Отчет об экспедиции. Глава 4. Вымский волок (Ухтинский переволок). Часть 1. Подходы к Волоку

«Вот тебе дорога. Плохая дорога, грубая дорога 

и к тому же старинная дорога, но всё-таки это дорога, 

а на всех обитаемых планетах дороги ведут к тем, кто их строил».

 

 

 

 

 

Итак, сегодня 5 сентября 2020 года, время – 11-00; все наши пожитки загружены в два фургона, один из которых час назад уехал по автодороге в Ухту, а второй, с необходимой экипировкой для прохождения волока, включая малые лодки, катамараны и квадрики, натужно урча несколько перегруженным мотором и раскачиваясь, переползает низинки полевой дороги через луг Усть-Выми. Вслед за фургоном с техникой едем и мы на микроавтобусе. Обзорная карта этого района -  ниже.

 

 

 

 

 

На этой схеме красная линия проведена по историческому пути к Вымскому волоку. Я его и дальше так буду называть, хотя другое название – Ухтинский переволок – безусловно, точнее. Вообще, двойное название того или иного протяженного географического объекта, будь то путь, тракт, дорога или мост на ней, и уж тем более волок – общее свойство топонимики нашей необъятной. Естественно тракт, ведущий из Москвы в Иркутск, называть Сибирским, да? Но это  если называть его в Москве. А для жителя Иркутска он столь же естественно будет называться Московским – он же в Москву ведет! Название показывает, куда ведет дорога. Но вот с волоками в точности наоборот: название показывает не куда он ведет, а «чей» он. Название ему дается по той местности, где он начинается: Пёзским волок из Пёзы в Цильму называют как раз пезяна (жители Пёзы), тогда как цилёмы (жители Цильмы) зовут его Цилемским [1]. Тут, кстати, удивляешься конкретности и точности наших далеких предков, придумавших соединенным волоками в путь рекам давать одинаковые имена, а нам, благодаря этому, находить эти пути. В связи с этим и Ухтинский переволок становится более точным названием: в словаре Брокгауза и Ефрона находим другое имя реки Шомвуквы – Нашом-Ухта [2] – что делает волок  Шомвуква – Ухта (Нашом-Ухта – Ухта) попадающим в разряд имеющих топонимический указатель. Еще один важнейший момент, связанный с большей точностью названия «Ухтинский переволок» по сравнению с названием «Вымский волок» - это тот факт, что из Выми в Печору есть еще несколько переходов, кроме как Ухтой. Но я продолжу, в силу консервативности (косности и упрямства) звать этот волок Вымским. 

 

Так вот, красный путь – исторический путь к волоку Вымью и Шомвуквой. Он и ведет к Вымскому волоку, обозначенному двумя черными черточками и надписью «Волок». В месте его выхода к р.Ухте стоит деревня Переволок – обведена овалом и подписана красным. Автомобильная дорога, которой мы сейчас и воспользовались, обозначена фиолетовым; в поселке Чинья-Ворык, до которого нас доводит первоклассный асфальт, она разделяется на две ветки: та, что продолжается вместе с асфальтом прямо, приведет наш первый фургон прямиком в Ухту. Мы же повернем в поселке налево, на раздолбанную ухабистую грунтовку, по которой и доедем (почти доедем, остановимся в паре километров) до брошенного поселка Шомвуково с развалинами бараков лагерной зоны и оставшейся колючкой на столбах. По линии, нарисованной на схеме зеленым, мы от Шомвуково на квадрах, через болота и просеки, выйдем на волоковую дорогу в 500 метрах от д. Переволок. Такая вот план-схема, которую легко прокручивать в голове, когда эта голова мерно покачивается в микрике, идущем по идеальному асфальту автотрассы, и к тому же поглощает купленное в Емве (Княжпогосте – Железнодорожном) пиво из баночки. А что, ни за руль, ни за румпель нам сегодня не нужно.

 

Да, синим на схеме подписаны реки, красным – населенные пункты. Синим же проведен и трек по реке Ухте, которым мы пойдем после волока в сторону Печоры. И, как обычно, схема кликабельна. 

 

Всю дорогу от Усть-Выми до Чиньяворыка держим связь с Александром Фоменко – писателем и художником, прошедшим и описавшим, вместе с братьями Рочевыми, Вымский волок. Готовясь к этой экспедиции, мы связались с Фоменко и очень надеялись, что либо он сам, либо его спутники, выступят в роли проводников нашей экспедиции по волоку, но этим надеждам не суждено было сбыться… тем не менее, Александр дает нам указания и точки, по которым мы можем ориентироваться на волоке. Что же до Рочевых, то эта фамилия – некий «фирменный знак» этих мест; такую фамилию носили все жители деревни Переволок, куда мы стремимся, от первых переселенцев (в 1876 г.) из ижемского села Поромес Никиты и Дмитрия Рочевых  и до последнего, родившегося здесь, жителя Переволока Алексея Рочева. В 2016-м году Рочевы и Фоменко прошли волок и сделали в историко-краеведческом музее выставку «Ухтинскiй волокъ», - так когда-то называлась и деревня Переволок. Впрочем, о деревне мы еще поговорим, когда до нее доберемся.

