Княжество Литовское и Московское государство. («История российского государства»; рекомендую, кстати, ее для желающих «почитать историю» легко и на досуге – для общего развития). Язык новгородцев, кстати, в указанное время также отличался и от западнорусского, и от русского; от последнего – в меньшей степени, но все эти различия – диалектные.

                В настоящее время появился, кроме языка, другой способ определения этнической близости – генетика. По совпадению гаплогрупп можно построить цепочки к тем или иным этническим прародителям. Появление этого метода сделало определенный переполох, ибо языковая общность оказалась не тождественной генетической. Самый замечательный тому пример – бо́льшая генетическая близость современных россиян средней полосы (Москва и южнее) к полякам, чем к россиянам, живущим на севере (от Вологды и Новгорода до Архангельска). («Two Sources of the Russian Patrilineal Heritage in Their Eurasian Context» Oleg Balanovsky, Siiri Rootsi, Andrey Pshenichnov, Nikolay Yankovsky, Elena Balanovska,Richard Villems, «Open ArchivePublished online: January 10, 2008DOI:https://doi.org/10.1016/j.ajhg.2007.09.019»). Вот картинка «генетической близости» из указанной статьи:

                Исследования популяционной генетики крайне интересны для анализа расселения того или иного народа, но уже из приведенного выше примера понятно, что не генетика определяет формирование этноса (лучше сказать, не столько генетика). Как бы мы (москвичи) ни были близки к полякам, к архангелогородцам мы таки ближе и составляем один народ. Значит, вопрос формирования народа (этноса) – это вопрос языка в первую очередь, то есть, вопрос связей вообще, а не только половых; связи же определяются территорией. То есть, снова географией. Это значит, что говорящие на одном языке и проживающие на одной территории индивиды могут относиться к генетически разным группам, но составлять, тем не менее, один народ. Но и ассимиляция таких групп будет идти проще, что рано или поздно приведет и к генетической общности.

                Еще одно замечание касается того, кого именно, какой тип связей первоначальный летописец имеет в виду, говоря о племенах. Кто такие поляне и древляне, кривичи и дреговичи? Чем они различаются между собой? Как и кто такие весь и чудь, меря и мурома? Давайте попробуем понять, как «племя» образуется вообще, и какая там иерархия.

                Здесь нам надо разделить наше рассмотрение во времени: история появления Рюрика – это история образования государства, а само по себе образование государства определяется сменой формации, переходом от общинно-родового строя к классовому обществу. Но процесс этот длителен; собственно, весь домонгольский период можно считать таким переходом у нас. Давайте глянем сначала в древность. Очень интересны тут раскопки П. Н. Третьякова укрепленного поселка в устье р. Сонохты, впадающей в Волгу, в 20 км ниже устья р. Шексны вблизи дер. Березники. Раскопки производились в 1934—1935 гг. Поселок возник приблизительно в III— IV вв. нашей эры, погиб вследствие большого пожара около IV—V столетия. В этом укрепленном поселке— 11 построек, из коих 5 жилых изб, 1 большое общественное здание, 2 помещения, связанные с производством и обработкой металла, 1 ткацкая изба, 1 помещение для хранения и размола зерна и 1 — погребальное. То есть, это полноценный город, в котором существует как ремесло, так и обработка продуктов земледелия. Третьяков раскопал целый ряд поселений верхнего Поволжья разного времени (7-9 веков). Везде это - укрепленные города, с указанием на то, что земледелие является одним из главных, если не основным, занятием горожан. Таким образом, мы можем сделать вывод, что вся рассматриваемая территория – это страна укрепленных городов, внутри которых сосредоточено население, преимущественное занятие которого определяется географией расположения этого города. В этом смысле, организацию жизни этих городов можно уподобить древнегреческим полисам, когда жизнь концентрируется в укрепленном городе, а занятие населения происходит либо внутри города, либо вне его пределов, но в непосредственной близости. Занятия разные: это и земледелие в плодородных областях, и охота в областях лесных, позволяющая добывать ценные меха и продавать их за серебро. А в самом городе концентрируются ремесла, обеспечивающие и то, и другое: металлургия, обработка зерна и пр (см 1 часть этого очерка), судостроение (плотбища).

                Указание, на то, что эта территория – страна городов, мы находим в норманнских источниках, называющих Древнюю Русь «Гардарики». Считается, что это название появляется в исландских сагах в 12-м веке, но это не так: «Гардарики» есть в рунических надписях, поэзии скальдов. Впервые топоним Garðar встречается в висе Халльфреда Трудного скальда (996 год).

                Очевидно, что для защиты такого города стоит предположить, как и в греческих полисах, обязанность горожан «встать под ружьё» при первой необходимости. И вот тут им и потребуется князь, способный «принять командование» на время обороны. Очевидно, что этот князь определяется самими горожанами (как и в греческом полисе – не всеми, конечно) примерно так же, как и казаки в нашем очерке 4 определили «князем» своего сотоварища Москвитина. Власть князя распространяется только на период действия «чрезвычайного положения» - это та самая «демократия замкнутого коллектива» или, если соблюдать принятую терминологию,   «военная демократия». Она изначально выдвигает из числа горожан самых умелых и способных. Но те качества, что требуются горожанам от князя в военное время, совпадают с качествами, необходимыми и в любом походе, будь то военном, будь то торговом. Я не стану тут спорить, что первично при таких «выборах» - организация торгового похода или «чрезвычайное положение» для защиты; мне кажется, это равновероятно, ибо качества требуются одни и те же. Но и положение городов разное: некоторые из них, образовавшиеся в первую очередь в ключевых местах, достаточно развиты и густонаселенны. К таким городам, несомненно, надо отнести те, что контролируют схождение путей, такие, как Киев, Новгород, а также Полоцк, Гнёздово (Смоленск), Белоозеро, Тверь и т.д. О Киеве, как огромном «мегаполисе» рубежа тысячелетий имеется масса сведений -   о нем  «говорит Дитмар, как о большом городе, в котором было 400 церквей и 8 рынков и несметное множество народа. Адам Бременский во второй половине XI в. называет Киев соперником Константинополя. Митрополит Киевский Илларион в своем знаменитом «Слове» называет Киев городом, «блистающим величием», Лаврентьевская летопись под 1124 г. говорит, что в Киеве был грандиозный пожар, причем «церквий единых изгоре близ 600»». (Б.Д.Греков, «Киевская Русь»). Подобные описания есть и о Новгороде, а раскопки Гнёздова и Старой Рязани говорят сами за себя. Очевидно, в таких городах разделение труда более выражено, и класс «защитников» обособляется, приобретая форму наемной дружины во главе с постоянно действующим князем. Но роль князя и дружины существенно ограничена функциями внешней защиты и обеспечения торговли; сами дружинники – «профессиональные путешественники». Поэтому и отдельной прослойки купцов пока не возникает – воевать и путешествовать с товаром суть очень схожие процессы. Но поскольку эта часть городского населения выделена, труд ее обособлен, возникает необходимость ее содержать. Вот тут и возникает дань. Дань – плата князю и его дружине за работу по обеспечению защиты и по перевозке товаров. Очевидно, что и маленьким городкам вблизи центров нет нужды содержать свою дружину, раз в центре есть постоянно действующее «подразделение оперативного реагирования», достаточно оплачивать его услуги. В этом смысле, дань – не свидетельство зависимости данников от князя, но результат договора о найме. Как платить дань? Можно монетами или белками от дыма. Можно принять часть дружинников на «постой» - вот оно, то самое «полюдье», когда дружина на зиму расходится по городкам, собирая дань с «подданных». Прелесть этой «зависимости» в том, что она обоюдовыгодна: горожанину можно не думать о защите от внешнего врага, да и белок есть, кому «сдать» для дальнейшей торговли. Князю с дружинниками можно не беспокоиться о хлебе насущном – можно воевать и торговать. И даже, если паче чаяния, торговля окажется неудачной, без штанов дружинник не останется.

