Историко-географический обзор ВВП. Очерк седьмой. "Обустройство путей и волоков". Часть 2. Пути и волоки.

 Очерк 7, «Обустройство волоков». Часть 2. Пути и волоки.

В начало (Очерк 1. "Вступление")

К предыдущей статье (Очерк 7.  «Обустройство волоков». Часть 1. "Суда").

                Итак, у нас есть суда. Давайте посмотрим, как на них можно пройти по рекам и волокам, какая нам потребуется помощь, как и кем она может быть предоставлена по пути.  В этом очерке мы постараемся опереться на один, конкретный волок – Пёзский. Во-первых, сам этот волок включает очень многие (все, практически) элементы его обустройства; длительность его существования позволяет проследить и динамику изменения этого обустройства. Во-вторых, он находится достаточно далеко от центров цивилизации, чтобы сохранить эти элементы в неразрушенном виде. Ну а в-третьих, в 2012-м году мы прошли этот волок с экспедицией, так что у меня не будет нужды фантазировать – описанные элементы (частично, конечно) мы видели собственными глазами. Но, конечно, не только этот волок будет нам помощником: кое-что мы подсмотрим и в других, также посещенных нами, местах.

                Для начала, я приведу схему этого волока. Этот путь соединяет нижнее течение Мезени – поморскую территорию – с нижнем же течением Печоры и служит альтернативой морскому пути; эта альтернатива участка Мангазейского морского хода, а значит, везется оттуда пушнина. Хотя, как увидим ниже, не только. В более поздние времена (конец 15 века), с открытием Цилемских заводов, это самый прямой путь с Цильмы в сторону Северной Двины, позволяющий везти оттуда медь. В еще более поздние времена (18-19 века) это связка двух частей Архангельской губернии – собственно Архангельска с Печорским краем.

" 

Цифрами на карте я обозначил разные участки пути: 1 и 5 (Пёза и Цильма) – это достаточно полноводные и спокойные реки, соответствующие 1-му типу движения из первой части этого очерка. 2 и 4 – узкие и порожистые Рочуга и Чирка (тип 2 из классификации первой части). Ну а 3 – сам волок (тип 4 из классификации первой части). Его мы приблизим и рассмотрим, когда дойдем. Незримо тут присутствует и последний тип – морской (тип 3): что Мезень, что Печора в этих местах широки и полноводны, что твое море; и от берега до берега тут пара верст будет, да и волну ветер может разогнать нешуточную.

                Пусть вы в Мезени на своем носаде, у вас человек 15 экипажа, и вам нужно в Печору. Я не сказал, в каком это веке? Так это не сильно важно, разве что города Мезени может еще не быть. Ну, так Окладникова Слобода тогда, или Сокольня. Первые встреченные жители сразу придут вам на помощь (тут во все века так по определению), поцокают языками и дадут совет не идти прямо сейчас, а дождаться прилива. Приливное течение повернет реку Мезень вспять, и вы по течению подымитесь до самой развилки с Пёзой, где Лампожня. А повезет с ветром – еще и паруса поднимите. А в Лампожне вам всяко остановиться надо – развилка, пост. Так и долетите вы до Лампожни, не заметив этих семидесяти верст. Добрый усталый пограничник проверит ваши пропуска в погранзону (он уже устал за сотни лет удивляться и задавать вопрос самому себе – с кем это у нас в Мезени граница), да отпустит с миром. И таможня даст добро – ценный товар вы повезете на обратном пути, тогда и оставите десятину. Но имущество ваше все-таки перепишет, как и регистрационные номера ваших транспортных средств, открыто удивляясь притом — зачем? Но положено. И тоже скажет: "Ступайте с миром". Только даст вам совет: возьмите, скажет, провожатых – путь-то не близкий, только к волоку почти пять сотен верст вверх подыматься. Но что вам совет? Вы так легко за сутки пролетели участок широченной Мезени. И вы войдете в Пёзу.