 

Почти двести километров трассы Сыктывкар – Ухта быстро пролетают по идеальному асфальту, и в поселке Чиньяворык мы поворачиваем налево, на грунтовку, идущую параллельно железнодорожной ветке Чиньяворык – Тиман. Обе эти дороги ведут к Средне-Тиманскому бокситовому месторождению и принадлежат, как и само месторождение, РУСАЛу. Открытая в начале 2000-х, железная дорога стала первой частной железной дорогой в постсоветской России; бокситы со Среднего Тимана, а это примерно треть всех бокситовых запасов нашей страны, причем, добываемых открытым способом, везут по железной дороге. Автомобильная грунтовка практически не используется; повернув на нее в Чиньяворыке, мы встретили всего лишь несколько встречных легковушек, да еще парочка машин грибников стояла на обочине. «Вот ведь странные люди, эти грибники» - удивляемся мы на пару с водителем микроавтобуса. Грибов кругом – полно; сто́ит в любом селе или поселке выйти за калитку, и вот они. Но нет, едут люди, «убивая» машины на ухабах и ямах, за полсотни верст к «своим» местам. Я, конечно, пришлый, но водитель, местный житель, удивлен не меньше моего. Пару километров после поворота дорога выглядит очень прилично, но будка охраны со шлагбаумом и вереница из стоящих к нему карьерных самосвалов объясняет причину – это дорога к карьеру. От будки охраны боковая дорожка уходит вправо, в объезд карьера, и становится настолько ямной и ухабистой, что ползем по ней со скоростью пешехода. Водитель наш расстраивается, но оптимизма не теряет: точка нашего финиша ему известна, и он заранее расспросил коллег о состоянии этой дороги. Когда закончится объезд, она станет получше. Но не сильно. От Чиньяворыка нам по ней километров сорок, до заброшенного поселка – бывшей лагерной зоны – Шомвуково. И только примерно в 16-30 этого долгого дня мы встаем на полянке, образованной примыканием к грунтовке просеки, примерно в километре от Шомвуково.

 

 

 

 

 

На рисунке стрелочкой внизу показано место, куда нас привез по дороге фургон и микроавтобус; от стрелочки вправо на просеку с читающейся на ней колеей уйдет завтра к волоку наш трек. Но можно было бы продолжить движение и по дороге. Здесь есть некоторое расхождение картографии и местности: черной сплошной линией обозначена на карте грунтовка, тогда как железная дорога идет в 200-х метрах слева от нее. Но поднимаясь по грунтовке к северу, вы увидите, что от нее вправо уходит другая дорога. Собственно, с этого места черная линия соответствует только железке, а уходящая строго вверх дорога и есть грунтовка. По идее, именно она должна привести к мостику через Шомвукву, и этот путь, даже в процессе постановки лагеря у нижней стрелочки, продолжает рассматриваться нами, как вариант таки пройти Вымский волок в «сквозном» режиме. Я делаю очередной звонок, на этот раз, со спутника, Александру Фоменко, но он неумолим: «Зависните там. От этого моста на Шомвукве сплошные завалы. Идите к Переволоку, а уже оттуда пройдете волок радиально». Добавляет эмоций и последовавший вслед за этим звонок из штаба РГО: «Ваше отставание уже критично. Вас и в Ухте ждут, и в Салехарде, давайте уже нагонять график!» Ну что ж, решение принято, идем в деревню Переволок. Хотя сейчас, когда я пишу эти строчки, я снова сомневаюсь в правильности этого решения: можно было бы и попробовать, - так было бы ближе к историческому пути. Давайте снова к нему вернемся.

 

 

