В начало (Послесловие вместо введения)
«Каждая поездка моя в Печорский край
убеждала меня все более и более в том,
что при занятиях в той стране нельзя составлять
себе заранее известный, строго определенный план,
нельзя задавать себе урок, а нужно
довольствоваться тем, что удалось завоевать».
«Путешествия П.И. Крузенштерна по Северному Уралу в 1874 – 1876 годах»
Может быть вы, дорогой читатель, не помните уже этого момента, все же год прошел, да и событие физически ощутимым было только для нас, его участников… Тогда, 1 сентября прошлого, 2012 года нас, участников экспедиции «Пёзский волок», обуял восторг – мы вышли в точку начала Волока. Вся его тысячелетняя история промелькнула тогда перед нами, вызвав такой прилив адреналина, что мы просто почувствовали присутствие рядом с нами прошедших волоком когда-то знаменитых путешественников. Воевода Ушатый и Князь Голицын, Александр Шренк и Павел Крузенштерн… Крузенштерн, правда, в моем рассказе около нас не остановился:
«…Вот, торопится он только вечно, на ходу всегда кивает, – я про себя хмыкнул: из-за меня торопится-то; притормозил бы тут и Павел Иванович, остановился бы поговорить, найди я его дневники к тому моменту в архивах РГО». А вот дневники и выводы из его дальнейших путешествий есть уже, поскольку изданы в виде книги «Путешествия П.И. Крузенштерна по Северному Уралу в 1874 – 1876 годах», а потому доступны.
Открыв эту книгу уже по возвращении из экспедиции, я обомлел. Насколько же нам, жителям просвещенного и цивилизованного 21 века, в общем-то, самим не чуждым длительных экспедиций, знакомым с героическим прошлым путешествий в дикие места, а, порой и трагическим прошлым, всегда связанным с просчетами достартового периода, было опрометчиво и самонадеянно игнорировать предупреждения о необходимости скрупулезной, особо качественной подготовки? А предупреждения просто сыпались отовсюду.
В более концентрированном виде посыл Крузенштерна, вынесенный в эпиграф, сопровождал или даже спасал поморов: собираясь в семидневное путешествие на Грумант — Шпицберген, они готовы были, в случае непогоды, задержаться на целый год, зазимовать, имея к тому всё необходимое. Впрочем, там, на Волоке, думалось о другом. О том, что перейти в Печору — не самоцель и даже совсем не цель. Перейти в Печору — ровно половина цели, половина, если не меньше, от задуманного. Так полагали и Шренк, и Голицын, и Крузенштерн. Да что там — более ранние «волокоходчики» (однажды мне на полном серьезе предложили использовать другой синоним — «сволочи» — всерьез полагая «волок» однокоренным словом), такие, как князь Симеон Курбский, воеводы Петр Ушатый и Василий Заболоцкий-Бражник, приведшие рать на Печору один Пёзским, другой Вымским, а третий — Чердынским волоками в конце 15 века, не смогли остановиться на Печоре, даже срубив в ее низовьях Пустозерский Острог.
1. Идея («Куда так спешил Крузенштерн?»)
То, что после Пёзы и Цильмы мы пойдем дальше на Восток, мы знали. Даже название придумали и объявили его перед походом – «Путь в Мангазею». Главная цель — перейти через Урал и попасть в сказочную Югру, Западную Сибирь, богатейшую своими мехами, пушниной, а впоследствии золотом, каменьями, металлом — сказочную своим богатством...
"В сей год Иоанн утвердил власть свою над северо-западною Сибирию, которая издревле платила дань Новугороду. Еще в 1465 году — по известию одного летописца — Устюжанин, именем Василий Скряба, с толпою вольницы ходил за Уральские горы воевать Югру и привел в Москву двух тамошних Князей, Калпака и Течика… подчинив себе Новгород, Иоанн (в Мае 1483 года) должен был отрядить Воевод, Князя Федора Курбского Черного и Салтыка-Травина, с полками Устюжскими и Пермскими на Вогуличей и Югру. Близ устья реки Пелыни разбив Князя Вогульского, Юмшана, Воеводы Московские шли вниз по реке Тавде мимо Тюменя до Сибири, оттуда же берегом Иртыша до великой Оби в землю Югорскую, пленили ее Князя Молдана и с богатою добычею возвратились чрез пять месяцев в Устюг". (Карамзин Н.М., "История Государства Российского").
