Следуйте за нами: 
Мы все когда-то ходили в походы. Со временем наши походы получили некий смысл – пройти по пути, или даже просто постоять на тех местах, по которым прошли первопроходцы...
Проекты
Волочанка - City
26 июня 2015
***
- Я из Волочанки. Начальник дизельки. Тебя же по-любому заправлять надо?
- Конечно. Только смотря почём. А то в Аваме заправлюсь, - начал я торговаться, но был прерван смешком.
- В Авам знаешь, как солярку завозят? По зимникам. Она там по 137 рублей. А у меня – навигацией. 45. Я тебе из своей отдам. И, да… Я слышал, вы «Дуглас» искать будете?
- Да, есть такая задачка…
- Есть бумага? Пиши. – И Слава диктует мне координаты. - Это координаты зимовий. Станков, как ты говоришь. Там были поселки в советское время. Там осталась солярка. В бочках. Сам посмотришь, в каких. В каждой точке, что я тебе даю, есть солярка. Возьми, сколько тебе нужно. А «Дуглас» найдете – дай координаты.
- Спасибо тебе, – говорю я и накладываю Славины координаты на курс партии Бегичева. Ну, точно по курсу. Значит, и отсюда, из Дудинки, и из Волочанки соляру можно будет брать по-минимуму, а грузоподъемность вездехода использовать для транспортировки бензина для Витиного самолета. Хорошо получилось. – Спасибо, Слав.
Наверное, вот теперь самое время сделать историческое отступление, ибо надо же знать, откуда взялась и почему не иссякает солярка советского происхождения на огромных, в сотни километров от цивилизации – Волочанки, - расстояниях.
***
***
Отступление историко-географическое
По старинной своей привычке, собираясь на Таймыр, я рассматривал карты. Знаете, занимаясь долгое время историями волоковых путей, мне кажется, я научился сразу натыкаться взглядом на место старинного волока. На Таймыре он просто просится – огромный выступ полуострова хочется, если путь ваш лежит в сторону Лены, «срезать», избегая забитые льдом проливы между Карским морем и морем Лаптевых. Но и сильно на юг не заберешься – там подпирают обрывистые и труднопроходимые Путораны. Вот, чуть севернее этих гор. Из Енисея (куда путь через старую Мангазею в новую – Туруханск, знаком и известен) по Дудинке – в озеро Пясино, Пясиной рекой – до Дудыпты. А там – Авам. Я рассматриваю место возможного волока из Авама в Волочанку, что уже принадлежит бассейну Хеты, и упираюсь в речушку со смешным названием Тагинарка. Точно, тут надо искать: она и ближе подходит к Аваму, и по рельефу удобнее. Как все просто, сказал бы читатель вслед за Эйнштейном. Остается только удивляться тому, что поморы сначала находили эти пути, а только потом их описывали и составляли карты, глядя на которые я и удивляюсь тому, как всё просто.
Вообще говоря, историю старой Волочанки надо исчислять с семнадцатого века:
«По версии Долганского писателя Николая Анисимовича Попова слово «Волочанка» происходит от долганского слова «Тахынар». В книге «По пяти рекам Авама» (С. 6.) он пишет: « По-долгански «тахынар» - это «волок». А Тагинарка (речка) означает уменьшительное слово «волочок». От этого названия и произошло «Волочанка». Первоначальное место нахождения нынешней Волочанки было напротив устья Тагинарки. Основана она была эвенком Перепрыгиным по прозвищу Бамбай», «...на старых картах Таймыра был обозначен станок Бамбай. На нем останавливались аргиши, везущие по зимнему тракту в Хатангу товары купцов для торговли с тундровиками». (Цитата по учебному пособию «Волочанка: знать, помнить, сохранять/ сост. Л.С. Порбина, Н.О. Бабийчук, А.А. Сакиева Фото коллектива больницы, кстати, из этой же книжки).