Тем читателям, что идут с нами в нашей долгой экспедиции, известно, что, начиная с Усть-Выми (или даже раньше, с самой Тотьмы), мы следим за историческим маршрутом по путевым заметкам Бессонова [3], описавшего этот путь в путешествии вологодского губернатора Алексея Николаевича Хвостова к нефтяным месторождениям Ухты. Кстати, я не устаю удивляться подвижности высших чинов последнего периода жизни Российской Империи: будущий Председатель Совета Министров Империи князь Н.Д. Голицын, в бытность свою архангельским губернатором, предпринял поездку по самым отдаленным местам Архангельской губернии и Печорского края, составив описание вверенной ему территории [4]. А.Н.Хвостов предпринял две (по крайней мере) попытки обозрения вверенной ему Вологодской губернии; обе их описал сопровождавший его Б.В. Бессонов – на Ухту и к переходам через Урал Илычем и Щугором. Через 10 лет после указанных путешествий Хвостов стал министром внутренних дел, прославившись попыткой убийства Распутина. Именно за нее он и пострадал от рук Императора (или Императрицы), лишенный всех званий и наград. Но и Февральская революция его не спасла, заключив в Петропавловку, где он и встретил Октябрьский переворот. ВЧК тоже не нашла повода смягчить участь  Хвостова, в 1918-м он был перевезен в Москву, где и был публично казнен в Петровском парке, как заложник в первые дни Красного террора. Благодаря его поездкам мы можем теперь отследить точные маршруты древнейших путей, таких, как Вымский волок, и не только: им были исследованы и путь Мылвами (и дано описание возможного строительства там канала), Бухонинский волок и вообще пути Вычегдой и ее притоками. Вот по его описанию мы и пойдем на волок Вымский. Впрочем, и князь Голицын не избежал революционной судьбы, несмотря на то, что оставил политику и посвятил семь лет своей жизни при большевиках сапожному ремеслу и охране общественных огородов. Николай Дмитриевич был расстрелян в 1925-м по постановлению коллегии ОГПУ в Ленинграде (реабилитирован в 2004-м). Но к волоку.

 

Мы оставили Хвостова с Бессоновым в прошлой главе в среднем течении Выми, куда, к селению Ёлва, и поднял экспедицию Губернатора казенный пароход «Вологда». Выше Ёлвы на Выми начинаются пороги, и путники вынуждены поменять тут пароход (а раньше – большие груженые лодки) на другой транспорт – лодки-зырянки (длинные и узкие), управляемые «ямщиками» зырянами посредством шестов. Так и идет дальше подъем по Выми до впадения в нее левого притока – Шомвуквы (см рис 1.) «И удивительно странно глядеть на ряд идущих впереди лодок с их оригинальным способом передвижения: мерно, в такт поднимаются и опускаются шесты в руках ямщиков, словно люди эти с усилием вкалывают какие-то огромные булавки в упругую поверхность реки, быстро их вытаскивают и опять медленно с усилием вкалывают. Все pa6oчие мокры и в одних рубахах, они вынесли страшное напряжение при проходe порога и следующей за ним быстрины, всего, пожалуй, версты 2» [5]. С переходом от «езды» на пароходе к «езде» на лодках-зырянках меняется всё: и характер реки, ставшей тут быстрой и порожистой, и характер берегового ландшафта – места порогов «обозначены» выходом крутых берегов, иногда – скалистых. И отсутствием поселений и покосов. И только кое-где встречаются «керки» - избы, предназначенные для отдыха путников, в деталях напоминающие и своим обликом, и правилами пользования ими, избы Русского Севера, традиции общежития в которых сохраняется на севере и по сю пору. Да еще отмечает Бессонов кое-где визирные столбы, по которым можно определять пройденное расстояние. Но «ямщики»-зыряне меряют это расстояние по-своему, в «чёмкасах». «Долго добивались мы, по какому расчёту определяют они длину своих чёмкасов, и, наконец, из расспросов и объяснений поняли, что они рассчитывают их не по количеству верст, но по тому количеству труда, какое приходится на прохождение этой части затрачивать; так они говорят: „этот чёмкас трудный всего версты в 3“, а другой легкий и на 8 верст растянется, но в общем ошибки не будет,- если принять чёмкас равным б верстам. Всю реку Вым от Веслян и до Шом-Вуквы они разделяют на 18 чёмкасов и самую Шом-Вукву также на 18 чёмкасов так, что, по их счету, до переволока 36 чёмкасов или 216 верст, что довольно верно, по крайней мере по картам, хотя, надо сказать, и не особенно точным, выходит это расстояние равным 222 верстам» [6].

 

У впадения Шомвуквы в Вымь во времена Бессонова стоял поклонный крест со старыми славянскими буквами: «Вуква впадает в Вым таким образом, что обе реки составляют как бы вилку о двух зубцах; на берегу у впадения стоит старая заброшенная керка с провалившейся крышей и рядом с ней покосившийся гнилой, покрытый мохом крест, следы когда-то бывших здесь людей» [7].

 

 

 

 

 

