Историко-географический обзор ВВП. Очерк четвертый. Движение по Сибири на примере пути Москвитина. Часть 2

В начало (Очерк 1. Введение).

В начало 4-го очерка — "Движение по Сибири на примере пути Москвитина".

Очерк 4. Движение по Сибири на примере пути Москвитина.Часть 2. Движение.

                В конце зимы 1636 года отряд Копылова выходит из Томска. Его путь до Якутска можно проследить: спустившись по Томи до Оби, отряд следует водой вниз по этой реке до речки Кеть, которой поднимается вверх до волока в Енисейский Кас. Это тот самый путь, что мы уже рисовали, когда говорили о канале Обь-Енисей. Выйдя в Енисей, отряд Копылова идет по нему вверх, до Енисейска. Почему через Енисейск, а не через Туруханск? Только потому, что из Томска так существенно ближе; шли бы из Мангазеи, точно пошли бы Туруханом и Нижней Тунгуской через Чонский или Чечуйский волок. Из Енисейска отряд уходит через Ленский волок  (от Енисея вверх по Ангаре до Илима; затем – Ленский волок в Куту) и выходит  в Лену у Усть-Кута, из которого – прямой путь вниз по Лене до Якутска).

                Тут вот что интересно. Выходит отряда Копылова в конце зимы, а, значит, санными путями, и там, где эти пути повторяют движение рек (а это везде, кроме самих волоков) -   по льду. И действительно, изначально партия, вышедшая из Томска, состоит из 40-ка пеших казаков и 10-ти конных. Но отряд идет налегке – из запасов с собой только самое необходимое, а пропитание добывается казаками по пути. Санное движение со вскрытием рек должно смениться водным или пешим: Енисей в тех местах  освобождается ото льда в первой половине мая, то есть, у отряда достаточно времени, чтобы к моменту паводка добраться до Енисейского острога. Переждав паводок там, или в Илимске, или в Усть-Кутском остроге (где распутица застала), казаки дальше могут двигаться водой. В дальнейших пересказах встречается упоминание, что с Москвитиным, кроме томских казаков, были и енисейские; лично я ничего такого не видел, кроме одной фразы в "скаске"  Нехорошко Колобова, но, учитывая «пересадку», запросто такое могло быть. По Лене водой они приходят в Якутск, где и зимуют. Что касается пути водой, лошадей и отсутствия средств – ну так в Усть-Куте есть уже плотбище, где можно купить (обменять на лошадей) или самим построить судно. Дальнейшая история этого похода нам со всей очевидностью показывает, что делать это они умеют и необходимыми  инструментами обладают.

                Так или иначе, летом 1637 года отряд Томских казаков Копылова, взяв с собой из Якутского острога толмача – переводчика, знающего тунгусский язык,  по имени Семейка (Семен?) Петров Чистой, выходит из Ленского острога (Якутска). Есть упоминание, что отряд движется на дощанике(ках) – скорее всего, судах, изготовленных для Копыловской партии еще в Усть-Куте.  Дощаник – легкое, но вместительное судно, давшее впоследствии жизнь  такому типу, как ленский карбас (поморы ударяют на первый слог) – судно, предназначенное преимущественно для сплава по реке и разбиравшееся, по окончании сплава, на дрова. Дальше есть определенная нестыковка дат: из документов известно, что в устье Алдана отряд вошел 20 августа 1637 года, а конечную точку этой части совместного похода – Бутальский Острог – основал 28 июля 1638 года. То есть, предполагается еще одна зимовка. Еще один момент – отряд берет с собой именно тунгусского толмача, — значит, Копылову известно, что за людей он предполагает встретить и объясачить, когда дойдет до цели своей экспедиции. Оно и понятно – нижний Алдан уже пройден к тому времени, якуты по нему – объясачены. Но движение вверх идет крайне медленно: мало того, что дощаник надо вести против течения, шестами или бечевой; дойдя до неизвестных мест, надо их обследовать и выбрать правильное место для базы – острога. Давайте снова вернемся к рисунку.