И далее - «…в 1643 году под руководством Василия Сычева десять стрельцов и двадцать промышленников направились к востоку от Хатанги. «Из Туруханска Сычев сплавился к низовьям Енисея, через оз. Пясино прошел на Пясину, оттуда - на р. Хета, к Пясинскому Хетскому зимовью. Считается, что именно он организовал ясачное зимовье Волочаны. Именно так на карте А. А. Виниуса около 1689 года было обозначено «пространство земли» в самом центре Таймыра, район, где старинные суда поморов перетаскивались, переволакивались из бассейна реки Пясина в бассейн реки Хеты» (В. В. Денисов «Хронология Таймыра», 2009, С. 40)».
Есть и более ранние упоминания о станке «Волосянка», но с ними надо еще разбираться. И оно не удивительно – это то самое время расцвета златокипящей Мангазеи, породившее предыдущую (по отношению к новой истории конца 19 – начала 20 века) колонизацию русскими Таймыра. Колонизацию, которую Таймыр «переварил», постепенно превратив поморов в «затундренных крестьян», ассимилировав их с местным населением, что, по моему сугубо личному мнению, и привело к значительно более легкому, по сравнению с западными самоедами, «обрусению» местного населения при повторной, современной колонизации. И которое основало точки оседлости по Пясине, Хете и между ними, в зоне волока, на Дудыпте, Аваме и Волочанке и еще дальше, к Хатанге. К приходу советской власти, в начале 30-х, тут существовали фактории Катырык, Карго, Боярка, Усть-Боганида, Авам, Летовье, Камень, Долганы, Кресты, село Волосянка, которые собственно, и образовали Волосянский район. Место старой Волочанки (Волосянки) все мои собеседники из Волочанки современной готовы с удовольствием показать, говоря при этом, что ничего там больше не осталось. Но места расположения старинных срубов еще угадываются, так что смысл это имеет, но только в летнее время. Забавная, кстати, история произошла тут в конце 90-х прошлого века. Вечномерзлая Тундра не очень-то любит принимать в себя разные инородные предметы. Но иногда берет что-то на время, поносить или поиграть, как наши монтажные клещи или самолетные колеса (если кто читал on-line – дневник нашего похода), но обязательно возвращает. Иногда сразу, а иногда через десятки или сотни лет. Да что там сотни – вон, мамонтов она и через тысячи отдает… Да. Так вот, в 1995 году, в окрестностях Волочанки Тундра отдала старинный церковный колокол. Говорят, он был снят с церкви старой Волочанки и какое-то время потом служил пожарным колоколом в Волочанке новой. Тогда же, в1995-м, он был передан в Дудинку, в дар Свято-Введенской церкви. Вот, не знал об этом, пока был в Дудинке…
История новой Волочанки начинается в 30-х и связана… с авиацией. В 1932 году было решено открыть воздушное сообщение между Дудинкой и Хатангой, с промежуточной точкой в Волочанке. Первый рейс выполнял в последних числах июня экипаж А.Д. Алексеева (легендарная, между прочим, личность – полярный летчик, в составе экипажа Чухновского участвовавший в операции по спасению Умберто Нобиле в 1928-м, а уже после Таймыра, в 1937-м, получивший звание Героя Советского Союза за участие в Папанинской экспедиции на Северный Полюс). Так вот, Алексеев выполнял этот рейс на гидросамолете «СССР Н1», которому нужна была посадка по пути в Хатангу для дозаправки. Но сесть на узкую и извилистую речку Волочанку, где, у впадения в нее Тагинарки и была старая Волочанка, он не смог. И посадил его на широкую Хету, у устья Волочанки. Потом там стали садится самолеты, туда перенесли радиостанцию, а потом и местные жители переселились поближе к эпицентру новой жизни – аэропорту. Который, впоследствии перестал быть гидопортом, получив вполне себе нормальную полосу. Да, об авиации на Таймыре я еще поговорю, когда сяду за второй Таймырский рассказик – «Дуглас».