И если путь «туда» у Карамзина описан и понятен, то самое время прояснить путь «обратно». Из Ляпина-городка по Сертынье — через Урал – Волоковкой в Щугор и Печору. Нам навстречу. Ну а Печорой – понятно. В Ижму – Ухту – через «Переволок» – в Шомвукву – Вымь и Вычегдой в Двину. Так ведь, Николай Михайлович? Потому так решительно и повел потом свои дружины за Урал Симеон Курбский, что отец его, Федор, уже прошел этим маршрутом по пути из-за Урала.
«… Но конечное покорение сих отдаленных земель совершилось уже в 1499 году: Князья Симеон Курбский, Петр Ушатов и Заболоцкий-Бражник, предводительствуя пятью тысячами Устюжан, Двинян, Вятчан, плыли разными реками до Печоры, заложили на ее берегу крепость и 21 ноября отправились на лыжах к Каменному Поясу. Сражаясь с усилием ветров и засыпаемые снегом, странствующие полки Великокняжеские с неописанным трудом всходили на сии, во многих местах неприступные горы, где и в летние месяцы не является глазам ничего, кроме ужасных пустынь, голых утесов, стремнин, печальных кедров и хищных белых кречетов, но где, под мшистыми гранитами, скрываются богатые жилы металлов и цветные камни драгоценные. Там… достигнув городка Ляпина (ныне Вогульского местечка в Березовском уезде), исчислили, что они прошли уже 4650 верст… и благополучно возвратились в Москву к Пасхе. Сподвижники их рассказывали любопытным о трудах, ими перенесенных, о высоте Уральских гор, коих хребты скрываются в облаках и которые, по мнению Географов, назывались в древности Рифейскими, или Гиперборейскими; о зверях и птицах, неизвестных в нашем климате; о виде и странных обыкновениях жителей Сибирских: сии рассказы, повторяемые с прибавлением, служили источником баснословия о чудовищах и немых людях, будто бы обитающих на северо-востоке; о других, которые по смерти снова оживают, и проч. — С того времени Государи наши всегда именовались Князьями Югорскими, а в Европе разнесся слух, что мы завоевали древнее отечество Угров или Венгерцев: сами Россияне хвалились тем, основываясь на сходстве имен и на предании, что единоплеменник Аттилин, славный Маджарский Воевода Альм, вышел из глубины Азии Северной, или Скифии, где много соболей и драгоценных металлов: Югория же, как известно, доставляла издревле серебро и соболей Новугороду. Даже и новейшие ученые хотели доказывать истину сего мнения сходством между языком Вогуличей и Маджарским, или Венгерским". (Н.М.Карамзин, «История Государства Российского»). Еще как сходным, — добавим мы. Одно современное название Ляпина городка — Саранпауль — чего стоит. "Саран" — почти как "зырян". А "пауль" — так и есть, поселок, город. На вогульском. Зырянский поселок в Стране Вогулов.
Вот ведь: Пройдя Пёзский Волок, Ушатый с Курбским не смогли остановиться на Печоре в веке 15-м, Шренк с Голицыным — в 19-м, в котором знаменитый Крузенштерн посвящает 35 лет поиску возможностей устройства водного пути в Обь,
«Ваше Императорское Высочество! Просвещенному и благосклонному содействию Вашему обязан я, что мысль, занимавшая меня 35 лет, соединить Сибирь с Европою посредством реки Печоры, наконец осуществилась».«Путешествия П.И. Крузенштерна по Северному Уралу в 1874 – 1876 годах».
а Сибиряков, не найдя надежного морского пути, устраивает сухопутный?