                Очевидно, что устье крупнейшего правого притока Алдана – реки Маи, – идеальное для такой базы. Но именно здесь отряд Копылова вступает в первое противостояние с туземцами. Здесь происходит бой, вынуждающий Копылова двигаться дальше вверх по Алдану. Часть  комментаторов, рассказывая об этом столкновении, говорят о раненых и погибших тут казаках. Это – явная путаница, 8 раненых и один погибший относятся к другой части рассматриваемого пути. Но это столкновение дает нам понимание того, что место, облюбованное Копыловым для будущего острога, является значимым и для туземцев; туземцы, очевидно, защищают именно своё место от пришельцев. Это столкновение заставляет отряд продолжить путь дальше, и следующее место, выбранное Копыловым, оказывается еще за двести с лишним верст вверх, у впадения в Алдан правого притока, реки Джанды. Но и тут история повторяется: местные жители и здесь не дают построить Копылову острожок  на самом удобном месте, и отряд, выдержав столкновение, уступает аборигенам и переносит строительство чуть в сторону. Строительство же по соседству  не вызывает у туземцев агрессии, и Копыловская партия обретает место жительства и сбора ясака. Нам очевидно, что местные жители в обоих случаях препятствуют не самому появлению иноземцев и даже не их строительству, но строительству в конкретном, «их», месте. Запомним это.

                Оказавшись в месте будущего Бутальского острога, отряд строит укрепленное зимовье и приступает к своему основному делу – обложению ясаком туземцев. Для этого берутся «аманаты» – несколько значимых человек, в том числе и шаман Томкони (Томконей), эвенк из рода лалагиров. Этот шаман и рассказывает казакам о том, что есть прямые пути отсюда к Ламскому морю, что по берегам того моря и по рекам, в него впадающим, живут другие люди, эвены, что реки эти изобильны рыбой, а леса – пушным зверем, и что людей, живущих там, в том числе и «сиделых» (оседлых) – тоже много, и они иногда поднимаются от моря к Алдану. Кроме того, шаман рассказывает и о том, что в южной части в Ламское (Охотское) море впадает очень большая река, которую он называет «Чилкор», а по ней  сидят совсем другие люди, что носят бороды, пашут землю, держат скот и знают о русских, которых зовут своими братьями. (Ага! Значит, и шаман уже знает о русских, еще до их прихода!) Шаман впрямую называет их «доурами» (даурами); впрочем, в его рассказе  фигурируют и другие многочисленные народы, живущие с тунгусами по долинам впадающих в Алдан и Маю рек, в том числе и «брацкие люди», которых принято идентифицировать сейчас, как бурят. Но самое важное, что сообщает Томкони и что заставляет Копылова отрядить партию в те места – рассказ о том, что в даурской земле есть «серебряная гора», и оттуда эвены и приносят бутальцам (эвенкам, живущим у Бутальского острога; конечно, наоборот: Бутальский острог он потому так и называется, что поставлен в земле буталов) серебро. В доказательство шаман показывает свою амуницию, составляющей частью которой являются серебряные «круги». Современные исследователи сопоставляют «Серебряной горе» гору Оджал в нижнем течении Амура; выглядит она действительно серебряной — со стороны реки обнажения состоят из тонкозернистого кварца серого цвета, в котором пластинки слюды серебристого цвета и блестки серого колчедана. Кстати, не по делу: настоящее имя литературного Дерсу Узала — Дэрчу́ Оджа́л (Дэрчу из рода Оджал).

                В подтверждение слов шамана, к Бутальскому острогу приходят и эвены (ламуты) с рек Охотского моря (Ульи и Охоты). Троих из них Копылов тоже берет в аманаты; они и станут «вожами» — проводниками Москвитинской партии к морю.