Дальнейшая история Волочанки похожа на историю всей остальной страны – коллективизация, встреченная местным кочевым населением в штыки, вплоть до восстания нганасан, определение для них мест оседлости путем открытия интернатов в Волочанке, а потом в Усть-Аваме и в фактории Боярка… Впрочем, характер деятельности местных жителей – охотников-промысловиков и рыбаков нганасан и оленеводов долган всё равно предполагал кочевой образ, просто он стал опираться на этакие точки оседлости – фактории – куда и завозились товары первой необходимости, а впоследствии – топливо. Та самая солярка, которая до сих пор годна к употреблению и находится в точках, координаты которых мне и дает Слава.
А Волочанка развивается. К интернату добавляется Правление колхоза, медпункт (а, впоследствии, больница), аэродромные службы, пекарня, типография. В районе поселка располагаются две воинские части. Благодаря всему этому Волочанка пополняется русским населением, что влечет за собой новые «формы» занятости… В 1948-м здесь основывается молочно-товарная ферма, «когда с караваном в Летовье прибыли первые 9 коров и бык-производитель... За трое суток животные прошли 90 километров, с Летовья до Волочанки....» Появляются сенокосы. Открывается звероферма, выращивающая голубого песца и черно-бурую лисицу, что требует уже достаточно серьезной квалификации ветеринаров и зоотехников и провоцирует приток сюда новых специалистов. Для обеспечения связи с факториями в центральной усадьбе колхоза (имени Сталина) организуется коневодство, а для снабжения русского населения привычными им продуктами, кроме молочной фермы (долганы и нганасаны, кстати, не употребляют молоко в пищу) организуется овощеводческое хозяйство. В Тундре выращивается картофель, лук, турнепс, обеспечивающий собственные потребности, а школьники интернатов вливаются в «общесоюзное движение общественных сельхозработ в трудовых лагерях и на овощебазах» (застали, да?)
В 1964-м, как и во всей стране, начинается укрупнение колхозов. Три колхоза Волочанки (Сталина, Шмидта и Искра) объединяются в совхоз «Волочанский». Но тут это происходит не так болезненно, как, например, в Костроме – долганы и нганасаны продолжают кочевать, вместе с оленями одни и в составе бригад промысловых охотников другие. Просто, выполняя программу перехода к оседлости, их кочевой образ жизни объявляется производственным кочеванием, в противоположность побежденному социализмом и окончательно искорененному семейному. Фактически же это означает, что дети остаются на время учебы в интернате, а семья без детей кочует. На лето семьи воссоединяются. Но кочующая семья получает возможность обустроится в Волочанке или в одной из факторий, чем и пользуется. Постоянное же население Волочанки составляют в этот период приезжие русские специалисты. Открытое в это же время отделение Госбанка начинает выдавать ссуды на строительство домов и тем (кочевникам) и другим (временные русские); появляются бригады строителей и лесозаготовителей.
Пик расцвета приходится на 80-е. Людская память хранит здесь имя последнего председателя совхоза, Владимира Викторовича Гончарова. С его именем связывают тут умелое руководство, приведшее Волочанку (как только потом стало вдруг понятно) к невиданному и вряд ли достижимому снова процветанию. Охотничьи и рыболовные бригады, животноводство и звероводство, мастерские по выделке шкур и пошиву меха – полный, в общем, цикл. Строительство жилья и обустройство поселка – в это время тут появляются тротуары и цистерны для питьевой воды. Силами совхоза прокладывается 400-километровый зимник на Дудинку. Собственно, всё. Конец благоденствия приходится на начало 90-х.