                А что происходит, когда княжеская дружина не может защитить город? Так это означает только то, что общественный договор между горожанами и князем не исполнен; значит, нужен другой князь. Победа варягов на севере или хазар на юге над собственно туземным князем означает только то, что князь (хан, конунг) пришельцев оказался более удачлив, он больше соответствует требованиям, предъявляемым ему горожанами. Нет смысла искать нового князя – можно дань (ту же самую и за то же!) платить и пришельцу. Так что в даночных взаимоотношениях тех времен нет смысла искать черты угнетения. Если только князь не перешел границу, не стал требовать большего, не стал лютовать. Вот тогда его следует изгнать; не важно, опять же, что это за князь – лишь бы соответствовал «должностной инструкции», предъявленной ему горожанами. И если в мирное время такое соответствие нарушено, то нет надобности терпеть такого князя, его можно заменить, избрав нового из себя или наняв со стороны. А хотя бы варяга или хазара. В истории масса примеров такого изгнания, в самый разный период, вплоть до нашествия монголов. Примечателен пример изгнания Святополка Владимировича (Окаянного) Ярославом Мудрым из Киева; киевляне поддержали не «своего» Святополка, а «пришлого» Ярослава во многом потому, что личные качества первого не соответствовали требованиям горожан (убийство Бориса и Глеба). Поэтому совсем не нужно ограничивать такую демократию одним лишь Новгородом – там тоже были князья. Разве что, новгородская демократия продержалась дольше, да имела некие отличительные формы – вечевые. Что касается князей, то их роль со временем трансформируется: кроме нанятого предводителя войска и организатора купеческих караванов он становится еще и судьей, вернее – арбитром. Если у горожан возник спор, который они не могут решить с помощью родни и знакомых (которые, конечно же, всегда занимают сторону одного из спорщиков), им нужен независимый мудрый арбитр. Мудрость князя понятна – иначе он не был бы князем. Но и с независимостью все в порядке – неучастие князя в текущей жизни, его занятость только данью, товарами и врагами – и есть то самое, что позволяет обратиться к нему спорящим сторонам. Кстати, со временем княжеские города трансформируются: резиденция князя и дружины выносится за пределы городов. Это мы можем наблюдать и в Киеве, и в Новгороде, и в Ростове, где княжеская резиденция несколько отдалена от города. По-моему, это прямое следствие неучастия князей в повседневной жизни городов. Но это происходит тогда и там, когда и где уходит непосредственная угроза внезапного нападения. К этому моменту малые города лишаются своих оборонительных сооружений, уступая место крепостям в ключевых и опасных местах.

                Так что же о племенах? Я глубоко убежден в том, что многочисленные названия племен, как славянских, так и финских и балтских, не имеют этнической разницы. Это – географические различия. Территориально те или иные племена тяготели к тому или иному центру: словены к Новгороду, кривичи – к Смоленску (и Пскову), полочане к Полоцку. Поляне, северяне, радимичи, вятичи – племена, имевшие центр, каждый свой, но все эти центры были близки к Киеву, что и предопределило быстрое перемешивание их и подчинение Киеву. Это – не этнические названия. Косвенное доказательство можно встретить на другой славянской территории, - в Болгарии. Там в этногенезе болгар участвуют семь славянских племен, названия которых удивительным образом повторяют названия племен околокиевских: (ср. северяне – северцы, дулебы и там, и там, поляне и там, и там, дреговичи – драговиты). Стоит, видимо, искать в этих названиях географию, а не что-то иное. То же можно сказать и о финских названиях племен: племена различаются местоположением, но этнически (в те времена) слабо различны; особенность местожительства каждого из племен, соседство с теми или иными иноязычными общностями сделает различными процессы ассимиляции, что и приведет, в дальнейшем, к различиям. Но именно в дальнейшем.

                Еще одно замечание перед переходом к карте. Приведенное выше генетическое исследование не так уж и бесполезно для нашего обзора: разница между северным, Новгородским, и южным, Киевским, центрами славянского этногенеза, имеет свои старинные корни. Еще в 6-м веке мы встречаем племена под общим названием «венеты»,  которые принято сейчас идентифицировать  как древнейших славян. Историки тех времен делят венетов на склавов и антов:

«…У левого их склона [Альпы], спускающегося к северу, начиная от места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавенами и антами. Склавены живут от города Новиетауна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра и на север — до Висклы, вместо городов у них болота и леса. Анты же — сильнейшие из обоих — распространяются от Данастра до Данапра там где Понтийское море образует излучину; реки эти удалены одна от другой на расстояние многих переходов».(Иордан, «О происхождении и деяниях гетов (Гетика)», 551 год).

«…У тех и других и единый язык, совершенно варварский. Да и внешностью они друг от друга ничем не отличаются, ибо все и высоки, и очень сильны, телом же и волосами не слишком светлые и не рыжие, отнюдь не склоняются и к черноте, но все они чуть красноватые. Образ жизни грубый и неприхотливый, как и у массагетов, и, как и те, они постоянно покрыты грязью, — впрочем, они менее всего коварны и злокозненны, но и в простоте они сохраняют гуннский нрав. Да и имя встарь у склавинов и антов было одно. Ибо и тех и других издревле звали „спорами“, как раз из-за того, думаю, что они населяют страну, разбросанно расположив свои жилища». (Прокопий Кесарийский, «Война с готами» (Кн. 3, Ч. 14), 540 г примерно).