«Грандиозная цель соединения богатой Сибири с остальным миром, можно сказать, осуществлена. Сибиряков, оказавший свое щедрое и энергическое содействие успеху великого дела, имеет все права на признательность своих соотечественников.» (И.С. Левитов «Сибиряковский тракт на Север»)
Куда уж нам противиться велению Великой Печоры? Лишь остается двигаться дальше, "ЧерезКамень", в Обь. Еще путь можно выбрать.
Самый главный путь — морской Мангазейский ход — пока оставим. А основной речной путь (ход!) вел из Усы — Печорского притока – Ельцом, затем через семь перевальных озер через Камень, и Собью в Обь. Это и был тот самый Черезкаменный Волок, самый важный, самый простой и самый северный, известный под именем Елецкого (или Собского, это с какой стороны смотреть) прохода, ведший через заставу Катравожь прямиком в Лукоморье (знали, да?) — Обскую губу, а, значит, в Мангазею. Но нам он не подходил никак — по нему легко и просто можно проехать теперь в скором поезде Москва — Лабытнанги. Крузенштерну этот путь тоже не подходил, только по другой причине — ему нужен был путь, позволяющий построить на водоразделе систему шлюзов для прохода больших судов, чему в его время препятствовали каменистые грунты Собско — Елецкого прохода. Потому взгляд Крузенштерна повел его выше по Усе, а наш взгляд обратился выше по Печоре — к правому, одному из самых полноводных притоков Печоры — Щугору, тому самому, по которому суровой зимой 1499 перешли через Камень дружины Курбского и Ушатого. Потом Курбский описал этот путь в «Дорожнике» — «Указателе пути в Печору, Югру и к реке Оби», целиком вошедшем в «Записки о делах Московитских» Сигизмунда Герберштейна. Впрочем, авторство Курбского в «Дорожнике» — хоть и весьма вероятная, но все же легенда, наподобие той, что и написал он этот дорожник пером из крыла югорского лебедя. Тем не менее, Герберштейн указывает путь Щугором наравне с путем Черезкаменным, Елецким, упоминая даже, что «те, кто писал этот дорожник, говорили, что они отдыхали между устьями рек Щугора и Подчерема (Potzscheriema) и сложили привезенные с собой из Руссии припасы в соседней крепости Strupili, которая расположена у русских берегов на горах справа». Самое интересное то, что Герберштейн дальше предположил продолжить этот путь — Обью и Иртышом — в загадочную страну Катай. А Курбский положил начало еще одной, на этот раз печальной, традиции путей из Московских владений в Обь Печорой — заканчивать свою жизнь в опале и безвестности.
«Симеон Федорович, от Курбы, своего поместья, человек старый и сильно изнуренный необыкновенно воздержною и суровою жизнью, которую он вел с молодых лет», как сказал о нем Герберштейн, «положивший начало пути, завершенному в 1639 году не менее забытым казаком Иваном Москвитиным, вышедшим в тот год на берег Охотского моря», — добавим мы и умолчим об Аляске и Калифорнии, о Баранове и о Резанове вовсе; человек, воевавший Новгород и Казань, Шведов и Литву, основавший Васильсурск, окончил свою жизнь в 1527 году, в полной безвестности и опале, а, может, и темнице. Как потом, четыре столетия спустя, в нищете и безвестности окончит свою жизнь вдали от Родины Александр Михайлович Сибиряков, проведший вдоль Щугорского древнего пути через Урал знаменитый Сибиряковский тракт, спрямивший «выкрутасы», или, лучше языком самого Сибирякова,«кривули» быстрого Щугора прямой (особенно в нижней его части) 180 — километровой Сибиряковской дорогой, от амбаров Усть-Щугора до зырянского городка Ляпина — СаранПауля — пристани на реке Сыгва (Ляпин), притоке Северной Сосьвы Обской системы. Кстати, вот интересно — ни у Курбского, ни потом у Сибирякова не было детей.
Мы просто не могли, после Пёзского Волока, Курбского и Сибирякова, не пройти именно этой дорогой.