Конец историко-географического отступления
***
Пока ребята возятся с вездеходом на территории вверенной Славе дизельной станции, мы стоим с ним и рассуждаем на тему тех самых факторий, которые, конечно, непригодны уже для жилья (для нас это важно: зависимость наша от погоды становится критичной, поскольку мы вынуждены ждать наш самолет. А он не может вылететь по погоде. И если вопрос дозаправки можно было бы решить, подготовив ему полосу и оставив канистру, то вопрос его «зависания» в этом месте, случись новая непогода, труден. Увы, ему нужно или жильё, или мы. Вот тут бы зимовьё и подошло бы, но они, эти точки, брошены, а избушки и балки заметены снегом под потолок). Рядом с нами останавливается снегоход, за рулем которого пожилой долган, Валера.
- Привет! А вам рога не нужны? – Я недоуменно смотрю на Валеру, но он расценивает этот взгляд по-своему...
- Нет, ты не так понял. Это бесплатно, я подарю. Красивые!
Макс отвлекается от работы – он, будучи самым молодым и оттого единственным неженатым участником нашей команды, давно и страстно мечтает о красивых и ветвистых рогах. Мы смеемся над ним, дескать, поездишь с нами по экспедициям – сами вырастут. Но тут он непреклонен: «Хочу!» Валера уезжает, а Слава говорит ему вслед:
- Дед. Последний из могикан.
- В смысле?
- Правильный охотник. Ты расспроси его. Он все традиции соблюдает – как охотится, кого брать можно, кого нельзя. Олень ведь – тонкая животина. Видел шкуры по дороге к поселку?
По пути снегоходного следа действительно достаточно много оленьих шкур, что вызвало наше удивление.
- Я, кстати, хотел узнать. Почему их оставляют?
- Шкуры не во всякое время годятся к выделке. Поэтому их действительно не всегда берут. Но вот то, что оленя взяли на мясо, а шкуру бросили – беда. Никогда больше в это место олень не придет. А сколько таких мест вокруг поселка? Вот и приходится теперь за сотню километров уезжать, чтоб оленя встретить. Раньше они прямо в поселок заходили. Деды знали, как с ними обращаться. Вот, Валера знает.
- Ну, ты все дед, да дед. Я вон, тоже дед.
- И сколько у тебя внуков?
- Два, внук и внучка. – Но Слава совсем не удивлен. Удивляться тут надо мне:
- В этом смысле и я дед. У меня пятеро.
- Ого! А сколько же тебе лет?
- Сорок пять. Детей трое – старшему сыну 23. У него уже трое. Еще дочка, двое. А с младшим жена дома сидит, годик…
- Да, Слава, удивил, - после долгой паузы произношу я. А жена одна? Ну, то есть та же?
- Одна, одна, – смеется Слава. – Она у меня умница… Да, кстати, – он снова открывает мою карту, – Смотри. Я завтра с сыном с утра пораньше поеду на Дудыпту. Это восемьдесят километров. Но мне рано надо, пока снег держит. Я на санях балок повезу, за снегоходом. В общем, до Дудыпты ты можешь по моему следу идти, там дорога прямая и ровная, как стрела, это старая тракторная дорога. Не собьешься. А дальше – смотри, куда тебе нужно…
- Восемьдесят, на снегоходе, с балком на санях? Круто. А что так далеко?
- Да не, не круто. Обычно. По Дудыпте – наши родовые угодья. Вот, обустраиваем с сыном. Будет, чем жить. А большая семья – это здорово. Охотничьи угодья тоже очень большие.
- А что значит родовые? Они как-то поделены? Оформлены?
- Да они всегда чьи-то. Во все времена. Вся территория в окрУге кому-нибудь принадлежит, ну, как охотничьи владения. А оформлены… да как их оформишь? И зачем? Все и так знают.
- То есть, если я захочу поохотиться, я в твою землю, получается, вторгнусь? И что ты сделаешь?
- Ты? – Слава хитро улыбается. – Ты охоться, сколько тебе влезет. Ну что ты возьмешь? Только себе на еду. Это не промысел, так что тебе и не нужно знать, где чьё. Стреляй для себя.