                Это я только к тому, что наличие двух праславянских племен могло уже породить некие этнические различия между славянами севера и юга; однако, это не привело еще к очевидным языковым различиям и не образовало разных этносов. Две географически разные группы мы можем обнаружить и у финских племен, разделенных, в отличие от славян, не по линии север-юг, а по линии запад-восток. Расселение финнов огромно: западная ветвь занимает озерную область северо-запада и ограничена Балтийским морем с запада, Белым – с севера и верхней Волгой в той ее части, что течет на восток, до поворота на юг. Восточная же часть еще более обширна: от границы «поворота» Волги (на север эта граница продолжается Северными Увалами) она занимает всю полосу средней Волги, Камы и дальше, к Уралу и за Урал, в Югру. Самое интересное, что расселение финских племен не претерпело значительных изменений: финские народности там и живут сейчас, где и жили в период нашего рассмотрения, разве что, на большей своей территории значительно обрусели. За одним, пожалуй, исключением – Венгрии. Что, возможно, говорит о консервативном и миролюбивом характере финнов с одной стороны, и их приверженности, «этнической любви» к своей родине, с другой.

                Ну вот, пора к картам. Но сначала к «ПВЛ».

                «И после этих братьев (Кий, Щек и Хорив – КВ) стал род их держать княжение у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у славян в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане. От этих последних произошли кривичи, сидящие в верховьях Волги, и в верховьях Двины, и в верховьях Днепра, их же город – Смоленск; именно там сидят кривичи. От них же происходят и северяне. А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере также меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, – мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке. Вот только кто говорит по-славянски на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынянами. А вот другие народы, дающие дань Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, нарова, ливы, – эти говорят на своих языках, они – от колена Иафета и живут в северных странах». (Перевод Д.С.Лихачева).

                Видим сразу, что летописец делит все племена на две категории – тех, кто говорит по-славянски, и «этих», кто говорит «на своих языках». На самом деле, деление идет на три части: Есть «свой» язык – славянский. Есть «другой язык», но, тем не менее, понятный. К этой части у нас отнесены финны (чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печера, ямь)  и балты (литва, зимигола, корсь, нарова, ливы). И есть третьи, все остальные – «немцы» - те, кого обыватель не понимает. Это не значит, что нет кого-то, кто смог бы перевести, толмача всегда можно сыскать. Но две первые  группы народов летописец считает своими; хоть и говорят они по-своему, но для обывателя это понятно. Ну что, рисуем карты?

Сначала финно-угры:

Карта эта очень условна, дает нам только расположение основных финских народов и примерно показывает их место относительно других – славян, балтов, а также хазар и булгар; о последних поговорим еще. Надо еще помнить, что четких границ у расселения нет и быть не может. Но сейчас увидим.

Эта картинка из Вернадского. Попробуем на ней обвести зоны трех групп. Но сначала я обращу ваше внимание на голядь – народ, нарисованный Вернадским между Вятичами и Мещерой. Это балтоязычное племя, проживающее в верховьях подмосковной Протвы. Изяслав Ярославович побил голядь  в 1058 году, согласно «ПВЛ». Из карты видно, что оно далеко к востоку от других балтских племен и отделено от них кривичами. Кривичи же – один из самых многочисленных и мощных славянских союзов, в составе кривичей – полочане с Полоцком, псковские кривичи с Изборском (потом – Псковом), а главный город кривичей – Смоленск (Гнёздово) на верхнем Днепре – центральный «контрольный» пункт днепровских путей. Но «ПВЛ» не называет кривичей в числе славяноговорящих племен! «ПВЛ» же упоминает кривичей в числе племен (наряду со словенами, чудью и весью), участвовавших в призвании Рюрика. Раскопки кривичских поселений заставляют археологов сделать предположение, что они больше балты, чем славяне. А последующая генетическая экспертиза это подтверждает. То есть, первоначальный летописец, получается, не  относит кривичей ни к «своим» славянам, ни к «чужим-своим» финнам или балтам! Похоже, он их умышленно опускает, не зная, куда отнести: язык их больше славянский, чем балтский, но имеет явные балтийские особенности. Это некий промежуточный диалект, «суржик».  Очевидно, область, населенная этим племенем, была изначально населена некой смесью племен, как славянских, так и балтийских (и финно-угорских тоже!), что уже ко времени Рюрика произошла некоторая ассимиляция, в результате которой кривичи сохранили балтские антропологические черты и культурные традиции (раскопки могильников), но переняли славянский язык, хотя и видоизменив, «переработав» по себя. Тогда и территорию кривичей мы обведем «балтийским» овалом, построив «мостик» к голяди. Кстати, таким образом получилось, что из четырех призвавших варяга-Рюрика племен одно – славянское, одно – балтское и два – финно-угорских. Что это, как не свидетельство того, что варягов призвало не племя, не народ, а территория?

Черным я нарисовал финно-угорский ареал обитания, зеленым – балтский, а красным – славянский. Еще одна картинка более красочна – там как раз нарисованы описанные в ПВЛ «наши» народы и их соседи.

По границам «розового» - восточнославянского ареала мы видим повсеместный «гребешок» - территории, где разноязычные племена живут совместно. Как такое может быть?

                Ничего страшного в том, что на одной территории проживают разные этносы, нет. Тем более в нашем случае, когда история, культура, привычки этих этносов определены географией. Разным остается только язык, но это – дело времени. В ситуации, когда нет других, кроме языка, отличительных черт, язык рано или поздно смешается; получится новый язык и новый этнос. Какие черты он в себя вберет? Очевидно, обоих «родителей». А язык может трансформироваться как в один из языков «родителей», так и в нечто среднее, с преобладанием того или иного – в зависимости от количества носителей языка и от их «напористости», «пассионарности».

                Пути языковой ассимиляции очень хорошо видны на Балканах. Самый красивый пример – Дунай; Болгария и Румыния, лежащие по разным сторонам этой великой реки. Болгарская история ведет свой отсчет от хана Кубрата, властителя полулегендарной Великой Болгарии, располагавшейся в Причерноморских степях. Праболгары Кубрата – тюркоязычные кочевники, увлеченные грандиозным потоком гуннов, принесенные в эти места этим потоком, но зацепившиеся и осевшие там. Но следующий поток аваров сгоняет их с места и уносит праболгар хана Аспаруха на Дунай, где уже идут свои процессы ассимиляции – незадолго до того пришедшие туда славяне смешиваются вовсю с жившими там всегда многочисленными племенами фракийцев. В результате всего этого получается славянская православная Болгария, ведущая свою историю от праболгар, которые не были ни славянами, ни христианами. Следы смешения удивительным образом несет в себе болгарский язык – абсолютно славянский по своей лексике, он не похож ни на один славянский язык по своей грамматике; наверное, поэтому он так сложен для изучения нашими соотечественниками, несмотря на отсутствие необходимости заучивать слова. Соседняя Румыния еще интересней: там не было Аспаруха, но, так же, как и в Болгарию, туда пришли славяне и начали свое смешение с обитавшими там даками. Только даки оказались более стойкими, нежели фракийцы, и славянам не удалось навязать им своего языка. Современный румынский язык имеет в своей основе «народную латынь» даков времен Римской Империи, процентов на 30 разбавленную славянизмами. Но тут славянские корни в ассимиляции проявились удивительным образом: румынская латынь обрела славянскую, кириллическую письменность, а с ней вместе конгломерат «даки-славяне» получил православие. Это просто два примера процессов ассимиляции, не более.