Шомвуква – «характерная лесная речка», извилистая и неширокая, к низким берегам которой лес, в основном – еловый, но кое-где  с включением сосен,  берез, и лиственниц, подходит прямо к воде. Деревья склоняются над водой и, не удержавшись, падают… Кое-где на берег выходят полянки, и Бессонов отмечает на них следы стожков. Ямщики подтверждают – да, уходят люди далеко вверх по Выми и Вукве, где косят и ставят стога, а по осени сплавляют их вниз на плотах. Выше впадения в Шомвукву справа реки Мадмас Вуква делается вдвое у́же и извилистей, что на 8-м чёмкасе от устья путешественники выходят из лодок, чтобы срезать петляющую тут реку по тропе. Тропа то идет по ягельному бору, то спускается в заболоченные низины; дорожка прорублена и прочищена, тогда как лес кругом страшно завален «вековым ломом». «На восьмом чёмкасе мы прошли тропой на перерез реки версты 4, на лодках же, выделывая все крюки, как изворачивается Вуква, надо тут ехать верст 16. Тропа идет то по боровым местам, заросшим ягелем, то перебегает через болота; лом в лесу страшный, вековой; ведь никто никогда тут не только не подумал убрать что-нибудь, но даже, вероятно, и не взглянул на эти поваленные огромные стволы, вошедшие в землю и уже заросшие мохом, — в особенности лом этот ужасен на болотах, которые уже и сами по себе достаточно неудобопроходимы, благодаря страшным кочкам, а тут еще сверху них навалены старые гнилые стволы с остатками сучьев, на них упали следующие и образуется просто невозможное сплетение всей этой гнили поверх кочек, а под ним среди кочек вода и грязь, в которую нога проваливается до колена; в особенно скверных местах через воду набросаны те же самые старые стволы» [8].

 

Давайте теперь оставим Бессонова с Хвостовым, идущими по тропе, и посмотрим, как это выглядит на карте. Сначала «пройденный» нами только что путь: 

 

 

 

 

 

Вон она, «вилка» внизу, где Вуква впадает в Вымь под острым углом. Но обратите внимание: чуть севернее, всего в паре километров, в Вымь слева (по течению Выми) впадает другой приток – Кедва. Запомните его, он нам очень понадобится. Вуква же на этом участке еще не критически мала: гидрографический знак дает тут ширину в 18 метров. Идем по Вукве выше. 

 

 

 

 

 

И дальше:

 

 

 

 

 

На самом краю схемы слева в Шомвукву впадает Мадмас – то самое место, выше которого Вуква становится вдвое у́же и извилистей. Но что мы видим? Чуть выше по Вукве, где она течет вдоль болота, обозначен еще один Переволок! Урочище с таким названием расположено аккурат в том месте, где Бессоновская команда впервые вышла из лодок, чтобы пройти пешком излучину реки по тропе! Тут надо вспомнить, что вся команда губернатора Хвостова стартовала из Вологды в начале мая, то есть, все завалы, мелководья и прочие «изневяги» они проходят во время относительно большой воды. И все равно это оказалось достаточно непростым делом. Что же тогда в межень? И другой момент: именно отсюда вдоль реки, срезая ее отчаянные «кривули», идет выверенная тропа. Чуть дальше по пути Бессонов и его спутники снова покинут лодки, а ямщики объяснят им, что в малую воду лодки разгружают и ведут их по мелководью пустыми, дабы не тащить по дну, в то время, как тропа вдоль реки становится тележной дорогой, товары по которой везут лошадьми. Сейчас мы отследим эти места, но пока обратите внимание на впадающий в «кривулю» Шомвуквы с юга приток – речушку Айю. Бессонов не мог его видеть, поскольку вышел из лодки у Переволока Первого и устье Айи срезал. А вот то место, где я ссылался на Брокгауза. «По Ухте когда-то существовал древний путь с р. Ижмы на р. Вычегду через р. Вымь и приток последней р. Яю, в которую впадает рч. Нашом-Ухта. От этой речки до Ижемской-Ухты существует волок в 8 вер. длиною. Путь этот довольно оживлен, хотя им пользуются только звероловы» [9]. Обычно, если исследователи Вымского пути и доходят до этой статье в словаре Брокгауза, то объясняют ее либо ошибкой, либо неточностью пересказа при составлении: видно же по карте, что в Вымь впадает не Айю (Яю в Брокгаузе), а Шомвуква. Переставили, дескать, местами Яю с Шомвуковой, да еще и Нашом-Ухтой ее обозвали. Нет тут никакой ошибки, если посмотреть на это место внимательно. Если считать Яю и Вукву перепутанными, то путь должен был бы идти по Яю. Но там никакого пути ни на карте, ни на местности (а мы ведь стоим у лагпункта Шомвуково, да?) не просматривается.  Но если вернуться к слиянию Айю и Шомвуквы, то из карты очевидно, что реки эти равнозначны. Кто в кого впадает?