                Паруса придется убрать, теперь они вам понадобятся разве что на Цильме. Но Пёза здесь – широкая, плавная и спокойная. Идете себе на гребле весел… Вот только петляет она отчаянно. Но все же ведет вас на восток, туда, откуда дует сильный и холодный, встречный (противно́й) ветер. Да такой, что порой и не выгрести. Но не страшно: ваша команда сильна. И вы берете в руки бечеву. Отправив часть команды на берег с бечевой, вы сразу обнаруживаете, что идти по берегу легко: трава, как обочины у дороги, скошена, кусты на пути вырублены, а через ручейки перекинуты мостики. И, несмотря на то, что в Лампожне вы отказались от помощи, у первой же деревни (скажем, Бычья или Лобана), вам ее предложат вновь, да причем качественную: до самого Мосеева, а то и дальше, лодку могут вести вверх по течению не только люди, но и лошади. За плату, разумеется.

                Это первый элемент обустройства, встреченный нами  – бечевник. Дорога или тропинка вдоль берега реки, по которой идут бурлаки – явление повсеместное, где по рекам шло движение; там же, где оно было массовым, сохранились и образцы позднейших бечевников. Ниже — замечательное фото бечевника Сайменского канала Прокудина-Горского 1903 года (из Википедии).

В наших краях замечательно сохранился бечевник на реке Тверце – там есть и выложенные брусчаткой участки, и остатки каменных мостиков на ручьях.

(это и следующие фото очерка – автора текста)

Понятно, что все эти сооружения – существенно более поздние; одно дело – артель бурлаков, ведущая по реке «расшиву» грузоподъемностью в 20 тысяч пудов, совсем другое – провести лодку-долбленку. Да и бурлаками крестьян не называли – тогда это был для них совершенно нормальный способ приработка. Кстати, на севере, в поморской гово́ре, есть слово бурлак, но означает оно несколько другое – просто пришлый человек, причем негативный оттенок в нем, если и появился, то совсем в недавнее время. В общем, ваше дело – вести лодку бечевой самим, или нанять мужиков из деревни, мимо которой идете. Нанять сопровождающих на весь путь вам, возможно, удастся, но, скорее, вас сопроводят только на один переход – до «смены», которая будет вас ждать через верст этак тридцать пути. Эта смена уже «отвела» предыдущую, перед вашей, лодку, передала ее «по этапу» и ждет, отдыхая, в условленном месте. Обозначения мест таких смен можно найти и сейчас: крестьянин же никогда не сидит без дела. Вот, поджидая вас, он и мастерит деревянную куклу. Эти куклы называются тут (на Пёзе и в Мезенском крае вообще) захряпками-наряжухами; смастеривший захряпку крестьянин уйдет дальше, а пришедший на его место – подправит, переоденет, а то и подругу смастерит. Так и ухаживают за ними в здешних краях до сих пор. Того же свойства и избушки, в которых вы можете остановиться на ночлег. Эти избушки пережили несколько стадий, от частных и общественных к казенным и снова частно-общественным, я описывал это (как и захряпок) в книге «Пёзский волок», не буду останавливаться тут подробно.  

Но все это – элементы обустройства пути. Значение же бечевников велико: уже начиная с царя Алексея Михайловича появляются специальные законы, посвященные бечевникам, а только перечень законодательных актов, с ними связанных, в «Полном собрании законов Российской Империи» 18-19 веков составляет две страницы. Кстати, самые важные из них – запрет землевладельцам препятствовать движению по бечевникам, разрушать и распахивать их, мешать приставать судам. И даже запрет на то, чтобы брать плату за пользование мостами через ручейки, если они вдруг оказались на частной территории.

                Кто оборудовал эти бечевники? Откуда взялись люди, что предложили вам свою помощь? Так из деревень. Которые, очевидно, были тут испокон века. Люди всегда селились по берегам рек (обсуждали, да?), а ваше движение по путям-рекам (тоже бывшим всегда) дало им еще один заработок, который, возможно, привлек людей дополнительно. Процесс самосогласован. Проведенный мной в той же книге анализ численности населения деревень по Пёзе на периоде наблюдения за ней, показал ее неизменность (с пиками и провалами, конечно). Отчего тогда эту кривую нельзя экстраполировать в прошлое?

                Еще один важный момент, связанный с деревнями (лучше – поселениями). Раз у жителей этих деревень есть дополнительный заработок, значит, они богаче жителей тех поселений, которых основные пути не задели. А теперь представьте себе, что вы – министр финансов. И вы хотите ввести подоходный налог. С кого начнете?