                Таким образом, к лету 1638 года отряд Копылова приходит в точку,  определенную им самим, из которой может выполнить задачу по приведению в подданство новых налогоплательщиков – объясачить новые племена тунгусов, — и уже здесь формулирует цель следующей, «вторичной» экспедиции:  выйти к морю, населенному необъясаченным богатым населением и разведать возможные серебряные копи. Отряд из 30 (возможно, 31) казаков под командованием Ивана Юрьева Москвитина покидает Бутальский острог в мае 1639 года. Вместе с казаками, Москвитин забирает с собой и толмача Семейку Чистого, и шамана Томкони, и трех ламских эвенов – в качестве проводников.

                Что тут важно для нас? (1).Дальнейшее движение отряда подчинено конкретной цели – дойти к морю и по морю пройти к большой реке Чиркол, где есть богатые оседлые люди и «Серебряная гора». (2). Цель эта формулируется самими экспедиционерами. (3).И к этой цели ведут отряд проводники, люди, знающие туда пути. То есть, отряд идет по путям (а) – существовавшим и (б) – известным. Поэтому отряд движется легко и быстро, не теряя времени на поиск и разведку маршрута. (Цифрами в скобках я обозначил тезисы, которые потребуются нам для выводов).

                На дощанике отряд спускается вниз по Алдану до устья Маи и начинает подниматься вверх по Мае. В «росписи рекам…» приводятся названия этих рек и сообщения о наличии там людей – очевидно, данные по пути «вожами» -проводниками. Примерно в 170 км от устья вверх по Мае отряд минует крупный правый приток – реку Юдому. Ее положение фиксируется: в отличие от всех остальных рек, упомянутых в «росписи…», до нее дается указание расстояния. Очевидно, проводники указывают на нее Москвитину, как на важную транспортную артерию. И действительно, именно по Юдыми и простому  Крестовому волоку идет самый короткий и простой путь на Охотское море: Крестовый волок ведет в полноводную реку Урак, впадающую в Охотское море в 12 километрах к югу от устья  реки Охота и будущего Охотского острога. Именно поэтому тут пойдут последующие казаки и поселенцы (наряду с Москвитинским путем). Именно здесь будет проложена первая нитка Охотского тракта, да и сам выбор Охотска (а не Ульи) в качестве опорной точки, а потом порта и военной базы – следствие более простого пути отсюда в Якутск. Из выделения Юдомы в «росписи…» можно предположить, что проводники указали на этот путь или даже посоветовали его, однако, Москвитин предпочел более южный путь, поскольку цель его экспедиции лежит к югу. Косвенным доказательством того, что этот путь, по крайней мере, обсуждался, является то, что выйдя уже к Охотскому морю и приняв решение зазимовать, Москвитин предпринимает вылазку по морю на север, к устьям рек Урак и Охота.

                Тем не менее, отряд принимает решение подниматься по Мае дальше вверх, проходит приток Северный Уй (см Обратный путь Москвитина на рисунке), но продолжает подъем по Мае вверх. Северный Уй и его приток Челасин имеют связку с охотской рекой Алдомой; то, что на этот путь дадут указание вожи или шаман – факт, ибо этим путем Москвитин и пойдет обратно; но, скорее всего, указание на этот путь будет дано позже, поскольку проводники родом с Ульи и Охоты, и им надо туда. Но возможен и осмысленный выбор пути Ульей – перевал через Джугджур в Улью гораздо более прост.  После шести недель подъема по Мае на дощанике, отряд приходит к устью небольшого и мелководного, правого притока – Нюдыми. Здесь, ввиду мелководья, они оставляют дощаник и «наспех» делают два судна, по одной «скаске» — струги («два струга по шти (шести) сажен (= 12 примерно  метров)), по другой – «будары» (байдары).  Какого типа эти суда,  нам трудно определить; важно, что они вместительны (по 15 человек каждое), легки, чтобы идти по каменистой и перекатистой Нюдыми вверх, и просты, чтобы суметь их построить в считанные дни. Это, кстати, первая «встреча» с умелостью и «рукастостью» казаков, если не считать строительство самого Бутальского острога. Десять  дней отряд поднимается по «подволошной» Нюдыми вверх к перевалу через хребет Джугджур, где вновь оставляет суда и налегке, всего за день, переходит через перевал. То, что суда не представляют особой ценности, – факт: и дощаник, и струги оставляются отрядом без колебаний, типа, понадобится – другие сделаем. Что и произойдет в этом походе еще дважды на реке, и один раз – уже по выходу в море.