 

Вообще говоря, решить, какую именно реку из слившихся двух продолжает их объединенный поток – задачка столь же сложная, сколь и дурацкая, в том смысле, что абсолютно ничего не значащая, субъективная. Те, кто стоял у слияния Камы и Волги, наверняка заметили, что поток Камы заметно больше. Просто те, кто знает, что «Волга – наше всё», решили сделать ее длиннее, значимее. То же относится и к месту «впадения» Ангары  в Енисей: первая тут чуть не вдвое полноводнее второго. Совершенно замечательно поступили те, кто давал название Северной Двине, образующейся от слияния Сухоны и Юга – дабы не спорить, кто главнее из последних двух, назвали ее третьим именем. Так что же тогда говорить о слиянии речки  Айю и Шомвуквы, коль они равноценны? Возможно, для источника автора статьи в словаре Брокгауза, Шомвуква впадала в Яю, продолжаясь дальше последней. И тогда всё становится на свои места: Мало того, что речушка Нашом-Ухта соединена с Ижемской Ухтой волоком в один путь, так она еще и топонимически соединена в этот единый путь. Что же до Шомвуквы – Нашом-Ухты, то два варианта ее названия явно содержат один и тот же корень «Шом» (умышленно не стану пытаться переводить его с финно-угорских языков),  а –вуква или –ухта могут служить разными обозначениями, уточнениями для –ва или –та – производными от «воды» (ср. Моск-ва; а основу из финского «uht» - «соединение» - мы как-то рассматривали [10], само название Ухта можно считать указателем на то, что это – древний путь, как и многие реки с корнем -охт- -ухт-, см главу о Сухоне).

 

Но давайте идти дальше. Вот именно с этого, первого урочища Переволок, начинается сухопутная дорога вдоль Шомвуквы, срезающая ее изгибы и выводящая к волоковой дороге через водораздел с Ухтой, то есть, ко второму (или главному) Переволоку – деревне на реке Ухте. На схеме ниже я обозначил тропу-дорогу вдоль Шомвуквы фиолетовым цветом, а в тех местах, где она «перепрыгивает» с одного берега на другой, поставил крестики.

 

 

 

 

 

Красный трек на этой схеме – реальный трек нашего собственного движения, к нему мы вернемся чуть позже и подробнее. Второй раз Бессонов покидает лодку у второго крестика: «С 12-го чёмкаса есть тропа, по которой только 17 верст до самого переволока; сперва надо пройти до керки верст 6, а потом, пересекши речку, верст 11 до переволока, рекою же туда придется ехать более 40 верст. Подъезжая к этой тропе, мы уже дошли до того, что хвост нашего каравана и начало его шли навстречу друг к другу, разделенные только нешироким перешейком — так извивается Вуква. Мы решили пройти хотя до керки, а некоторые из любителей пошли и до переволока. Тропа, после того как недалеко от речки пересечет большое мокрое болото, идет все время прекрасным сосновым бором по песчаному грунту, сплошь заросшему ягелем; удивительное зрелище представляет собою этот совершенно белый покров, так похожий в общем на снежный, хрустящий под ногами, как снег же в морозный день, ярко освещенный солнцем, с голубоватыми тенями деревьев, протянувшимися поперек нашей тропинки, которая то взбегает на холм, то перебегает через низинки, то войдет в довольно частый лесок, то выбежит на полянку, наконец, выводить нас на совершенно открытую возвышенную площадь со следами бывшего здесь когда-то лесного пожара, но теперь уже заросшую густо пошедшим молоденьким сосняком; на краю этой площади, на склоне берега подошедшей сюда несколькими своими изгибами Вуквы, расположилось сразу нисколько керок под названием „Ягу-керка-дол“ (по-зырянски „яг“ значить именно бор, заросший ягелем). Ходоки и отсюда отправляются пешком далее вплоть до переволока, а мы садимся опять в лодки и рассчитываем, что к вечеру и мы доберемся к нему, но надеждам нашим не суждено было сбыться: лом на речке делается все больше и больше, и сильно нас задерживает; то сверху повалилось дерево и его приходится перерубать, то со дна торчат такие коряги, что с разлета, намереваясь проскочить, так плотно усаживаемся на них, что и назад только с великими трудами удается сдвинуться и приходится выпиливать в них себе проход» [11].

 

Таким образом мы можем представить себе, как работала эта часть волокового пути в зависимости от уровня воды: начиная с Переволока 1-го, при малой воде лодки разгружались в местах, что обозначены крестиками. В этих местах и стоят керки – избы ямщиков. Пустые лодки проводились далее вверх по Шомвукве к конечной пристани – куда подошел справа на схеме красный трек нашего движения. Если, подойдя к очередному крестику, ямщики понимали, что уровень воды позволяет идти дальше, то шли; если нет – разгружались и вели лодки водой, а груз – посуху. 

 

После моста Тиманской грунтовки (между вторым и третьим крестиками) Шомвуква принимает слева (везде и до и после право- лево- даны мной орографически, по течению реки) свой последний приток. В этом месте она и меняет еще раз свое название. «От впадения последнего ручья, Вуква меняет свое название на название чисто русское, не совсем удобное для напечатания, по какой-то странной случайности приобретшее себе право на существование среди всех других чисто зырянских кличек, и становится она просто скверным болотным ручьем шириною аршина в 4, извивающимся по сплошному, грязному, жидкому кочкарнику, заросшему ивовыми кустами и тальником. Попробовал следить за её извивами и по приблизительному измерению насчитал на 100 саженях десять изворотов в разные стороны; наконец последний изворот, и лодки с энергией высаживаются рабочими на берег; отсюда б верст до Ухты— водораздела между бассейнами Северной Двины и Печоры» [12].