                Так и сделала Св. Княгиня Ольга. Ввела систему погостов (на базе тех самых «речных» поселений) для сбора подушных податей. Первоначально там, где это население богаче, и там, где есть обустроенные пути для сбора этих податей. Так же? Так где? Смотрим «ПВЛ». «В год 6455 (947). Отправилась Ольга к Новгороду и установила по Мсте погосты и дани и по Луге – оброки и дани, и ловища ее сохранились по всей земле, и есть свидетельства о ней, и места ее и погосты, а сани ее стоят в Пскове и поныне, и по Днепру есть места ее для ловли птиц, и по Десне..» (В переводе Д.С.Лихачева). То есть, ловища (охотничьи угодья) у нее есть везде, сани ее во Пскове, а вот оброки, дани и погосты – по Мсте и Луге. Ну, и где основной водный путь? (Я думаю, вас не смутит текст на древнеславянском, где будет не Луге, а Лузи. Это правильно, Луга так и склоняется). Это и было обещанное в очерке пятом доказательство, что путь Мстой и Лугой важнее пути Волховом; по крайней мере, во времена Княгини Ольги.

                Чтобы закончить с бечевниками, упомяну еще один, необычный. Этот бечевник идет по берегам Нижней Тунгуски. Сложенные из округлых камней диаметром 10-40 см полосы вдоль берега так плотно сбиты и отполированы водой, что образуют подобие мостовой. Увы, бечевник этот нерукотворный. Хотя следы прошедших  по нему бечевой —  хранит.

                Долго ли, коротко, но прошли вы четыреста верст по Пёзе, вошли в извилистую, быструю и порожистую Рочугу, поднялись по ней, толкаясь шестами и выскакивая из лодки, чтобы провести ее по порогам, и увидели место волока. Это нам пришлось его искать по описаниям и с воздуха; когда вы идете в 12-м или 15 веке – вы его сразу узнаете, и не обязательно по кресту (его Федотыч в 1992-м поставил). Место, где надо пристать, будет оборудовано. Давайте посмотрим на схему самого волока.

Я раскрасил эту схему разными цветами и расставил цифры, чтобы обозначить разные участки движения, на которых нам потребуется разное «оборудование». Синим цветом обозначены речные участки, где мы едем по воде. Это – основные реки Рочуга и Чирка, и речка (ручей) Рубиха (5), которая может быть вариантом движения. Синий штрих (4) – водой по озерам и короткой (300 м) протоке между ними. Черные звездочки – «барьеры». Тут нам предстоит вытащить (1) лодку из воды на берег или спустить ее снова в воду (7).На красных участках мы едем посуху через лес (2, 4А — если решили не лезть в озера, и 5А). Ну а фиолетовые отрезки (3 и 6А) – это путь, идущий по болоту, где я пока не знаю, едем мы, или плывем. Белый квадратик – некорректная стыковка листов карт программой SAS – Планета. Закрасил, чтобы не смущала. Что ж, так по списку и пойдем. Мы в точке 1.

                Берег здесь достаточно высокий, двумя уступами общей высотой 12 метров он поднимается на плоскую поляну, на которой угадываются контуры изб. Да нет, это у нас они угадываются, у вас – стоят. Стояли они и во времена Шренка в 1837-м (Александр Шренк, «Путешествие к северо-востоку Европейской России…», Санкт-Петербург, 1855), и во времена князя Голицына (1887) («Обозрение Печорского края архангельским губернатором действительным статским советником князем Н. Д. Голицыным летом 1887 года»). И от одной избушки к вам направляются люди – пара дюжих крестьян. Увидев, что лодка ваша мала, а товара практически нет, они кричат куда-то вдаль, что лошадь пока запрягать не нужно, за час – так управимся. А вы подводите лодку к берегу и бросаете мужикам конец.

                Нос лодки утыкается в два бревна, что плавно входят в воду перпендикулярно берегу. Нос лодки заезжает на брёвна, как на рельсы.

– Стой дак! – командует береговой мужик, –  давай людей на угор, к вороту.

Кормщик остается в лодке, остальные же поднимаются на 12-ти метровую террасу к поляне. Идущие из воды бревна, как рельсы, скрепленные между собой, будто шпалами, поперечинами снизу, состыкованы со следующими, которые ведут на поляну. На поляне же, по центру, стоит огромный ворот, к концу намотанного на него каната парнишка лет 15-ти уже вяжет конец – бечеву от вашей лодки.