      На рисунке выше обозначены ключевые точки этого перехода. Пройдя перевал за день, отряд вновь останавливается, чтобы построить два струга, на которых спускается  дальше вниз по Секче и Уенме до Ульи. В росписи и скасках  опять разночтение: по одной версии они, по проходу волока, построили «бударку» и за пять дней спустились по Улье к морю; по другой они строят два струга у волока, спускаются на них до некоторого места, которое проходят пешком, после чего, сделав эту пресловутую «бударку», за пять дней уже отсюда доходят до моря.  Вторая версия правдивей: в среднем течении Ульи действительно есть непроходимое водой место – водопад. Улья имеет некоторую популярность у  туристов-водников, и, по их рассказам, место очень коварное: река тут быстрая и порожистая, течет в каньоне с отвесными стенами и обрывается водопадом сразу за крутым поворотом. Пристать можно только перед поворотом, зная, что водопад за ним. За шумом воды, экранированным стенками каньона, гул водопада неслышен, так что нужно это место именно знать. Сам водопад непроходим, туристами он обносится по левому  борту ущелья. Роль проводников Москвитинской партии в этот момент несомненна – они сохранили казакам жизни. Вот, очевидно, бросив в очередной раз струги у поворота, отряд обходит водопад, ниже которого и строит «бударку», на которой «за пять дён» и спускается к устью Ульи в Охотское море.  Здесь Москвитин решает поставить зимовье – острожок Улья, с тем, чтобы по весне отправиться к югу, к «Серебряной горе» и неведомой большой реке Чилкор, получившей, по мере движения по Улье, новое наименование в «скасках» — Момур или Омур. Острожок Улья  — первое русское поселение на Охотском море; сейчас поселок Улья не имеет постоянного населения, но там установлен обелиск, повёрнутый к морю, со словами М. Ломоносова: «Колумбы росские, презрев угрюмый рок, меж льдами новый путь отворят на восток». Первоначально на нем было 14 фамилий казаков. Сейчас из 31 человека известны имена 25-ти.

                Оставив 10 человек строить острожок, Москвитин с 20-ю спутниками, на речном судне (той самой «бударке» или, возможно, чём-то вновь построенном) отправляется в день Покрова (1 октября 1639 года) по морю к северу и за три дня доходит до устьев рек Урак и Охота. Скорее всего, здесь он оставляет «вожей», но шаман по-прежнему с ним. Устья Урака и Охоты заселены эвенами, и Москвитин предпринимает попытку их объясачить, что вызывает столкновение, в ходе которого Москвитинцы убивают 60 человек, а князя захватывают и привозят в Улью. В этот раз прием не срабатывает – эвены, количеством 600 человек, приходят отбивать своего князя, но Москвитин предпринимает вылазку, разбивает эвенов, а захваченного князя заставляет принять условия дани. Но тот наотрез отказывается, и Москвитин его вешает.  До весны острожок живет в тишине и спокойствии, а на Страстную Неделю к Улье подходит отряд в 900 эвенов и осаждает его. В попытке удержать острог, Москвитинцы несут первые потери: «И казаков у них ранили осьми человек, а девятово убили досмерти». Девятый – казак Дружина Иванов, которого весной 1640 г. закололи «палмами» (т. е. большими ножами), что означает, что дело дошло до рукопашной… Но, тем не менее, победа остается за казаками, хотя, возможно, именно этот бой спровоцировал выход всего отряда в море: в острожке, вопреки обычаю, не остается «гарнизона».