 

Я тут должен сделать паузу по Станиславскому. Нет, я-то уже видел эту речку в этом самом месте, и другого названия (клички) для нее, чем то, что не совсем удобно для напечатания, придумать не могу, настолько оно точно и емко. Но, пока держится пауза, и пока читатель перебирает в уме русские непечатные слова, не могу этого не отметить. Вот что интересно: Бессонов, сопровождающий известного своим острым языком губернатора Хвостова. Хвостов совершенно не стесняется в своих выражениях не только позже, в бытность свою министром, и еще позже, в Петропавловке или на плахе, бранясь в адрес красных террористов, но и вообще по жизни употребляет «красное словцо», за которое слывет «циником и хамом». Но Бессонов так и не решается употребить в тексте это название.  Не решается, то ли в силу своей интеллигентности, то ли в силу уважения к необычайно богатому русскому языку, владение которым он демонстрирует в приведенных выше цитатах. Как бы объяснить любителям вставлять в свои тексты дурные, бранные, площадные или просто никчёмные слова, что публичное употребление этих слов – двойная или даже тройная проблема для них самих: это и демонстрация неуважения к тем, кто владеет красотой русской речи в совершенстве – таким персонам, как Куприн, например, или тот же Бессонов. Это и демонстрация неуважения (неприятия?) этого языка, высокого и сложного в оборотах, но простого в своей красоте и без «вводных слов» и «смайликов». Но это еще и признание собственной недалекости в языке: если не можете обойтись без брани, значит, не владеете небранной частью. А если видите, владеете, но продолжаете, то вы - «Хвостов», в смысле, «хам и циник».  Нет, можно и ругнуться, когда «из песни слов не выкинешь». Ну, то есть, когда это устоявшееся географическое название. Эта речка называется здесь Гомнюха. Ну, правда же, что у Бессонова это прямо следует из текста и без его употребления? А поскольку отсюда начинается сам волок, то это конец отступления. Хотя, при известной ретивости, можно построить и «задорновскую» лингвистическую цепочку между «Шомвуквой – Нашом-Ухтой – Гомнюхой». Точно конец отступления.

 

Пока ставится лагерь у места примыкания просеки к Тиманской грунтовке, решаем скататься на квадриках к поселку Шомвуково, до которого отсюда около километра. Въезд в поселок обозначен бетонной аркой; впрочем, вряд ли это памятник.

 

 

 

 

 

Шомвуково оказывается заброшенным поселком, достаточно большим по площади, на территории которого явным образом выделяются три зоны – собственно, «Зона», огороженная столбами с обрывками колючей проволоки на  них,  остатками вышек и хорошо сохранившимися, опутанными той же колючкой, воротами. Эта часть находится слева от дорожки, приводящей с дороги в поселок. Внутри «Зоны» два сохранившихся барака, один из которых – явно производственного назначения. Здесь даже сохранилось отдельное помещение  – аккумуляторная – с соответствующими плакатами и электролитной ванной. Рядом с аккумуляторной – слесарная мастерская. Другой барак несет на себе следы утепления: к основному срубу здесь приделан второй контур из бревен, досок и другого, сколоченного кое-как материала, а пространство между контурами засыпано трухой и опилками. К «Зоне» примыкает вторая часть – видимо, территория, на которой жили местные жители. Здесь уцелело два дома, один из которых – медпункт (или амбулатория) с сохранившимися на стенах плакатами, рассказывающими, как делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Другой дом, по всей видимости, уже после закрытия поселка стал «охотничьей заимкой» - тут следы бутылок и консервных банок, нехитрая утварь. Третья территория – чуть в стороне от поселка, справа от ведущей к ней дорожки. Здесь два деревянных барака со множеством «подъездов», каждый из которых ведет в сени, из которых входные двери приводят в две маленькие квартирки, столь маленькие, что в них прямо просятся поселиться охранники или вольнонаемные нижние чины лагерной обслуги. Не в одной ли из этих квартир жил служивший тут в ВОХРе Сергей Довлатов? Перечитав по возвращении Довлатовскую «Зону», я в каких-то эпизодах явственно видел перед глазами лагпункт Шомвуково. А в каких-то – явственно нет. Впрочем, я не являюсь знатоком биографии Довлатова, возможно, что часть своей службы Сергей Донатович провел здесь. Тем более, что это, получается, вполне близкий к Чиньяворыку лагерный пункт, тем не менее, достаточно удаленный, чтобы добираться к нему от станции три часа в грузовике, особенно, в отсутствие РУСАЛовской дороги к Среднему Тиману. Рядом с бараками персонала – развалины единственного кирпичного строения в поселке, в котором угадывается котельная – по торчащим из земли трубам теплопроводов и остатками фундаментов печей. Одно из помещений «котельной» похоже на баню, с купелью, выложенной плиткой.