                Если вы вспомните первый очерк, где мы говорили об истории вообще, там мы ее сравнили с воспоминаниями конкретного человека. Процессы ассимиляции тоже проще понять на примере семьи. Представьте себе мужа и жену, достаточно близких по своим взглядам, но все же существенно разных. Оно и понятно: притягиваются разноименные заряды (смайлик), абсолютно во всем совпадающие взгляды супругов – нонсенс. Они должны быть разными, иначе им будет неинтересно друг с другом, и брак будет обречен. А представьте себе семью, в которой муж и жена говорят на разных языках, принадлежат разным культурам? Для детей в такой семье ( я писал о такой семье в «Полумесяце») это двойной шанс – прикоснуться к обеим культурам и выбрать себе лучшее из них. Разговоры в таких семьях ведутся, как правило, на двух языках – с матерью – на ее языке, с отцом – на его. Дети всяко будут двуязычными, и им лишь останется выбрать для себя основной язык в зрелости. А что, если родители по-разному религиозны? Да тоже ничего. Если, конечно, они не фанаты, то есть, не душевнобольные.

                Ровно то же происходит и с народами, живущими вместе. Раскопки Ростова Великого показали там наличие двух концов – славянского и мерянского (чудского). И княжеской резиденции слегка поодаль. Были ли конфликты между этими концами? Очевидно, были, как между мужем и женой в любой семье. Думаю, что вряд ли из-за языка. Конфликты ровно того же свойства, что и конфликты между новгородскими пятинами – за землю, влияние, те или иные предпочтения в торговле. То есть, никак не этнические. Этнических конфликтов не было даже тогда, когда Русь приняла христианство: Чудский конец сохранял языческое капище до 12-го века. Мог мерянин и жениться на русской, а русский – на мерянке; в любом случае муж уводил невесту к себе. Единственной условностью было обставлено принятие христианства меряниным: в этом случае он автоматом становился русским и должен был уйти жить на славянский конец. Но даже тогда, когда религии стали различаться, это не мешало Ростову собирать совместное ополчение мерян и славян против внешнего врага.

                Разница вероисповедания – сложный вопрос в процессе ассимиляции. Но он сложен с сегодняшней точки зрения; тысячу лет назад это выглядело существенно проще. История религии прошла три глобальных стадии: анимизм – политеизм – монотеизм. Верования древних людей были максимально приближены к природе: раз яблоня у моего дома дала хороший урожай, значит, она благоволит мне. Значит, у нее есть душа. Неурожай – обиделась, надо ее задобрить. Собственно, одушевление растений, предметов, явлений, которые могут повлиять на жизнь, и есть анимизм. А если все яблони в окру́ге стоят пустые? Значит, обиделись не яблони, а та, высшая яблоня, которая ими управляет. Так и появляются боги, отвечающие за комплекс явлений, командующие «анимистическими душами» предметов и явлений. Это и есть политеизм, содержащий пантеон богов, ответственных за те или иные природные явления – солнце, тьму, подземное царство, молнии. Самые опасные или самые значимые из пантеона становятся верховными божествами. Но солнце, гром, дождь – все это общие явления; это приводит к тому, что верования отличаются своей формой, объект же поклонения не является чем-то исключительным ни для одной политеистической религии. Названия богов разные, да. Но так и языки разные. Так что для народов, исповедующих политеизм (а тем более, анимизм) нет нужды спорить друг с другом – объект поклонения один. Поэтому греческие полисы расселяются по всему побережью, не встречая сопротивления туземцев – боги одни, названия разные. С единственной оговоркой – когда вы не стали строить полис на месте священной рощи. (См очерк о Москвитине). Или когда не вывезли «Золотую Бабу» на переплавку. Но переплавка идола на монеты – вопрос уже не религии, а жадности. А так – финикийский Баал вполне себе похож на греческого Зевса или римского Юпитера – нет повода для драки. Любая политеистическая религия очень открыта, она не содержит никаких тезисов к неприятию иной политеистической религии.

                В нашем случае верования что славян, что варягов, что финнов, что балтов – языческие, политеистические. Значит, препятствий к ассимиляции они не могут содержать. Но и монотеизм на ранних стадиях не сильно агрессивен: во-первых, любая монотеистическая религия, особенно, христианство, содержит прямую отсылку к политеизму. Пантеон языческих богов заменяет в христианстве пантеон святых, ответственных за то или иное направление (Св.Пантелеймон покровительствует врачей, Св. Николай – путешественников и моряков и т.д), ту или иную территорию (Св. Патрик – Ирландию, Св. Георгий – Москву). А во-вторых, в те времена очень сильна была связь всех основных религий с первоисточником – Библией. Библию признают и христиане, и мусульмане, и иудеи. Приняв христианство, русские купцы получили бонус, они стали для арабов Халифата «почти своими», как «люди Книги». Градация по религиозным взглядам, особенно на Востоке, в те времена - трехуровневая (для персов – «свой» = мусульманин, «почти свой»= христианин или иудей, и «чужие» - все остальные). И так оно и сохранялось ровно до тех пор, пока религия соответствовала просто вере и не являлась элементом политики или идеологии, не требовала «привести под свои знамена» как можно больше народа, чтобы через религиозные тезисы диктовать право или власть. Кстати, разница «свой» и «почти свой» все же имела значение. Недаром верхушка Хазарского Каганата приняла иудаизм (единственный в истории случай принятия иудаизма не евреями) – только для того, чтобы быть «своими» для еврейских купцов, обеспечивающих главный товарный поток в Персию и на Ближний Восток.

                 Итак, ассимиляция народов идет сама по себе; нет никаких внешних ограничителей. Нет никакой этнической подоплеки занятиям и торговле у всего населения, только природные особенности. И вся территория, населенная финнами, балтами и славянами действует заодно, перемешиваясь внутри себя. Даже внешнее правление приглашают вместе – словены, кривичи, чудь и весь. Так? Тогда давайте посмотрим, что вокруг всего этого происходит в мире.