                «Спокойную» зиму казаки используют на то, чтобы построить  «на специальном плотбище» два морских коча: «А на весну пошли на море на святой неделе, а суды делали зимою, два судна по осьми сажень» (17 метров).  Значимость Ульи в истории в этот момент возрастает: это не только место первого выхода русских к Тихому океану, не только первый острог на Охотском море, но и первое «плотбище» — судоверфь, на котором построены полноценные морские суда, какие были у Дежнева, и каких не было ни у Пояркова, ни у Шелковника.

                Тут нам важно два момента. Во-первых, удивительная «умелость» команды: Эти ребята могут идти, что водой, что посуху, добывая при этом пропитание  себе по дороге охотой и рыбалкой «между делом», не забывая об этом самом деле. Эти ребята могут построить речные суда разных типов из подручных материалов. А могут и морские, построив предварительно для этого судоверфь. Могут и  дом срубить, и даже целый острог. За кадром остаются еще многие навыки: и для острога, и для морских судов нужно заготовить лес, для судов – пошить паруса и свить канаты. Вряд ли стоит считать, что все это они несли с собой. Могут и отпор дать в бою с противником, превосходящим в 20 или 30 раз. Оно, конечно, противник с ножами, топорами и стрелами, причем каменными, но, согласитесь, что размер имеет значение (4). Второй момент не менее интересен – это роль Москвитина и отношения в команде (5). Москвитин по выходу – всего лишь десятник, да и становится он таковым уже в пути – то ли в Якутске, а то ли в Бутальском остроге. В Томске он – помните? – рядовой. То есть, он такой же,  как все. Неудачное нападение на эвенов у Охоты, спровоцировавшее агрессию последних и приведшее к ранениям и даже смерти одного из участников команды, – повод для недовольства и бунта. Но этого не происходит: вся команда работает слаженно и, в результате, возвращается через год в Ленский острог (Якутск) без дальнейших потерь. Скорее всего, Москвитина Копылов не просто назначил командиром, но согласовал это назначение со всей командой. Или даже наоборот – команда его выдвинула в лидеры, а Копылов просто утвердил. Вообще говоря, это древнейшая форма «низовой» демократии, ведущей свою историю со времен начала нашей «уверенной памяти» (УП), а то и раньше. Это пример «демократии замкнутого коллектива»,  сильно отличающейся от «демократии открытого пространства», вечевой или «площадной». Пример такого рода отношений можно было до самого последнего времени наблюдать в поморских промысловых артелях, когда собравшаяся к выходу на промысел артель определяет принципы и избирает вожака – кормщика. В момент избрания кормщика ничто не играет никакой роли, кроме опыта, умения и авторитета кандидата.  Описаны случаи (и это не исключение, а правило), когда судовладелец сам участвовал в артели вместе со своим судном; но никакого приоритета, никаких дополнительных голосов относительно остальных артельщиков на выборах кормщика судовладелец не имел. А избранный кормщик получал всю абсолютную полноту власти в походе. Никто не имел права перечить кормщику в решениях, в том числе, касающихся судьбы самого судна в походе, включая и судовладельца, имевшего совершенно одинаковые права с остальными артельщиками. Но действовала абсолютная власть кормщика только на период похода артели; по возвращении же всё возвращалось к мирной жизни, и кормщик опять становился никем, мог идти в услужение судовладельцу, работать на него сторожем или плотником.

                Как мне кажется, такая «демократия замкнутого коллектива» — базовое свойство понятия «волюшка». Дольше всего оно сохранялось у поморов; в период нашего рассмотрения действовало у казаков, а и к тем, и к другим пришло из старины – от варягов, которые, конечно же, избирались (простите, призывались) населением (закрытым коллективом) не царствовать или владеть, а лишь управлять, и то в моменты, когда быстрота принятия решений требует ограничить коллегиальность, а само решение должно опираться на опыт, умение и мудрость, и ни на что другое. Такого же свойства была и власть первых, «ранних» князей. Вот, наследие этой «демократии волюшки» и позволило применить выборность с полноценным подчинением и к казачьим походам на восток 17-го века, дав возможность казакам действовать максимально успешно в силу мудрости выдвинутых из них же самых ловких, умных, умелых и опытных. К сожалению, старинная «демократия замкнутого коллектива» может быть применена только к замкнутому, «счетному»  множеству участников и принципиально не работает там, где количество избирателей не предполагает знание ими друг друга в лицо.   А хорошо бы было, да. Вот, такого свойства, видимо, и была власть Москвитина над остальными участниками. Кстати, в такой системе «замкнутой демократии» невозможна еще одна беда общества – «крысятничество». Даже не стану рассуждать, почему. Потому и привозит Москвитин потом в Якутск собранный отрядом ясак полностью – двенадцать сороков соболей и три круга серебра.