 

 

 

 

 

Чтобы закончить с Довлатовым, вернее, с лагерным пунктом и поселком Шомвуково, приведу его схему и трек его «обследования».

 

 

 

 

 

Уже начинает темнеть, когда мы возвращаемся из заброшенного поселка в лагерь. По пути я обнаруживаю канавку с проточной водой, а вернувшись, иду за ней с котелками и чайником. Но вот незадача – уже в темноте я где-то то ли обронил, то ли снял и забыл об этом, с чайника крышку. Так что весь оставшийся поход пришлось накрывать чайник заботливо смастеренной из пивной банки самодельной крышкой.

 

6 сентября, 10-40.  В половине одиннадцатого мы полностью собраны в походное состояние, упакованы и увязаны. Надо сказать, что это достаточно быстро, учитывая то, что в фургоне все оборудование, а особенно прицепы, квадры и вся «навеска», ехало в максимально разобранном виде. Видимо, ожидание встречи с волоком стало уже столь велико, что необходимая рутина сборов перестала замечаться. 

 

Просека выходит к дороге через темный лес, на полянке которого, на поверку оказавшейся подзаросшей просекой давно упавшей телеграфной линии, и был разбит наш лагерь. Сама просека узка, метра в три шириной, и по ней идет достаточно хорошо видная, хотя и заросшая, колея. Там, где колея проваливается пониже, она подтоплена лужами. Давайте вернемся к рисунку 2 в самом начале этой части, где показана подробная схема движения от стоянки у дороги к деревне Переволок. Чтобы читателю не листать текст назад, я снова приведу этот рисунок.

 

 

 

 

Видите, как от стрелочки вправо уходит прямая, как стрела, просека? По ней и идет дорога, от которой остались колеи. По изогипсам (горизонталям, линиям равной высоты) видно, как просека поднимается вверх, набирает высоту. На местности это тоже заметно, хотя набор высоты и невелик. На рисунке видно, что трек нашего движения забирается на «макушку» водораздела, где, на краю самой высокой его части, поворачивает налево, к северу. Этот водораздел и есть Тиманский кряж, спуск на противоположную сторону которого начинается сразу за поворотом. Казалось бы, по мере набора высоты просека должна становиться суше, но на деле происходит совсем наоборот: колеи становятся глубже, лужи – больше, постепенно занимая всю ширину просеки, лес по краям которой становится мельче, с болотным оттенком. Да и на просеку начинают наползать ивовые кусты… Такое впечатление, что мы постепенно поднимаемся к болоту. Впрочем, так оно и есть: здешние верховые болота – гораздо более коварное явление природы, чем среднерусские болота в низинах. Если в последних скопления воды в нижней части их географии очевидно, -  туда и стекаются воды, там и находятся самые топкие и глубокие места, расположение которых можно прогнозировать,  - то верховые болота занимают «чаши», углубления в твердых породах, зачастую бессточные. И расположены эти чаши на разных высотах; особенно коварны такие болота в горах и предгорьях Урала, когда посреди пространств, к которым вы поднялись из долины, вы можете наблюдать глубокие омуты болотных окон, слегка затянутых наползающей с отмелей и берегов болотной растительностью. Но и тут, на Тимане, вы можете столкнуться с тем же их типом, так что не удивляйтесь тому, что, по мере подъема, движение по болоту становится более трудным, а само болото – более топким. Впрочем, дно колеи уже сильно подтопленной просеки, настолько подтопленной, что и сама дорога скрывается под водой, остается твердым, словно, отсыпанным когда-то во времена, когда эта просека служила основной дорогой к деревне. Александр Фоменко подтверждает нам, что именно так и ездили в Переволок в последние годы его существования. Но к повороту дороги мы подходим уже с использованием лебедок.

 

 

 

 

 

Но, может, спуск на другую сторону кряжа окажется более приемлемым? И действительно, сотню метров за поворот мы спускаемся по относительно сухому участку, чтобы потом на пару километров впороться в топкую жижу. Эта жижа, проходить которую нам приходится большей частью на лебедках, преподносит нам новый сюрприз: после одного из переключений механизма размотки лебедки он просто разваливается в моих руках.