                Первоначальный летописец и тут дает подробную картину окружающей Древнюю Русь географии, что сразу же вызывает споры и критику исследователей. Не буду даже обременять читателя цитатами и их разбором. Из контекста «ПВЛ» я совершенно уверен, что первоначальный летописец  преследовал совсем иную задачу – показать место славян и «нас вообще» в библейской иерархии народов, произошедших от «колен» Ноя. Что же касается конкретных имен этих народов, то он просто пользовался некими общеупотребимыми названиями, зачастую – собирательными. Примерно как сейчас словом «русские» обозначают на западе всех жителей бывшего СССР, и вы можете сколько угодно бить себя в грудь кулаком в Америке, что вы – еврей из Одессы, вы все равно будете русским. Не уличайте Нестора (или Сильвестра) в незнании – для него валахи это все жители бывшей Римской Империи. Как не надо удивляться и агнянам, которых Лихачев переводит как «англы», хотя летописец помещает их и в Англию, и в Данию. Данов у него нет, и вот начинаются споры, что Дания – место исхода англов на пути на острова… Проще. Агняне – характеристика, типа, «огненные», рыжие. Как и русы. Но это чуть позже. Сейчас нам интересна фраза о дани: «Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали с поля, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма». На рисунке это выглядит так:

Красным я обвел территории, что платили дань варягам, черным – хазарам. Давайте посмотрим, кто те и другие.

Варяги. Смотрим ПВЛ. «Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской. Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым». В этом месте варяги отделяются и от шведов, и от норманнов, и от руси. Другое место, факт призвания варягов, описывается так: (862 год). «Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти». Явная путаница, да?  Тогда будем сами разбираться. Во-первых, варяги – они из Скандинавии и из-за моря, очевидно, Варяжского.  Кроме, как на Руси, понятие «варяг» встречается и у византийцев – с 11-го века скандинавские «варанги» - особый отряд на службе императора. Исландские саги говорят о том, что некоторые викинги вступали в отряды варягов (вэрингов), находясь на службе в Византии. Мне кажется, не будет столь уж бездоказательно отождествить понятия викингов и варягов; возможно, второе надо считать частным случаем первого: варяг – это викинг, поступивший на службу. Не обязательно в Византию, раз есть варяжские дружины и на Руси. То есть, любой варяг – викинг, но не любой викинг – варяг, а только тот, кто нашел себе службу. Для уточнения – викинг – скандинав (норманн), а служба – не в Скандинавии (на Руси, в Византии). Тогда немного о викингах. Их история хорошо описана – слишком много шуму они наделали по всему миру. Настолько хорошо, что есть дата начала эпохи викингов - 8 июня 793 года, когда викинги напали на монастырь Святого Кутберта на острове Линдисфарне у восточного побережья Англии. Есть и дата конца эпохи викингов – дата гибели норвежского конунга Харальда Сурового Правителя в битве у английского города Стамфордбриджа в 1066 году. Три столетия скандинавские «пираты» наводили ужас на Западную Европу, освоив и заселив Исландию и Гренландию и добравшись да Канады. Стать викингом означало тогда собраться в поход на своем судне за богатой добычей и славой. Приведу большую цитату из Дудона Сент-Квентинского («О деяниях норманнов», предположительно 1015 год): «Эти народы возбуждаются горячительным излишеством и, растлевая как можно больше женщин чрезвычайно возмутительным образом, производят бесчисленное множество детей в браках, так постыдно заключенных. Когда это потомство вырастает, оно заводит споры из-за имущества с отцами, дедами и между собой, так как численность его очень велика, а земля, ими занимаемая, не может их пропитать. Тогда это множество юношей бросают жребий, кто из них, по древнему обычаю, должен быть изгнан в чужие края, чтобы мечом завоевать себе новые страны, где они могли бы жить в вечном мире. Так поступали геты (Gete), они же и готы (Gothi), обезлюдив почти всю Европу, до тех пор, где они остановились ныне… Покидая свою землю, они направляют свою волю на смертоносное нападение на народы. Отцы их гонят, чтобы они набрасывались на царей. Их отсылают без всякого добра, чтобы они на чужбине добыли себе богатство. Их лишают родной земли, чтобы они разместились спокойно в чужой. Их изгоняют на чужбину, чтобы они обогащались оружием. Вытесняют их свои люди, для того чтобы с ними делили имущество чужое. От них отмежевывается собственная родня, да возрадуются они имуществу чужестранцев. Их покидают отцы, не должны их видеть матери. Возбуждаются мужество юношей на истребление народов. Отечество освобождается от излишка жителей, а чужие страны страдают, безобразно наводненные многочисленным врагом. Обезлюживается все, что попадается им на пути. Они едут вдоль морских берегов, собирая добычу с земель. В одной стране они грабят, в другой – сбывают. Проникши в гавань мирным путем, они отплачивают насилием и грабежом»

                То есть, викинг – любой скандинав знатного происхождения, изгнанный или ушедший из семьи за неимением средств к существованию, дабы эти средства добыть в бою, грабежах или торговле награбленным. Значит, викинг уже не этническое понятие. Но если тебя, как викинга, приняли на службу - охранять от набегов других викингов или хазар, перевозить товары, судить – то ты стал варягом. А хоть бы и князем, ибо это и подразумевается, как мы говорили выше, под словами «платить дань». Ключевский спорит с отождествлением понятий викинг и варяг: «В отличие от викингов и норманнов в Западной Европе — пиратов и береговых разбойников, варяги в русской истории — в первую очередь, вооружённые купцы, включавшие в себя, по свидетельству Титмара Мерзебургского, «проворных данов» (ех velocibus danis), и неких беглых рабов неизвестного происхождения, преимущественно занимающиеся торговлей по Варяжскому пути. Оседая в больших торговых городах по этому пути, варяги встречали социально родственных местных вооружённых купцов и смешивались с ними, вступая в торговое товарищество с местными или нанимаясь за хорошую плату защищать местные торговые пути и торговых людей, то есть конвоировать торговые караваны». (О.В. Ключевский, Курс русской истории. Лекция IX). Но, как мне кажется, одно другому никак не противоречит. Тогда получается, что варягом мог стать любой скандинав-викинг, согласившийся служить за плату туземцам. Не понравилось туземцам (балтам, финнам и славянам) – прогнали варяга. Стало без него еще хуже – снова позвали. Откуда позвали? Из-за моря. Тогда снова вспоминаем очерк пятый, где я рисовал пути из варяг в греки. Помните, где начинаются они? На острове Готланд, где сосредоточена вся морская торговля. Но вот кого именно позвали кривичи, словене, чудь и весь – непонятно, ибо на Готланде могли быть и даны, и норманны, и свеи. Русы? Нет, об этом чуть позже. Но и с Киевом тогда связь понятна – вспоминайте картинку.