– Айда к вороту, – командует местный. – Была бы ло́дья большая – коня б впрягли. А так – сами вон, кони. Вытягнем…  Да погодь, не торопись! Экие сверёжие… Смазать нать!

Парнишка тем временем уже подкатил к верхней части бочонок с каким-то бело-желтым, полупрозрачным жиром и начал обильно наносить его на бревна. Другой же также обильно стал смазывать ворот.

– Чем мажешь-то?

– Дак, туком, чем еще? Ах-да, ворвань по-вашему…

Крутя ворот (который ну никак не скрипит), экипаж вашей лодки в считанные минуты поднимает ее на поляну…

                Конечно, я придумал этот диалог. Но, знай я поморскую гово́рю, ох красочным бы я его сделал… Нет, конечно. Ни ворота, ни бревен – «слипов» на волоке уже нет. Есть только описание – у Голицына и Крузенштерна, – что они там были. И рядом с местом, где был ворот, растут три огромные осины. Когда еще не было креста, именно они послужили указателем на волок: общаясь с Н.А. Окладниковым (Царствие ему Небесное), тот самый крест поставившим, я спросил его, что было ориентиром для него. «Три осины», – не задумываясь сказал он, – «их ни с чем не спутать». Действительно, там стоят три огромные осины, вернее, две уже, третья подгнила, и ее сломало. На одной, самой большой – следы от тросов. Старые. До Окладникова точно. Пока наш экипаж отдыхает и наворачивает линду́ (уха из голов сёмги со ржаной мукой; тогда еще можно было ловить сёмгу в северных реках), поговорим об этой, первой части волока. Итак, приспособления – примитивные, слип и ворот. Но позволяют вытащить из воды что угодно. Этот прием – ворот и  бревна-рельсы – распространен везде, где судно надо было вытащить с перепадом высот. Иногда и дальше он продолжался, по всему волоку, если только волок  короткий. Разве что, расстояние между бревнами нужно регулировать. Да смазывать не лениться. Чем смазывать? Ворванью.

                Жирное отступление. Этот продукт явным образом недооценен в нашей истории. Хотя мир его хорошо знает, иначе не истребили бы баскские китобои поголовье китов в Бискайском заливе еще в Средние века, а к 18-му веку – так и во всей Атлантике. Ворвань — жир, добываемый из сала морских млекопитающих (китов, тюленей, белух, моржей, дельфинов), а также белого медведя. Когда мы говорим о жире морских животных, на ум приходят сначала его фармакологические и питательные свойства: люди постарше прекрасно помнят препротивнейший рыбий жир детства; северные же народы, живущие у моря, используют его, как основной элемент пищи. А эскимосы очень любят своё фирменное мороженое — акутак – взбитый жир с ягодами и сахаром (иногда и с рыбой). Оно и понятно – для того морские животные и запасают самое ценное у себя под кожей в виде толстенного слоя жира (иногда до 50% веса морского животного – жир), чтобы не заботиться постоянно о добыче пищи суровой арктической зимой. Или, как горбатый кит, не отвлекаться на еду в процессе длительной миграции. В Архангельске, на набережной Северной Двины, стоит памятник тюленю – «спасителю жителей Архангельска и блокадного Ленинграда». Мало кто знает, что в портовом Архангельске, «воротах ленд-лиза», продовольственная норма соответствовала норме блокадного Ленинграда, а в некоторые моменты и падала еще ниже. Смертность от голода в Архангельске сопоставима с таковой в Блокаду, если вообще ей уступает: от голода умер каждый седьмой довоенный житель Архангельска. Вот тогда архангелогородцы  и вспомнили о своем исконном промысле. А, по снятию Блокады, еще и в Ленинград отправили более тысячи тонн тюленьего жира. Надпись на памятнике гласит: «О, сколько ты народа спас от голода и холода».

                Холода? Это второе свойство ворвани. Кроме пищевой ценности, ворвань еще и хорошо горит, выделяя при этом изрядную долю тепла. Северные народы испокон веку используют жир морского зверя для отопления и освещения своих жилищ; во многих северных жилищах вы можете встретить каменные лампы, заполняемые жиром. Но хорошо очищенная (сейчас не буду вдаваться в технологии очистки), ворвань горит голубоватым ярким светом без копоти, что быстро разузнали и европейцы, и персы. Ворвань в Средние века (а то и раньше) стала источником как домашнего (у людей побогаче), так и уличного освещения. Города Ганзы освещаются по ночам фонарями, заполняемыми ворванью. В этом смысле, ворвань становится конкурентом другого экспортного товара, генерируемого рассматриваемой территорией – воска, – но все же источники «горючего», как и способы его применения, несколько различны. Уже на основании этого можно сделать вывод, что ворвань – «нефть Средних веков». Но и это еще не всё. Самое уникальное свойство ворвани – ее смазочные качества.

