На поклон к Седому Уралу. Часть 1. Между Печорой и Щугором

   Быстро спускается темнота, зажигая вслед за розовым, какие бывают только на больших реках, закатом

огромные звезды. Топляк плохо горит, зато с темнотой загорается северное сияние прямо над горизонтом, такими острыми лучами вверх, причем, то разгорится, то потухнет. Вот, сейчас опять разгорается. А когда гаснет, на небе проявляются невозможные мириады звезд, Млечный путь, туманности, падающая звезда и Марс над горизонтом, красный и огромный.

   12 сентября. Олежка говорит, что мы ночевали вместе со стаей уток. Не видел – насмотревшись на звезды и северное сияние, я упал без чувств и уснул без снов, чтобы проспать до 8 утра и проснуться абсолютно бодрым и выспавшимся. 10:00 выход. Быстро находим дорогу и столь же быстро вкатываемся в деревню Кырта. На самом деле, она Еджыд- Кырта.

   Тут у нас есть несколько дел. Во-первых, это последний населенный пункт на нашем пути по эту сторону Урала. Потом, до самого Ляпина-Саранпауля, 200 км, никакого жилья не будет. Это не потому, что все брошено и обезлюдело. Постоянного жилья здесь не было ни при Сибирякове с Носиловым, ни при Гофмане со Стражевским. . Были оленьи тропы-дороги и временные чумы оленщиков. Это основное отличие от пройденных нами когда-то Пёзских путей. И там, и тут, всегда были огромные безлюдные пространства, пересеченные тропами и дорогами, по которым перемещались жители крайних, перед «пустыней», поселений. Но там, на русском севере, путникам нужны были избы, и они стояли вдоль дорог. Вогулу-оленщику не нужна изба – легкий чум у него всегда в поклаже на нартах. Поэтому и не магистраль-дорога тут, с вешками-избами на пути, а сетка, паутина троп, ведущих, каждая по-своему, от одной конечной точке к другой. Но это я уже пустился в философию нитки самой Сибиряковки. Не время, простите. Сейчас дела. Магазин, почта, Валера. Хотя все же нет. Когда Кырта появилась и разрослась, и тут стали появляться избушки. В основном охотничьи. И вокруг остальных поселков, вобравших в себя пришедшее сюда и русское, и зырянское, население. Но это потом. Охотникам нужны избушки, да. Оленщикам – нет.

   Во-вторых, это Валера. Охотник, в прошлом – егерь. И, по всем отзывам, нет во всей республике Коми человека, который бы лучше него знал здешние места. Нам он очень нужен.

   Мы останавливаемся у почты – клуба, этакого центра местной цивилизации, в надежде встретить кого-то, кто нам расскажет о Валерии. Нет, у меня есть его мобильник, но когда в деревне 41 человек всего – какой в нем прок? Любой из них не только знает, где живут все остальные, но и где они в данный момент времени находятся. Сорок один? Это к нам подошла женщина, представившаяся как Надежда Константиновна. Заведующая клубом. Собственно, клуб тут работает только летом, когда тем самым бабушкам и дедушкам, составляющим основное количество от сорока одного, привозят на каникулы детей. Обычно это примерно 15 человек, потому что, по мнению бабушек, нет лучшего места для отдыха детей, уставших от городской экологии и нервотрепки, чем эта Кырта на высоком берегу над Печорой, с ее грибами и ягодами, с ее бесконечно чистым, ввиду отсутствия какой бы то ни было промышленности на тысячи километров вокруг, воздухом. Тут и машин-то нет – придет одна, раз в неделю, в магазин, да и то, если брод в Подчерье проходим. Но и ни школы, ни детского сада тут нет – зачем они дедушкам-бабушкам в межсезонье? Вот и вкладывает Надежда Константиновна в ниспосланных ей на лето детишек все свое умение, все свои навыки - в рукоделии, танцах, пении и многом еще, полученные еще тогда, когда население Кырты составляло пять тысяч человек. Летом Надежда Константиновна оживает…

   - Да вон его мотоцикл тарахтит, – показывает нам рукой Надежда Константиновна и машет мотоциклисту на другом конце улицы. Валера подкатывает к нам на стареньком «Восходе» и быстро понимает, что мы от него хотим…

   - Знаете, где мой дом?
   - Нет, конечно.
   - Надежда Константиновна, объясните? Разговор долгий у нас будет. Я сейчас быстро смотаюсь к (зятю? Куму? – не помню), мне ему только передать – и обратно. Посидим, покумекаем, - И Валера укатывает куда-то вдаль.
   - Да как вам объяснить? Пойдемте, покажу…

   Кырта, конечно, сильно разрушена

поскольку обветшали и пришли в негодность постройки барачного типа. Те самые, в которых, видимо, и жили когда-то 5000-41=4959 человек. Но жилые дома достаточно еще аккуратны…

   С Валерием мы проговорили около двух часов. Он живет один, торопиться некуда… Поэтому все пространство столов постепенно занимают потрепанные и пожелтевшие карты, кальки и просто рисунки местности от руки. Этакое полное топографическое собрание сочинений ближайшей местности. Валера недоверчиво косится на мой ноут с картами в нем.

   - Тут очень большие расхождения. Поэтому я сам и рисовал. Вот, смотрите…. – И он, быстро привыкнув к электронному изображению, изредка заглядывая в кальку, водит пальцем по экрану монитора, - профиль на карте так нарисован,

а он вот сюда выходит. Медвежку он пересекает не здесь, а тут. Катя-Ёль правильно нарисована, тут дорога выйдет к берегу…

   Я, наверное, нигде больше не встречал такого расхождения генштабовских карт с местностью, как на Урале. Более или менее похожи на правду высоты – их, видимо, наносил еще Гофман. Реки тоже похожи, с той оговоркой, что они на местности иногда меняют свое русло. А вот профили - просеки, тропинки… Только Сибиряковка точно лежит на карте. Уж не сам ли Сибиряков ее туда определил? Собственно, грешит все, что появилось и было нанесено на карты в те времена, когда в Кырте было пять тысяч жителей. Уже пора о Кырте? Нет, еще, сначала с Валерой закончим.