                Тем временем, весной 1640-го года, отряд Москвитина идет на двух кочах в «летнюю» сторону, на юг, вдоль берегов Охотского моря, описывая  реки и бухты по правую руку, острова – по левую.  Открытие Шантарских островов – заслуга этого отряда. По всей видимости, суда входят в Сахалинский залив, по сути – устье Амура. И даже видят бесчисленное количество «дымов» по берегам, такое, что Москвитин не решается идти туда со столь малым отрядом, и поворачивает обратно, предпочтя поспешить на «Большую землю» за подмогой – в своей челобитной он  попросит организовать тысячную казацкую экспедицию к  Охотскому морю, но идея опоздает: когда челобитная попадет к властям, Поярков уже выйдет на Амур. На обратном пути, во время одной из стоянок, суда тайно покидают вожи и шаман, но это уже не принципиально: Москвитин решает возвращаться по кратчайшему пути, указанному им проводниками ранее. В ноябре 1640 года кочи встают на зимовку в устье реки Алдома (на предыдущем рисунке – чуть севернее Аяна), а весной 1641 года отряд идет дальше, по рекам Алдома, через Дугджур в Челасин, впадающий в Северный Уй, ведущий в Маю. Дальнейший путь по Мае, Алдану и Лене в Якутск уже был описан.

                К чему это привело? Открытие выхода в Тихий океан спровоцировало поток сюда следующих партий казаков: в 1646-м Алексей Филиппов проходит путем Москвитина в Улью, поднимается до Охоты и ставит там Охотский острожок. В 1647-м сюда приходит тем же путем Семен Шелковник (Шелковников); с тяжелым боем он отвоевывает у местных туземцев более удобное место и переносит острог туда. Благодаря удобству связи с Якутском посредством реки Урак (потом Охоты) и Юдомы, именно Охотск становится опорным пунктом русских на Охотском море, отсюда уходят экспедиции Беринга, отсюда потом снабжается, через Якутск и Охотский тракт, Петропавловск-Камчатский  и Русская Америка. Русская Америка вызывает к жизни другое поселение, возникшее невдалеке от места зимовки Москвитина по пути назад – в удобной бухте Аяна возникнет порт Аян; долинами рек Алдомы и Северного Уя начнется строительство более прямой и короткой дороги к морю – Аянского тракта. Но продажа Аляски поставит крест на экономической необходимости Аянского порта… Впрочем, Аян оживет еще раз – когда московское купечество распробует чай. Путь морем до Аяна окажется самым удобным из Китая, а свойства товара – чая, его малый удельный вес, – позволят доставлять его до Якутска вьючными караванами. Так родится уникальная в своем роде «монотоварная» односторонняя дорога, знаменитый «Чайный тракт» от Аяна через Якутск и далее по всей России — в заварные чайники «московских водохлебов». Просуществует он до рубежа 19 и 20-го веков – до открытия движения по Транссибу.

                Бутальский острожок тоже сыграл свою роль: отсюда начались экспедиции вверх по Алдану с переходом к среднему Амуру.

                Перед тем, как сформулировать выводы и вернуться в Европу, я хотел бы сделать отступление и рассказать одновременно об очень необычном явлении и о возможном пути по нему. Это путь Андрея Горелого, а явление зовется бифуркацией реки.

