Пёзский Волок,рассказ-экспедиция. Часть третья, "Вниз, к Печоре!" 3. От Нонбурга до Усть-Цильмы.

Хозяйка нам вновь, как и в Сафоново, постелила все чистое, и слушала нас с интересом, вставляя время от времени очень короткие и от того особенно емкие замечания. Единство и борьба противоположностей – балагур, любитель песен, анекдотов и рассказок, и его жена, суровая и немногословная, настоящая северянка – скажет, как уронит, негромко, но очень весомо. Действительно, притяжение возникает там, где заряды разного знака. А то, что Толя – любитель погулять и повеселиться – факт, засвидетельствованный в его горнице, на печи. Еще у Поповых есть взрослый сын, но сегодня, в воскресенье, он появился лишь, чтоб поздороваться да объявить, что они с приятелями где-то посидят. Среди многочисленных пожеланий и напутствий на печи

и картинок лубочной алкогольно – фривольной направленности,

есть и лирическое стихотворение самого Анатолия Прохоровича (в правой части)
Любимая, ждешь, нет меня?
За поворотом уже
 деревенька моя
Островок проплыву
на деревню взгляну
а домой
подымусь и тебя
обниму.
      А вот эта печь и позволила нам нарисовать портрет Анатолия… Да, балагур, любитель поддать и зажечь, но в глубине души человек незаурядный; натура тонкая, пытающаяся за болтовней и разухабистостью скрыть ранимость и всю глубину внутренних переживаний. Да, и, видимо, всилу замкнутости круга общения, разрываемого лишь пришлыми геологическими партиями, столь вошедший в свою внешнюю роль, что покрылась его ранимая душа толстой лубочной, «печной» штукатуркой, что и сам он теперь не знает, какой он настоящий, с панцирем, или без.
    Ну да, раз настроение такое…  кому тут хотелось очередные рассуждения послушать? Восемь дней мы не видели постоянного жилья, проходя по местам, глухим по-настоящему. Триста верст без дорог и проводов, только избушки  охотников, да лодки… Чем не доказательство «нелинейности», или «логарифмичности», или, если хотите, «вложенности» нашего мира? Однажды, еще в молодости, я смотрел на карту. Облазив уже тогда весь юг и среднюю полосу, я глядел на Север, такой недостижимый, с нереально удаленным Архангельском и непостижимо недостижимыми Соловками. Попав в Архангельск, так же удивленно я смотрел на удаленные райцентры: Карпогоры казались мне краем света, а Мезень – вообще чем-то потусторонним. О существовании Сафоново мне какое-то время неизвестно было даже уже по приезду в Мезень. И вот теперь столь же удаленная, бездорожная и «безмобильная»,  крайняя, но  с другой стороны от Окуловской «глушинушки»,  деревня с громким названием Нонбург показалась мне островком цивилизации, границей между безлюдьем и населенной частью нашей воистину необъятной. Я реально ощущал, что попав в Нонбург, я снова оказался в цивилизации, среди людей. Баня, горячая вода, чистая и мягкая постель… Кто-то еще хочет со мной спорить, что цивилизация – именно это, а не  Москва,  фейсбуки и твиттеры?
    Нонбург. Самое забавное встреченное толкование этого названия – «Негород».  Но, если серьезно, то действительно странное название для деревеньки в 80 жителей, заброшенной от райцентра на 130 верст и не связанной с ним дорогой. Да и сам-то райцентр с большой землей не связан ничем, кроме прилетающей сюда два раза в неделю Аннушки, да 200 километровым отрезком дороги до приполярной железки, несмотря на свои 5 тысяч населения. Но поупражняться в этимологии Нонбурга стоит, хоть ни у Шренка, ни у Голицына, этого названия нет. У Шренка есть «в десяти верстах выше впадения в нее [Цильму - kvas]  Тобыша, первое населенное место, а именно хижины зажиточного устцильмскаго хозяина Артемия Носова, а несколько ниже их – хижины Филиппа Носова. Эти местечки суть ни что иное как колонии устьцильмских переселенцев…»*. Голицын же ему оппонирует: «По берегам Цыльмы до Тобыша [снизу вверх – kvas] встречаются деревушки: Рогачево [Рочево? – kvas], Кривомежная, Трусово, Носово, Филиппово и Артино; от этой же последней деревни начинается совершенно безлюдная, никем, кроме зверей, не обитаемая местность, которая тянется на 350 верст»****. Все деревни тут указаны в правильной последовательности, Носово лишь не обнаруживается на современной карте, хотя и покинутые Кривомежная и О(А)ртино на карте есть, как урочища. Но Носово по Голицыну ниже Тобыша. А сегодняшний Нонбург выше, и не на десять, по Шренку, а на все тридцать верст. Не может он быть ни Носовом  по Голицыну, ни Артемий – Носовскими «хижинами» по Шренку, если только увлеченный быстрой ездой Шренк не напутал с расстояниями. Но вот что известно о Нонбурге, так то, что стоит она (вот и задумался… деревня – она, а «бург» же – он?) при впадении в Цильму реки Номбур, что можно переиначить с зырянского как нюмбыр – покатая (река), или же номпур – «комариный плот». И то, и то, представляется, правдоподобным; разве что коми языка я не знаю; да и коми ли это? Долина реки Цильма – зона компактного проживания русского населения Печоры, заселяемого идущими через Волок поморами из Мезени. А до того – самоедского, о чем пишет в своем исследовании Голицын… Но вот что достоверно – так это то, что на картах 1918 года у места впадения Номбура в Цильму обозначена почтовая изба под названием «Нонбургский выселок». Тут, как ни странно, именно «выселок» имеет определяющее значение: на севере выселок – синоним хутора на юге, а значит, поселения хоть и маленького, но постоянного. Да и «Нонбургский» – явное указание на то, что изначальное «Номбур» уже трансформировалось в немецкоориентированное Нонбург. Ну, а дальше можно предаться фантазиям, основанным на легендах о том, что печи у пройденных нами «Заводов» были сложены из глины, месторождение которой и находится у впадения Номбура в Цильму; последнее (глина) также достоверно, а вот вопрос о происхождении самого селения Нонбург, его названия и связи с Заводами, а, равно как и возможная связь этого названия с «двумя немцами, Иваном да Виктором» - предмет последующего изучения переплетенных донельзя легенд и действительности. Изучения, призванного сначала дать ответ на вопрос: «А сами заводы – не легенда ли?», ибо ни заводов, ни Нонбурга, нет ни в Дорожнике, ни у Голицына, да и у Шренка лишь в пересказе.
    Современный Нонбург – деревенька, 80 жителей,