Давайте совместим первую картинку со второй. Чудь, весь и словене на путях 1, 1А . Кривичи – на путях 1А и 2. Всё встало на свои места. И с данью понятно, и с национальностью Рюрика не важно. Он только играл свою роль, отведенную ему призвавшими его племенами. Как и десятки других князей-варягов, то призванных, то высланных. Рюрику повезло, он остался в истории.

                Давайте теперь посмотрим на юг. Там «… хазары брали с поля, и с северян, и с вятичей». Кто тогда такие хазары? О происхождении хазар не так много известно – это кочевое тюркоязычное племя, первоначально обосновавшееся в современном Дагестане, в районе Дербента. Кочевое движение вынесло хазар в Прикаспийские степи, в низовье Волги, где они и основали свою первую столицу – Итиль. Возвышение хазар связано с экспансией Тюркского каганата – громадной империи, столь быстро овладевшей огромными территориями от Алтая до Кавказа, сколь, впрочем, быстро и развалившейся, как и все гигантские империи, но в своем пике контролировавшей значительную часть Великого Шелкового пути. Занимая территорию от низовий Волги и до Черного и Азовского морей, Хазарский каганат стал контролировать как окончание Волжского торгового пути, так и низовья Дона, то есть, связку Каспийского моря с Черным через Азовское море и короткий волок – нынешний Волго-Дон.  В этом состоянии и застает наша история Хазарский каганат. На Дону, для контроля водного пути из Черного моря в Каспий, хазары ставят вторую столицу – Саркел, а на месте современной Тамани – город Самкерц, для контроля Керченского пролива. Кочевые хазары, как и любые кочевники, строят свою экономику на грабеже попавших в сферу их влияния оседлых народов:

                Внешние границы каганата условны, это не границы государства в прямом смысле, это границы сферы влияния. Но, осев в ключевых точках товарного потока, хазары очень быстро из кочевого народа превращаются в полуоседлый: грабить караваны на путях выгоднее, чем собирать с многочисленных «дымов» полян монетки и белки. А еще выгоднее не грабить, а брать плату за проезд: хоть разовая выручка и меньше, зато поток постоянен. Так Хазарский Каганат из скопления степняков-грабителей становится полноценным государством, живущим за счет транзита товаров по его территории, а главные города – Итиль, Саркел и Самкерц – пунктами сбора платы за пропуск караванов по, соответственно, Волге, волоку Волга-Дон и Керченскому проливу. Дань же, наложенная на примыкающие к Каганату славянские племена – плата последних за «мир», за ненападение и защиту от других степняков. Как только такую защиту смог обеспечить Киев, для хазарских данников славян встал чисто экономический вопрос, что выгоднее – дань хазарам, или плата киевскому князю. С моей точки зрения, цены сопоставимы, и вопрос не всегда решался в пользу последних.

                Но усиление Киевской Руси не могло не привести к попыткам, во-первых, «снизить плату за проезд», а во-вторых, вытеснить хазар из ключевых мест с тем, чтобы поставить туда своих сборщиков платы. Что киевские князья последовательно и делают, образуя, со временем, русские эксклавы в ключевых местах. В отвоеванном у хазар устье Днепра ставится крепость Олешье , а с разгромом Святославом Игоревичем Хазарского Каганата в 968-969 гг на месте Самкерца появляется княжество Тмутаракань, а на месте Саркела – крепость Белая Вежа. Расположение этих крепостей – прямое указание на важность путей, на которых они стоят: спускаясь по Днепру от Киева, вы входите в Черное Море (Олешье), вдоль его берега подходите к Керченскому проливу (Тмутаракань) и по Азовскому морю выходите в Дон, где волоком (Белая Вежа) переходите в Волгу, чтобы спуститься в Каспий и Персию.

                Говоря о Хазарии, нельзя не вспомнить еще об одном ключевом соседе – Волжской Булгарии. Прародители болгар (праболгар) и хазар – одни и те же, это – тюркоязычные кочевые племена, принесенные из недр Азии гуннами, и «зацепившиеся» за Причерноморские степи. Великая Болгария хана Кубрата – западный сосед Хазарии. Но новые пришельцы степей – авары – проходят через мощную Хазарию, а вот Великую Болгарию заставляют сдвинуться. Как мы видели выше, большая часть болгар уходит с ханом Аспарухом на Дунай. Другая часть пытается зацепиться за свое место, но то ли растворяется в аварах (или сдвинувших последних венграх), то ли ассимилируется хазарами. Третья часть, хана Котрага (и Аспарух, и Котраг – сыновья Кубрата), решила уйти на восток, на Волгу. Эти болгары занимают достаточно большую территорию средней Волги (от примерно Ульяновска, то есть, непосредственно от границы зоны контроля Хазарии) и вверх по Волге и Каме. Таким образом, волжские булгары получают контроль над путями с верхней Волги (Ополья, Твери и, в конечном счете, Новгорода) и с верховий Камы (то есть, из Перми и Югры) в Персию. Но, как мы уже видели, эти территории заселены финскими племенами; как в Дунайской Болгарии происходит взаимная ассимиляция болгар со славянами, так на Волге и Каме происходит ассимиляция болгар с финно-уграми. Следы этой ассимиляции сразу отличают Волжскую Булгарию от родственной и такой же транзитной Хазарии, хотя Булгария некоторое время находится в вассальной зависимости от Хазарии (обе контролируют один из путей – Волжский, главный). В отличие от оставшейся кочевой по своей сути Хазарии (несмотря на полуоседлость – наличие крепостей, на территории Хазарии практически нет находок, относящихся к исключительно хазарам) живущей исключительно транзитом и данью, Волжская Булгария изобилует раскопками домниц, находками лодок, плотбищ и т.д. Очевидно, что все те преимущества оседлой жизни, о которых мы писали, говоря о славянах, балтах и финнах, с ассимиляцией получает от последних и Волжская Булгария, сохранив от первых (болгар) язык и название. А Болгар – столица Булгарии – становится еще одним торговым центром, большим и известным в Персии, на великом Волжском пути, неся в себе черты совершенно похожего на славянские и финские поселения, в отличие от хазарских Итиля и Саркела – поселений совершенно степных. И это при том, что хазары и праболгары – родственники, соль же близкие, как, например, балты и славяне. Так что, все дело в финнах и ассимиляции с ними, нет? Но это вторая причина, первая – география: сама Волга и путь по ней.