                Отступление внутри темы. Бифуркация реки – это разделение русла реки на два потока; обычно, эти потоки сходятся вновь, образуя острова, или, если такое деление происходит в низовьях – образуют дельту. Но случается, что такие потоки больше не сходятся, а текут потом, каждый своим путем, в разные бассейны. Это и есть бифуркация. Самый известный пример такого явления – бифуркация Ориноко в Южной Америке: сама Ориноко течет через Венесуэлу в Атлантический океан, но отделяющийся от нее поток реки  Касикьяре впадает в реку Риу-Негру бассейна Амазонки. Этот поток тоже приходит в Атлантику, вместе с Амазонкой, но гораздо южнее. В нашем рассмотрении будут еще бифуркации, например, реки Нарва, отделившаяся от которой речка Россонь ведет в Лугу, или северной реки Пинеги, сезонная бифуркация которой соединяет, через теперешний Пинежский канал и бывший Пинежский волок,  Пинегу с Кулоем. Бифуркация, в этом смысле, не просто подарок географии путнику, но двойной подарок: вода бежит через водораздел сама, делая волок ненужным. Но во всех этих примерах деление реки ведет в разные бассейны, но не разные океаны. И только в двух местах на Земном Шаре поток одной и той же реки, делясь на два, ведет к разным океанам. В Западном полушарии это North Two Ocean Creek, река на северо-западе США. В штате Вайоминг один поток этой реки делится на два:

Атлантик Крик (Atlantic Creek) ведет в реку Йеллоустоун, впадающую в Миссури, а та, в свою очередь, – в Миссисипи, оканчивающуюся в Мексиканском заливе Атлантики. Другая ветка, Пацифик Крик (Pacific Creek), впадает в речку Снейк, приток Колумбии, идущей в Тихий Океан. Таким образом, из Атлантики в Тихий Океан можно попасть «не вылезая из воды», и без Панамского канала.

                А второе такое явление на планете находится у нас с вами, как раз в зоне нашего рассмотрения. Это бифуркация речки Делькю, разделяющейся на два потока, Куйдусунскую Делькю, текущую на север, в Куйдусун, приток Индигирки, и Охотскую Делькю, приток Охоты. Таким образом, водой оказываются связаны Северный Ледовитый Океан с Тихим.

                В лето 1640 (тут есть разночтения, возможно -1639) года, то есть ровно тогда, когда отряд Москвитина выходил в Охотское море  и предпринимал плавание по нему на кочах, казак отряда Стадухина, «работавшего» на Индигирке, Андрей Горелый, был послан последним «коньми через горы на Охоту реку». Отправная точка выхода этого отряда (состоявшего, кстати, из 18 казаков и 20 якутов) – Оймякон (Омокон в расспросной речи).  Каким путем шел отряд Горелого, и докуда он дошел – неизвестно; известно, что на реку Охоту он пришел и вернулся тем же путем обратно, и далее в Ленский острог. Поэтому я и нарисовал на картинке во втором очерке треугольник у бифуркации Делькю, ибо однозначного подтверждения, что отряд прошел именно там, нет. Или пока нет, ибо это кратчайший и простейший путь с Индигирки на Охоту, а наличие в отряде якутов и вожей  - прямое указание на то, что шел он именно там. И если, паче чаяния, найдется еще документ, то, возможно, нам придется оспорить первенство Москвитина в выходе на берег Охотского моря. Собственно, этим я объяснил туманные намеки предыдущих частей про «поговорим о первенстве». Что же до термина «первопроходцы» — и раньше, и сейчас, я взял его в кавычки лишь потому, что эти люди  были первооткрывателями восточных земель для русских, но прошли они по этим путям и тропам не первыми. По крайней мере, их проводники-«вожи» там уже бывали раньше. Просто потому, что пути были всегда.Кстати, в 2016-м этим маршрутом прошла совместная экспедиция РГО и Союза спасателей "Полюс холода соединяет океаны".  Несмотря на то, что в составе этой экспедиции были ученые, в том числе и археологи, нигде в ее материалах я не увидел даже отдаленного намека ни на Андрея Горелого, ни на связь с историческим движением. Жаль, конечно.  И тезис о том, что «Экспедиция в Якутии нашла путь по рекам между Тихим и Ледовитым океанами» я оставлю на совести журналистов без комментариев.