                Недаром «наши новгородцы» из первой части очерка пропитывали ей лодки: и скользит такая лодка лучше, и воду отталкивает. Недаром наш парнишка мазал «туком» деревянные «рельсы-слипы» на подъеме волока – уж больно хорошо скользит по ним лодка, да и водой это жир плохо смывается. Мало кто знает, но, даже изобретя в 30-х годах автомобильную коробку-автомат, автоинженеры заполняли эти коробки маслом на основе ворвани до середины-конца 1960-х, пока химики не смогли сделать хоть что-то подобное на основе нефти. Еще интереснее с флотом: здесь ворвань применялась в трудновымываемой смазке для сальников гребных валов советских подводных лодок, включая атомные, смазка валов винтов атомного ледокола «Ленин» тоже была на основе ворвани. И заменили ее на синтетическую уже на излете Советского Союза – в конце восьмидесятых.

                Незаменима ворвань и в химических процессах – дублении кожи, например.

                Вера поморов –  ребят, суеверных во всем, что касается моря, – в исключительные свойства ворвани была столь велика, что налетевшую внезапно бурю они «успокаивали», бросая в море бочонки с ворванью – «смазывали море». Говорят, что нередко это помогало – море успокаивалось, давая поморам время отвести свои кочи в укрытие. Конец жирного отступления.

                Все это делает ворвань столь же ценным товаром, что и пушнина. Очевидно, что север, генерирующий эти два столь ценных для мировой торговли продукта, надо будет разделить географически – на поморские территории, где добывают ворвань, и внутренние, откуда мягкая рухлядь. В этом смысле, не стоит так уж легко отождествлять Биармию с Пермью – хоть и созвучны они, но разные, географически разные, вследствие чего и товар генерируют разный. Так что, вернувшись к волоку, не удивляйтесь, если туземец, обслуживающий вас, или его парнишка, зададут вам вопрос, куда вы дальше путь держите после, он не будет праздным: выйдя в Печору, вы можете пойти вверх, за мехами, в Пермь или Югру. А можете вниз, в Пусту, за ворванью.

                Но наш экипаж отведал уже ушицы, надо снова в путь. За поляной, на которой стоят несколько домиков «обслуги» волока и на которой пасутся восемь лошадей, отчетливая тропа входит в лес. Начинается второй этап нашего движения – сухопутный лесной. Вы можете пройти немного по этой  тропе перед тем, как волочь по ней лодку. Это полноценная дорога, разве что узкая – шириной 3-4 метра, но хорошо профилированная. На протяжении четырех километров она идет по лесу, минуя низкие, слегка заболоченные места. В этих местах уложена гать и видны следы отсыпки и подпорных стенкок. Там, где путь пересекает ручей – следы мостика. По центру дороги – углубление,  канавка глубиной сантиметров 15 и шириной в полторы ступни.

Это явно тележная дорога. Вернувшись на поляну, вы увидите и объяснение. Около домиков будет стоять несколько саней и парочка телег – Голицын назовет их «бричками»: «… на двухколесных телегах своеобразной конструкции: колеса без спиц, на подобие жерновов, вертящиеся вместе с осью». «Жернова» - просто кругляши от осин. На таких телегах, говорит Голицын, и перемещались товары и люди по сухопутной части. Но давайте посмотрим. Двухколесная бричка явно может играть роль «прицепа-роспуска». Дорога позволяет поставить вашу лодку на такие «роспуски» и везти ее на колесах! Впрочем, вы можете и волоком тащить лодку по этой дороге – это уж как договоритесь с туземцами. Но лошади всё одно потребуются, и запрячь их придется «гусём», друг за дружкой, «так как узкая дорога не допускала никакой другой упряжи» (Шренк). Мне довелось участвовать в споре о происхождении канавки на волоке. Оппоненты говорили, что это след волока килем по мягкой почве. Более чем уверен, что это не так, и канавка – след, вытоптанный идущими гусём лошадьми. Просто потому, что лошади вам тут нужны в любом случае, катите вы на колесах судно, или тащите волоком. А вот киля-то у вас как раз и не было. И еще, кстати, о постановке судна на колеса. Не знаю, как вы решите двигаться по этой части волока, катить или тащить (в последнем случае можно подкладывать под лодку «подкаты» — короткие обструганные, «оцилиндрованные» бревнышки, чтобы лодка, даже не поставленная на колеса, таки катилась), но способ именно везти лодку на колесах имеет право на существование. Тогда и история из «ПВЛ» о Вещем Олеге – помните, когда он «подкатил» посуху на лодках к стенам Царьграда? – не кажется вымыслом, да? «И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу: «Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь»». (В переводе Д.С.Лихачева). Ну, разве что, про паруса греки могли со страху прибавить.