                Говоря о Хазарии и Волжской Булгарии в контексте процессов ассимиляции, стоит немного остановиться на религиозной части. Хазария, как мы видели, исповедует иудаизм. На самом деле, иудаизм исповедует только хазарская верхушка – изначально выходцы из предгорий Дагестана, имеющие свои корневые связи с горскими евреями, достаточно влиятельной этнической группой, существующей и поныне. Само же население Каганата полирелигиозно, тут много последователей и ислама, и христианства, что неудивительно: торговые пути через Хазарию ведут и в Византию, и в Персию. Но всё же я больше склонен считать иудаизм Хазарии чисто торговым следствием – купцы Ближнего Востока, в массе своей – последователи этой веры, и им проще быть «своими» при прохождении Хазарии. Кстати, история сохранила забавный момент – хазарскую миссию Кирилла и Мефодия. В 860-м году (то есть за два года до миссии в Моравию, в результате которой славянская письменность стала распространяться по свету), хазарский каган попросил константинопольского патриарха направить к нему «книжного человека» для теологического спора с иудейским раввином и мусульманским имамом, обещая, что перейдет в религию, представитель которой победит в споре. Дальше мнение участников расходятся: христианские источники (Житие Св.Константина (Кирилла)) утверждают, что Кирилл наголову разбил оппонентов, еврейские источники говорят, что всех уделал раввин. Что там было, мы не знаем, но каган иудаизма не оставил. Отголоски этого спора, возможно, есть в истории выбора религии Св. Владимиром, хотя, возможно, устраивать такие диспуты было в практике властителей тех времен.

                 Еще одна интересная ремарка о языковой ассимиляции. Кирилл и Мефодий – выходцы из Солуна (Салоник). Многие исследователи их деятельности сходятся во мнении, что они были славянами, хотя прямого указания на это нет. Этот вывод делается на том основании, что стиль трудов просветителей указывает на владение ими славянским языком, как родным. Но Солун тех времен – двуязычный город, основное население которого состоит из греков и славян поровну. Мне кажется, что грамотный Солунский горожанин тех времен запросто мог владеть обоими языками, как родными. Учитывая необычайную «книжность» Кирилла, вряд ли стоит в этом сомневаться относительно него. Так что у нас нет оснований считать Кирилла и Мефодия славянами, как и греками, что нисколько не умаляет сделанного ими. Что же касается хазарской миссии, то «Житие…» говорит, что еврейский язык Кирилл выучил по пути, в Корсуни. Все, конечно, может быть, особенно у такого талантливого человека, как Кирилл, что короткая остановка в Корсуни позволила ему овладеть языком на уровне, годном для теологического спора. Но третья по величине диаспора в Солуне тех времен – еврейская. А учитывая «книжность» и т.д., вряд ли можно ожидать, что такой человек, как Кирилл, его не знал изначально.

                Что же касается религии Волжской Булгарии, то тут все просто: путь, который контролирует Булгария, ведет по Волге в арабские страны, в Персию. У купцов-булгар нет иного выбора, как принять ислам, просто чтобы торговать на арабском востоке в ранге «своих». Волжская Булгария принимает ислам в начале 10-го века. Но это не значит, что население Булгарии принимает ислам поголовно; в Булгаре мы видим и руины греческого храма, а такое племя, как сувары вообще уходит из Булгарии в междуречье Волги и Свияги, чтобы не поддаться чуждому влиянию (как у нас раскольники потом, да?) Сувары, кстати, считаются прародителями современных чувашей, в то время, как волжские булгары вообще – прародителями татар (наших, казанских). У принятия ислама Булгарией есть еще одна причина – политическая. Таким образом Булгария подчеркивает свою независимость от Хазарии, в вассальной зависимости которой находится долгое время. Сменить или реформировать религию – известный способ «отложиться» от бывшей метрополии, используемый всегда и повсеместно в обретших независимость странах; кое-где эти процессы мы можем наблюдать сейчас в он-лайн режиме. Но все же, как мне кажется, торговая (а, значит, географическая) причина принятия ислама Булгарией перевешивает все остальные. Как и принятие иудаизма Хазарией.

                А что тогда с религией на Руси? Связи и направления торговли, как мы видели, у Руси разнообразны. Основные направления – мусульманский восток (через транзитную иудейскую Хазарию) и христианская Византия. Северо-западные и северо-восточные области с точки зрения религии не важны – там преобладает язычество, то есть, политеизм, а он, как мы видели, открыт. Иудаизм для Руси вряд ли подходит, он нужен только для хазарского транзита, а Хазария год за годом слабеет, в первую очередь, под русскими же ударами. Ислам и христианство, похоже, равнозначны, хотя поток товаров в исламский мир пока преобладает. Но, при относительном равенстве внешней географии торговли на первый план выдвигаются внутренние связи и идеология. Развитие событий, предшествовавших принятию христианства, доказывают это со всей очевидностью. В это время (середина-конец 10 века) на Руси уже вовсю идут междоусобицы (кстати, еще одна возможность потратить серебряные дирхемы – нанять варягов); сам Владимир – Креститель оказывается на киевском престоле в результате изгнания оттуда брата – Ярополка. Владимиру нужно дать населению какое-то более веское основание считать себя князем всех. И такое основание может дать религия. Но, придя на место Ярополка он видит, что Киев уже во многом христианский; Ярополк, по всей видимость, принял христианство до него. А в его дружине – новгородцы и прочие северные люди, да варяжские наемники. И все они – язычники, пантеон которых содержит огромное множество богов. Тогда и решает Владимир реформировать язычество, «стандартизировать» его, сократив количество богов до шести, но приемлемых для всего населения. А заодно и противопоставить эту «новую старую» веру Ярополкову христианству. Тогда он и сносит христианский храм (раскопки со следами фресок) и ставит там пантеон из шести идолов. Кстати, не факт, что Ярополково христианство было греческого канона: известны его тесные контакты с латинским западом. Но из этой истории ничего не выходит: новая религия принимается населением, как ересь; население объединяется, скорее, под знаком неприятия реформированной религии. Вот тогда он и решает сделать общую, объединительную идеологию-религию на базе монотеизма.