- А если промысел?
- А если промысел – то тебе надо своим стать. Вот, приезжай, поживи лет пять, тогда и поймешь, где и чьё. Сам и определишься, где можно, а где нет.
- И что, все это поделено за восемьдесят километров?
- И за двести, и за триста. За триста, конечно, смысла нет ехать, но где чьё – известно.
- А с рыбалкой?
- Ну, тут проще. Территория тоже чья-то, но промысловой ловли сейчас не ведут, не выгодно. А для себя – да лови, где хочешь. Хотя, тоже уже есть отморозки…
Тем временем подъехал Валера с притороченными сзади ветвистыми оленьими рогами.
- Вот, - показывая на меня рукой, говорит Слава. – Ребята охотой интересуются. Расскажешь?
- Ну, не столько охотой, сколько тем, как это у вас устроено. Вообще, оленей-то много?
- Ну как, много? Думаю, на наш век еще хватит. Хотя, кто его знает. Вы вот откуда идете?
-Стартовали в Уренгое.
- А стада видели?
- Домашние.
- А там и нет диких. Как построили трубопроводы, дикий олень там не ходит.
- Вроде сделали пропуски – ворота.
- Это смешно. Как что-то изменилось в тундре – олень сразу оттуда уходит. А там нитки по всему Ямалу.
- Но там домашнего держат. А, кстати, почему у вас не держат? Были же раньше стада?
- Да столько с ними мороки. То чумка, то еще что. Да и кочевать нужно все время. А на охоте – уехал, добыл – вернулся. Проще.
- А по деньгам? Там же дотации есть от государства, тем, кто оленей держит? Я на Ямале слышал, по тысяче рублей в год на голову.
- Ну, и что, разве это много?
- Ну, тысяча голов – миллион. А в Тазовском я слышал о стаде в 14 тысяч. Это уже немало, нет?
- А ты попробуй со стадом в четырнадцать тысяч справиться. Да никаких денег не захочешь. А миллион – ну, заработаем. По 80 рублей за килограмм – это 8-10 тысяч за голову.
- Если по-честному, - подхватывает Слава – миллион не сложно.
- А что значит, по-честному? – не унимаюсь я.
- Знаешь, как на оленя охотятся? Стадо выслеживают, и когда оно приходит на переправу – бьют. Когда олень плывет, он беззащитен. Это всегда так делали, во все времена. Только в старину плыли вместе со стадом и кололи, а теперь стреляют. Знай себе, стреляй, пока плывет. Главное, не бить больше, чем сможешь вывезти. Нет, главное, конечно, стадо найти.
- А как же тогда по нечестному? – Слава с Валерой переглядываются.
- Ну, олень – это не только мясо. Рога вот. Панты. А это дорого – для косметики, для лекарств покупают, вытяжки всякие.
- Фирмы?
- Скупщики, конечно. Но платят хорошо.
- Ну, а что ж нечестного?
- Так плывет олень. Его же не обязательно бить – можно только рога взять. Спилить - и всё. Вот, сколько успеешь спилить – все твои. И с тушами не надо возиться, вывозить, свежевать. А река потом красная от крови на километр.
- А что же с оленем?
- Так вот и я про то. Там же кровоснабжение бешенное – не от потери крови, так от заражения помрет…
- И что, никто не борется?
- А как? Олень – он ведь дикий. Думаешь, он только на Таймыре? Они ведь и в Якутию уходят – мигрируют по всему северу. Ни у нас – так там умельцы найдутся. А попробуй приструни – пулю получишь.
- А полиция?
- Есть участковый. Но он не по этой части. Тут, знаешь, есть статус-кво. Все всё знают. Никто никого не трогает, пока все идет нормально. Вот, знает участковый, что ружье не зарегистрировано. Но и человека знает. А что, попробуй, пошли его в Дудинку за разрешением…
- И на что такой «охотник» за пантами может рассчитывать?