                Так что, к обустройству волока эта часть добавляет профилированную дорогу и конную тягу на ней. И, возможно, колеса для перевозки лодьи посуху.

                Но вот вы прошли лес и вышли к краю болота (участок 3). Вы уже подтянули лямки на штанах-забродниках… Ваш провожатый усмехнулся, повертел в руках свои штаны-буксы, да отложил их в сторону: «В бУксах-то не порАто мокрОсидЕть». Вы недоверчиво выходите на болото и … не проваливаетесь! По всему километровому участку болотного волока проложена гать – не толстые, сантиметров 15 в диаметре, бревна, плотно подогнанные друг к другу. Эта гать до сих пор сохранилась на Пёзском волоке, да и на многих болотных волоках, –  на связке Ока – Свапа, на Урале. Болото «притопило» ее сантиметров на тридцать, но, покрыв водой, лишило бревна доступа воздуха, остановив процесс гниения. А в нашем походе Димон встал на колени, запустил в болото руки по локоть и тщательно эту гать ощупал.

 В общем, и тут ничего страшного: если вы везли свою лодку на колесах, то ее надо просто с них снять. А если нет – уберите подкаты, проверьте упряжь. Так и пойдут лошади по гати, а лодка заскользит по болоту. Ну, можете еще разок днище ворванью подмазать. Как-то, примерно, так.

(Надо только Димона на коне представить, а резинку заменить на долбленку, да).

Болота от озер отделяет небольшой, в сотню метров, лесок. Если вы идете строго по гати, то перед леском, еще на болоте, лодка сама по себе попадет в канавку, выкопанную обслуживающими волок туземцами. Ну так и идите по этой копанке, она и приведет вас в озеро.

Никаких дополнительных упражнений с лодкой для этого не потребуется, а в озеро нужно будет ваш носад просто столкнуть.

Итак, болотный путь оказался оборудован гатью и канавкой – копанкой на выходе.

                Ваши провожатые не станут сопровождать вас по озеру (ясно, что вы по нему, вернее, по ним, пойдете дальше, участок 4). Но лошади нам, возможно, понадобятся после озер, и туземцы проведут их по дороге вокруг (4А). Дорога эта обустроена ровно так, как и лесная дорога в части (2) – профилирована и содержит следы мостика (Наша экспедиция обследовала и описала и ее, разделившись; вторая часть прошла озерами). Будь вы с товаром, туземцы повезли бы их вокруг озер на своих «бричках» — их то всяко надо гнать, смысл грузить «туда-сюда», предоставив вам возможность перегнать по озерам пустую лодью. Да и путь озерами не столь легок, как кажется: два озера соединены 300-метровой протокой, на преодоление которой мы потратили 3 часа 15 минут. Очень уж она заросла… А вот вы ее пройдете проще: для вас ее туземцы прочистили и вырубили кустарник по краям. Но поработать придется – протока виляет, и лодка с трудом вписывается в крутые повороты, что иногда нос или корму приходится «задирать» и протаскивать по берегу, благо, нос загнут. Впрочем, на самых крутых поворотах вы увидите, что туземцы их начали спрямлять, прокапывая канавки — «срезки», но не доделали еще…