                История «выбора» религии описана в «ПВЛ» столь же подробно, сколь и анекдотично. Чего стоит только отвержение ислама и иудаизма по причине необходимости обрезания и неядения свинины. Вообще, вся критика там сводится не к положениям той или иной религии, это не теологический спор, а сплошная «бытовуха» на темы что можно есть или пить, а с кем спать, в отличие теологического спора у хазар. Это, как мне кажется, прямое подтверждение того, что Владимиру нужна не религия, а только факт существования религии, приемлемой для всех, но позволяющей использовать ее как некоторый объединительный, легитимирующий лозунг, содержание которого не сильно важно. Но за этим текстом есть несколько интересных моментов: ислам предлагается ему волжскими булгарами, а иудаизм – хазарами. Еще интереснее отвержение латинской веры – не на базе критики последствий, а просто потому, что «Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого». И действительно, посольство германского императора с предложением принять христианство латинского обряда было уже в 962 году у Ольги; послано оно было с миром, но жестко, обратно. Владимир принимает решение крестить Русь по греческому обряду; в принципе, решение на 50 процентов разумное с точки зрения географии, но ислам, как мне кажется, тоже имел все шансы. Представляю, какую работу над собой проделал Владимир, отказавшись в христианстве от пяти жен и 800 наложниц («Был же Владимир побежден похотью, и были у него жены: Рогнеда, которую поселил на Лыбеди, где ныне находится сельцо Предславино, от нее имел он четырех сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода, и двух дочерей; от гречанки имел он Святополка, от чехини – Вышеслава, а еще от одной жены – Святослава и Мстислава, а от болгарыни – Бориса и Глеба, а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц. Был он такой же женолюбец, как и Соломон») в пользу тезиса «Руси есть веселие пить: не можем без того быть». Что поделать – чудовищный, конечно, выбор, но приоритеты есть приоритеты. Опять же, общественное выше личного.

                Есть еще один тезис, связанный с необходимостью официальной религии, весьма спорный, конечно, но возвращающий нас к товарным потокам и путям. Введение «официоза» всегда рождает противодействие. Конечно, десять заповедей никто не отменял, но если по ту сторону «линии фронта» иноверцы-язычники, еретики или раскольники – любая религия тех времен оправдает пленение в бою таких соперников; а, победив рать, можно пленить и мирное население, получив рабов. А это уже весьма ценный товар. И уж если пленницей нельзя воспользоваться, как наложницей, то уж продать-то за дирхемы арабу ее точно можно.

                Я думаю, читатель устал смотреть этот текст по диагонали в поисках ответа на продекларированный вопрос. Ну хорошо, словены, поляне, кривичи, весь да меря. А также булгары, хазары, варяги. А русь-то где? Или кто?

                Первоначальный летописец дает нам разные ответы на этот вопрос. В одном месте он говорит, что русь – скандинавское племя, такое же, как, например, свеи или варяги, живущее за морем. В другом месте он впрямую отождествляет слово русь со словом варяги. В третьем месте он говорит, что пришли три брата и взяли с собой русь. В этом месте под словом «русь» он, очевидно, понимает Рюрикову дружину. Эти места я уже цитировал в тексте выше. Есть четвертое место, и именно оно, как мне кажется, больше всего раскрывает смысл этого понятия. «И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью». (О Вещем Олеге). Здесь русь – собирательное название Олеговой дружины, не делающее различия по национальности. Русь тут и славяне, и варяги.

                Всё же во всех четырех местах русь ассоциируется летописцем с варягами; хоть последнее место нам и нравится больше, варяги там всё равно присутствуют. Но еще интереснее свидетельства «соседей» – арабов и греков – данные во времена, когда Рюрика еще не было. В 40-х гг. IX в. уже цитировавшийся Ибн-Хордадбех ( в «Книге путей и стран», там где три славянских центра) пишет, как о чем-то обычном и давно установившемся, о «пути купцов Русов, а они принадлежат к славянам» по Черному морю в Византию («Рум»), по Дону и Волге в Хазарию и далее в Каспий. «Житие Георгия Амастридского» повествует нам о том, что в 840-х гг византийские владения в Малой Азии (город Амастрида, сейчас- Амасра в Турции) подверглись «нашествию русов». В этом документе, кстати, звучит интересная фраза про русов: «как все знают». «Было нашествие варваров, росов - народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого». Житие написано диаконом Игнатием, умершим в 845 году, так что никак не позже этого года. «Житие Стефана Сурожского» повествует нам о набеге на рубеже 8-9 веков русского князя Бравлина на Сурож: «По смерти же святого мало лет минуло, пришла рать великая русская из Новаграда. Князь Бравлин, очень сильный, пленил от Корсуня и до Керчи. Подошёл с большой силой к Сурожу, 10 дней бился зло там. И по истечении 10 дней Бравлин ворвался в город, разломав железные ворота». Конечно, эта цитата, скорее, легенда: «Житие» написано в  1318 году, через 500 лет после смерти Святого. Но все же легендам нужно немного верить. Самое интересное находим в «Бертинских анналах» (летописный свод Сан-Бертинского аббатства, северо-запад Франции). Это первое точно датированное - 839 год - упоминание о росах (руси): «С ними [послами] он [Феофил, император Константинопольский] прислал ещё неких [людей], утверждавших, что они, то есть народ (gens) их, называются рос (Rhos) и что король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. В упомянутом послании он [Феофил] просил, чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться». Речь тут идет о том, что некие послы росов прибыли в Константинополь к императору Феофилу. Но, по каким-то причинам, не смогли вернуться прежним путем, поэтому Феофил посылает их «кружным» путем, через Франкское государство, вместе со своим посольством к «брату» Императору Людовику I Благочестивому, сопровождая их письмом с просьбой принять как послов и отправить восвояси. Людовик заподозрил в росах свеев (шведов) и задержал, что немудрено, если среди послов были варяги. Но упомянутый король росов зовется тут хакан, т.е каган; учитывая близость и зависимость юга Руси от Хазарии, трудно заподозрить, что росы тут скандинавы.

                Мне кажется, что единственным разумным объяснением на тему кто такие русы, росы или русь, может быть только одно: это собирательное название всех тех славянских, балтских и финских народов, о которых мы пишем, сопровождаемых наемными скандинавскими воинами. Также, как варяги - все путешествующие и служащие в других странах скандинавы, будь то свеи, даны или еще кто; также, как агняне – «рыжие» северо-западные жители, также, как германцы – десяток разных племен, так и русы это все, кого мы перечислили ранее (до хазар и булгар). Как иностранцы теперешние зовут русскими всех жителей бывшего СССР, так и иностранцы конца первого тысячелетия так звали всех жителей описываемой нами территории. Конечно, значение слова «русь» менялось со временем, поэтому не стоит критиковать первоначального летописца за разные его трактовки. Возможно, русь первоначально и определяла дружину варягов, но очень быстро стала характеристикой всего населения территории, благо, соответсвовало внешнему виду всех трех типов населения, и славян, и финнов, и балтов – русые. Как агняне – рыжие. Потому и прижилось.

                Уфф. Можно переходить к конкретным путям. Продолжение следует.

Василий Киреев.