здесь есть начальная школа, в которой учатся два ребенка; еще семь детей из Нонбурга в интернате не то в Трусово, не то в Рочево. Умирая, Советская власть успела дотянуть сюда линю электропередач (а наш пострел – Анатолий Прохорович – везде поспел, и тут поработал начальником-бригадром), поэтому электричество тут постоянное, в отличие от Пезских деревень. Вообще, Нонбург – предмет гордости его обитателей: лишь благодаря немногословной энергии местных жителей, попавшая в перечень подлежащих укрупнению в пятидесятые и неперспективных в семидесятые, деревенька осталась и  сохранилась, потеряв лишь, в отличие от своей пезской противоположности, взлетную полосу на другом берегу Цильмы. Цилёма стоят особняком в широкой палитре многонациональной, или, лучше сказать, многоэтнической республики Коми, а нонбуряне – особняком среди цилёмы.  Описывая «племенной состав» Печорского края, князь Голицын с самого начала определяет зоны компактного проживания трех основных групп его населения – русских, зырян и самоедов: «Русские по месту жительства делятся на две группы: Устьцилемы и Пустозеры; эти две группы различаются между собою,  вопервых [орфография князя – kvas] в религиозном отношении, так как Устьцилемы почти все раскольники, тогда как Пустозеры – православные, и во вторых по роду занятий: Пустозеры занимаются морскими промыслами, Устьцилемы же хлебопашеством, скотоводством и другими промыслами»****.  Дальше, посреди разговора о зырянах, Голицын делает удивительный по тем временам вывод – русские меж собой различаются больше, чем они вместе отличаются от зырян, например, а повадки тех или иных групп определяются не верой, или этносом, а некоей традицией места их проживания. Вот, ижемские зыряне, например, у князя - поголовные пьяницы, несущие этот порок полудиким самоедам. А другие зыряне этого порока лишены. «Традиция места» - производная от преобладающих занятий в этом месте – скажем, кочуют ижемцы вместе с самоедами по оленьим пастбищам, делать им особо нечего, вот и пьянствуют, в то время как хлебопашцы или  мастеровые – заняты, некогда им пить. А зыряне они или русские, православные или раскольники – в общем-то, не сильно важно, хоть и влияет, усиливая или смягчая основную причину тех или иных особенностей характера. Кстати, приверженность, ревностность в вере у князя – тоже производная не исторических и прочих корней, этнических или иных особенностей, а… личных качеств того или иного священника. Вот и оказываются в Печорском крае самоедские селения, более православные, чистые и уютные, нежели русские.  Хотя, конечно, пороки имеют тенденцию к распространению, и «леность и небрежность»  становятся у Голицына (между прочим, губернатора Архангельского края, а значит, в сравнении с жителями той части губернии, что тяготеет к Архангельску) особенностями общепечорского характера.
     

Пёзский Волок,рассказ-экспедиция. Окончание.

Пёзский Волок,рассказ-экспедиция. Часть третья, "Вниз, к Печоре!" 2. Цилемские Рудники.