                И вы подойдете к дальнему краю второго Волокового озера, где вас встретят пришедшие туда кру́гом туземцы. «Зачем?» — удивитесь вы. Дальше путь понятен – вот она, речка Рубиха, вытекающая из озера, которая и приведет вас прямо в Чирку, по которой вы и полетите вниз, через Цильму, до самой Печоры. Начало Рубихи покажется вам очень похожим на ту протоку-виску, что соединяет два озера. И, также как и протока, Рубиха будет очищена от завалов, а кусты по берегам вырублены – потому она и Рубиха… Но туземец устало покачает головой. Слишком длинна ваша лодка, скажет. Рубиха порожиста и мелка, но не это проблема. Она извилиста настолько, что не будет ваш носад вписываться в многочисленные повороты, неделю будете задирать, то нос, то корму. Да что неделю… Вон, «ушкуйники» из 1992-го 18 дней тут упражнялись на своей 12-и метровой ло́дье, но сдались, бесовскую крылатую стрекозу позвали. Идите волоком дальше. Хоть и труднее кажется, да надежнее. Были бы на коротеньком челне – вмиг Рубихой проскочили бы.

                Да, «ушкуйникам» никто об этом не сказал – не было уже туземцев в 92-м. Зная о том, что там никого нет, и мы решили разведать оба этих пути с воздуха, и приняли такое же решение, как туземцы – идти волоком дальше. А дальше история повторяется – профилированная тележная дорога по лесу (5А) и гать на болоте (6А). И «слип» в реку на крутом повороте Чирки, на полянке у которого – снова избушка, а рядом – четверка лошадей. Мало ли, кто навстречу пойдет.  А по слипу лодья сама соскользнет, вниз – не вверх, да по бревнам, обильно смазанным ворванью. Придерживай только. И вы в Чирке, узкой и порожистой, но уверенно несущей вас в Цильму и дальше, в Печору.

                Ну что, подведем итоги? Волок оборудован: вдоль реки идет бечевник, окошенная тропинка с мостиками через ручьи и избушками для отдыха и ожидания смены. Сам волок начинается с бревен и слипов, по которым, как по рельсам, лодка затягивается на берег, если он крут.  Тянется она воротом, который крутят люди или лошади. В лесу путь разрублен и профилирован, устроены гати через низкие места, через ручьи перекинуты мостики. Дорога позволяет либо буксировать лодку волоком, либо везти ее, поставив на колеса. Товар может перевозиться по такой дороге на телегах. На болоте поставлена гать, позволяющая буксировать лодку лошадьми или людьми  не проваливаясь. А там, где болото мелкое, прокопана канавка, по которой лодка тянется дальше. Кусты вдоль речушек разрублены, сами русла по весне очищены от завалов.

                 И так на всех волоках. Не правда ли, есть за что брать плату? Да и идти по такому пути не так уж и страшно, если быть уверенными, что так оно и поддерживается. Ну, так если есть движение, то и поддерживается.

                Маленькая ремарка. Читатель, наверное, хотел спросить: а зачем лодку-то через волок везти? Можно же только товар? Да, можно и только товар. Так и было, например, на Илимском волоке из Ангары в Лену. Возможно, и из Каспли (Западная Двина) в Днепр у Гнёздово. Возможно даже, у Новгородского Волочка из Шелони в Лугу. Это возможно там, где волок одной стороной упирается в широкую и полноводную реку, по которой дальше может идти большое судно – такое, что провести по волоку тяжело. Возможно даже, морское, как на Днепре или Волхове. Тогда на этой реке и образуется пристань с перевалкой товара. Но если волок соединяет верховья узких и порожистых рек, по которым можно идти только на относительно небольшом судне, то оборудование волока позволяет перетащить это судно достаточно легко. Нет смысла заморачиваться с верфями и пристанями.