                Давайте сформулируем выводы из всего этого объемного рассмотрения одного лишь восточносибирского маршрута.

1. Пути были всегда – это не вывод, это постулат. По ним движение и идет.

2. Само движение оказывается массовым в силу внешних обстоятельств. Толчком к нему становится катастрофа.

3. Цели движения – чисто экономические. Сбор ясака, добыча соболей, поиск серебра – все это интересно казакам потому, что это щедро оплачивается по результату. Никакой другой составляющей – идеологического патриотизма, религиозного рвения, миссионерства и прочего гуманизма, как целей движения, нет и в помине.

4. Роль государства  и властей вообще в этом процессе минимальна: государство только дает указание, что именно для него ценно, и чем оно готово делиться с «исполнителем». Кроме того, государство обеспечивает легитимность. Вместе с тем, я более чем уверен, что цари слабо себе представляли, откуда именно берется тот ясак, что наполняет казну. Парадоксальный пример: Даже Петр I, формулируя цели экспедиций Беринга, не знает, что эти цели частично уже выполнены за 80 лет до того простыми казаками. (Берингу ставится задача отыскать проход или перешеек между Азией и Америкой, тогда как Дежнев это уже сделал). Куда и как идти, казаки (поморы, ушкуйники и варяги) определяют сами и только сами.

5. Что касается самих казаков (и путешествующих вообще), то это умелые, готовые ко всему и приспособленные к длительным экспедициям люди. И еду добыть, и город срубить, и морское судно построить, и пойти на нем по морям.

6. Лидеров своих казаки (и вообще любой замкнутый коллектив) определяют сами, но, единожды определив, подчиняются им  беспрекословно. Такой выбор лидера всегда ограничен, но не сроком, а той задачей, для которой собирается этот замкнутый коллектив. При выборе такого лидера во внимание принимаются только личные качества претендента, причем только те качества, которые непосредственно влияют на успех того предприятия, для которого коллектив собрался.

7. Казаки встречают сопротивление туземцев. Но это сопротивление не носит ни этнического, ни религиозного, никакого бы то ни было другого характера гуманистического толка. Сопротивление обусловлено либо экономикой (чегой-то я буду кому-то платить, или чегой-то он в моих угодьях соболей бьет), либо является ответом на неприемлемые действия колонизатора – излишняя жестокость при отражении нападения (можно убить в бою, но вот потом казнить пленников – посеять вражду навсегда), или занятие для своих нужд тех мест, которые важны для туземцев (острог на месте священной рощи). 

8.Мы не коснулись тут очень важного вопроса – ассимиляции колонизаторов и туземцев, поскольку в Москвитинской партии тому примеров не было. А вот в Дежневской партии их было множество: казаки (и сам Дежнев, в том числе), оставаясь долго на одном месте, часто берут в жены туземок. Особенно сильно это проявилось в отношении русских и якутов. Уезжая же, казаки оставляют своих жен и появившихся детей, да и все свое хозяйство, когда они им начинают обрастать,  на попечение своих новых якутских родственников. Иногда берут жен и с собой –находки на восточном побережье Таймыра и в поселках промышленников на Анабаре и Оленьке говорят о том, что это были именно жены, высоко ценимые отрядом женщины, а не наложницы.  Когда казака отзывают в Россию, он часто пишет челобитную с просьбой забрать жену и детей с собой. Никаких внешних препятствий к этому (этнических или религиозных) нет, хотя бюрократические – возможны. Ассимиляции я посвящу отдельный очерк, но чуть позже, в Европе.

Ну вот, вроде, всё. Можно смело возвращаться в Европу в пространстве, и в Древнюю Русь девятого века во времени. Но это уже  в следующем очерке – продолжении,  которое  следует.

Василий Киреев