 

 

 

 

 

Дальнейшее движение замедляется вдвое: нам приходится идти теперь двумя квадрами так, чтобы квадр с живой лебедкой мог вытащить, в случае необходимости, мой квадр. И такие случаи следуют один за другим. Дорога продолжается спускаться и приводит нас к крутому спуску в овражек, по которому бежит речушка Улысъёль. Спуск в овраг сильно размыт, видимо, еще во времена, когда это направление было проезжей дорогой, и в стороне от размытости, по лесу, сделан ее обход. Но если основная дорога спускается к мосту, пусть и сильно разрушенному, через эту речушку, то обход ее выводит к броду у моста, заваленному где-то уложенными, где-то просто наваленными стволами и ветками деревьев. Мы долго совещаемся, как идти – размытостью и мостом, или обходом и бродом, и, перекрестившись, решаемся на брод. Димон проходит его на скорости, но уже на вылете на другой берег соскакивает колесом прицепа с бревна. И прицеп, как в замедленном повторе обязательной программы фигуристов, слегка подпрыгнув, делает «перекидной в пол-оборота». Разборка прицепа, вынос вещей из воды, лебедка на берег, упаковка. А я, наблюдая за всем этим с берега, понимаю, что без лебедки тут совсем неуютно… Но и разгоняться не решаюсь, ползу аккуратно по бревнышкам, балансируя между «не соскользнуть» и «не застрять». Но вот и другой берег. Переползти через наваленные бревноветки без лебедки мне не удается, но слегка наращённый трос Димоновой лебедки достает до меня. Выехав на берег, мы понимаем, что это было последнее препятствие: вскарабкавшись на борт ручейка, дорога попадает в очень светлый сосновый ягельный бор и через метров семьсот приводит нас к развилке. 

 

Перекресток, на «островке безопасности» которого стоит огромное 100-летнее дерево с затесом на его стволе. Колеи, что привели нас к этому перекрестку, поворачивают направо и через 500 метров приведут нас в деревню Переволок. Но и налево есть дорога, и тоже со следами колес. Собственно, это и есть волоковая дорога: пройдя по ней несколько метров налево, мы обнаруживаем новою зарубку на дереве. Да, мы на волоке! Время – 16-45, и мы смело поворачиваем направо, в деревню. Но не отказываем себе в удовольствии проехать по деревне, спуститься по профилированной дороге к месту, сразу ставшему для нас очевидной пристанью, и, миновав кладбище, на крестах которого значится только одна фамилия – Рочевы, - поставить базовый лагерь на другом краю деревни, в сосновом лесочке на спуске к Ухте. Это уже Печорская вода, но завтра из этого лагеря мы сделаем поход по всему волоку, чтобы вернуться к Северодвинской Шомвукве, пройти и описать этот древнейший путь – путь Курбского и Крузенштерна, Хвостова и Бессонова. Это все будет завтра, рано утром, но волнение с адреналином уже запредельные, и мы сидим далеко за полночь над Ухтой-рекой, мечтая о завтрашнем дне. Цикл из следующих 4-х фото – «Мечты над Ухтой-рекой» - сделаны в это время и в этом месте Мариной Левашовой.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Так что следующая, 2-я часть четвертой главы – «Волок», с отступлениями о Курбском и о Рочевых,  - следует.

 

 

Примечания к 1-й части 4-й главы.

 

 

[1]. Киреев В.А., «Пёзский волок», Серия «Мои кольца. Встречь солнца». Книга первая. Москва, издательство Ridero, 2019. http://www.iskru.ru/biblioteka/kireev-v-a/kniga-pyozskii-volok.html 

[2]. Энциклопедический словарь, том XXXV, Ф.А.Брокгауз, И.А. Ефрон, С.-Петербург, Тип. Акц. Общ. Брокгауз-Ефрон, 1902, стр 101 (Ухта).

[3]. Бессонов Б.В.  «Поездка по Вологодской Губернии к нефтяным ея богатствам на реку Ухту». С-Петербург, Т-во. Р.Голике и Вильборг, 1908.

[4]. «Обозрение Печорского края архангельским губернатором действительным статским советником князем Н. Д. Голицыным летом 1887 года», Архангельск, Типография Губернского правления, 1888.

[5]. Бессонов Б.В.  «Поездка по Вологодской Губернии к нефтяным ея богатствам на реку Ухту». С-Петербург, Т-во. Р.Голике и Вильборг, 1908. Стр 72.

[6]. Там же, стр 77.

[7]. Там же, стр 78.

[8]. Там же, стр 81.

[9]. Энциклопедический словарь, том XXXV, Ф.А.Брокгауз, И.А. Ефрон, С.-Петербург, Тип. Акц. Общ. Брокгауз-Ефрон, 1902, стр 101 (Ухта).

[10]. Киреев В.А. «Историко-географический обзор ВВП. Очерк шестой.«Как искать волоки?» http://www.iskru.ru/yekspedicii/proekty-yekspedicii/vodno-volokovye-puti-rusi/istoriko-geograficheskii-obzor-vvp-ocherk-shestoi-kak-iskat-voloki.html  

[11]. Бессонов Б.В.  «Поездка по Вологодской Губернии к нефтяным ея богатствам на реку Ухту». С-Петербург, Т-во. Р.Голике и Вильборг, 1908. Стр 82-83.

[12]. Там же, стр 84.

 

 

<< Предыдущая страница                                         << 12 >>                                         Следующая страница >>