                Давайте теперь посмотри на препятствия на больших реках. Как пройти пороги? На Мсте мы видели, что есть обходной путь, фактически – тот же волок. Значит, и оборудован он так же, как и волок. На Днепре вы можете сделать «локальный» обход порогов – обнести, как говорят туристы-водники, препятствие. Оборудование – тот же сухопутный (типа 1 и 2 в нашем волоке) путь. Но можете и спуститься или подняться по порогам. Как и обещал, смотрим это на примере Ангарских порогов. Но это в Сибири, посему, милости просим (см очерк 1) снова в 16 или даже 17-й век. Есть два интересных описания Ангарских порогов; одно дал "молдавский боярин" Николай Гаврилович Мелеску-Спафарий, замечательный путешественник, географ, а также богослов и дипломат на службе царя Алексея Михайловича. Его труды вошли в анналы под именем Спафарий,  хотя это не имя, а молдавский (и валашский) титул – личный оруженосец господаря. Свое описание Спафарий назвал «Книга, а в ней писано путьшествие царства Сибирского от города Тобольска и до самого рубежа государства Китайского лета 7183(1675 г.)», написанное им во время русского посольства в Китай, которое он и возглавил. Кстати, во время своего посольства он выучил китайский язык, а всего владел девятью (кроме родного молдавского) языками — русским, латынью, греческим (включая древнегреческий), турецким, итальянским, китайским, французским и шведским. В этом труде описание Ангарских порогов – лишь малая часть: по пути в Китай им, как географом, описаны и Обь, с Иртышом и Кетью, и озеро Байкал с островом Ольхон, и Селенга. Ну и Ангара, конечно; на Ангаре им описаны все, пройденные им, пороги. Очень рекомендую, удивительное чтение. Так вот, порог Стрелочный, первый в череде нижних (до Илима) порогов: «В том месте каменья по всей реке великие, и вода зело быстра, и волны великие от камени; только есть небольшие порозжия места, где камней нет, и в те места дощаники проводят канатами великими и бечевами человек с 50 и болше». То есть, судно вверх по порогам проводят канатами, оттягивая и направляя с берега бечевами. А вот вам третий, Кашин порог, он сложнее: «В том месте зело быстро, и по всей реке лежат каменья великие, и вода бывает мелкая, и дощаник не проходит… А толко есть посредь реки ворота, и в те места дощаники проводят великими канатами, а тянут воротами, и протянуть не могут никоими мерами. И для того недель по 8 и стоят и дожидаются парусного погодья. А как парусного погодья не будет, и в том месте зазимуют. А как тянут канатами, и с канатов людей срывает. И утопают в том месте много. И ниже той шиверы поставлены крестов с 40». То есть, судно вытянуть вверх не всегда удается даже воротом (который есть – оборудование!), что приходится еще и ветра ждать, чтобы парусом помочь. В другом месте Спафарий говорит о том, что на дощанике остаются 5 человек, знающих «ворота». То есть, есть и лоцманы. Но самые страшные пороги – выше Илима, а среди них – Шеманский порог и Падун. «И нужнее сего порога Падуна и Шеманского по всей реке Тунгуске нет, а называют порог Падуном для того, что дощаники разбивает многие». Эти пороги экспедиция Спафария всё-таки обносит, хотя из цитаты выше видно, что и их кто-то пробует пройти. «Река простирается поперег версты на 3, а обносить порог 4 версты… А порог на пол-шесты версты, и на том пороге по всей реке лежат каменья самые великие и место быстрое; и об те камни воду бъет, и от того волны, будто горы. И на обоих берегах утес каменной зело высокий...»  Значит, есть четырехверстный обходной путь, да? Замучил цитатами… Последняя – из другого описания, но того же порога Падун. Протопоп Аввакум («Житие Протопопа Аввакума, им самим написанное»): «Наутро кинули меня в лодку и напредь повезли. Егда приехали к порогу, к самому большему — Падуну, река о том месте шириною с версту, три залавка чрез всю реку зело круты, не воротами што попловет, ино в щепы изломает, — меня привезли под порог. Сверху дождь и снег, а на мне на плеча накинуто кафтанишко просто; льет вода по брюху и по спине, —нужно было гораздо. Из лодки вытаща, по каменью скована окол порога тащили. Грустко  гораздо, да душе добро: не пеняю уж на бога вдругоряд». Так что и в этот раз Падун был обнесен, хотя ворота (проход) в нем есть… Но видно, что и на порогах применяются те же методы, что и на волоках. Только работа сложнее, да опасностей больше.

                И опять мы с вами в этом очерке говорили только о волоках и реках; кто такие туземцы, как, впрочем, и кто такие «вы», нам снова оказалось не важно. Все, сказанное до этого момента, абсолютно применимо к любому народу, любому этносу, живущему на рассматриваемой территории, лишь бы она была в лесу и у реки. Но сегодня мы уже видели, что разные части генерируют разный товар. Пришла пора посмотреть на эту разницу. В том числе, и в попытке определить, кто же, всё-таки, «мы». Продолжение следует.

Василий Киреев.