- Не знаю. Но, думаю, за сезон - около десятки… Но мы в это не лезем. Хотя обидно. А в Якутии – там еще круче бизнес. Мамонтовая кость. Ее в Китай продают, там вообще за сезон состояние можно сделать. До нас тоже дошло, в районе Хатанги. Там народ разбогател, уже тяжелую технику завозит, промышленные экскаваторы. Копать..
- Заговорились мы что-то. Время уже одиннадцать, а мне в 4 выезжать – спохватился Слава. Да и я обомлел. Вот так штуку с нами сыграли белые ночи. И баня, наверное, простыла, да и директор не дождался… Ладно, завтра будет день. Директор простит. Наверстаем.
***
А утром следующего дня мы были уже в школе. По случаю нашего приезда директор отменил первый урок, встретил нас в кителе с позументами
(фото с официального сайта школы)
и представил нас собравшимся в актовом зале школьникам чуть ли не как великих путешественников.
Вообще говоря, я очень люблю выступать перед школьниками. Дети и путешествия – это еще круче, чем дети и сказки.
(из ФБ Дениса Николаевича)
А в Волочанке детишки – просто сказка. Ну такие умные глазки, такие они благодарные слушатели…
(из ФБ Дениса Николаевича)
Так бы и рассказывал, о севере, о Жюле Верне, о полярных капитанах… Но вот когда речь заходит о чем-то им близком – о том же Никифоре Бегичеве, которого тут все знают, – дети заметно оживляются. А вот о том, что где-то там, далеко за Енисеем – уже не так интересно. Да и я тщательно подбираю слова – негоже, наверное, на Таймыре выступать перед местными жителями со словами о колонизации Таймыра русскими. Хотя, как сказать.
***
***
Однажды я рассказывал студентам Сыктывкарского университета о Пёзском волоке. И так сам увлекся рассказом, что где-то потерял нить контроля над аудиторией, что пришлось у преподавателя потом спросить, как оно воспринималось.
- Всё замечательно, - сказала она. – Только Вы так часто в своей речи употребляли «Русский Север»…
- Что же страшного?
- Ничего. Только я, например, зырянка.
Но, в общем, действительно, ничего страшного. И, порой, лучше говорить на скользкие темы прямо, не давая тем самым повода недоброжелателям выискивать то, от чего ты хотел неуклюже увернуться. Ведь это же здорово называть, рассказывая о полярных героях, настоящими русскими офицерами и Яна Нагурского, поляка по национальности, и Исхака Ислямова, татарина. Нет?
Это было не отступление, это была просто реплика, конец ей
***
***
Очень быстро заканчивается урок, учителя разрешают детям снова выйти на улицу и покрутить-подергать-пооткрывать всё, что можно, на вездеходе, а мы остаемся в кабинете директора.
- Дети действительно замечательные, – говорит он. Потрясающе любознательные и очень-очень ловкие. Они на квадрах и снегоходах – с рождения,
а с ружьем – так уже в утробе.
А мы же конечно не удержались, рассказали и о Пёзском Волоке, пройденном частично на квадрах, и о Сибиряковском тракте, пройденном на квадрах полностью, и о детском квадрокроссе, и о навязчивой идее Димона сделать на квадроциклах биатлон.
- Вот! – Денис Николаевич явно оживляется. - Мы первые будем, в любой возрастной категории. Хоть от трех лет!
Денис Николаевич уйдет на урок, – он географию преподает – и оставит нас наедине с компьютером, на котором есть достаточно качественный, для спутникового, интернет, и телефон, с которого позвонить можно только по району. Ну, в смысле, по Таймырскому. В Дудинку – пожалуйста.
- А в Москву? – набираюсь наглости я.
- Нет. Выход на восьмерку в поселке только один – с телефона главы администрации. Но зачем – интернет-то нормальный.
Читайте также
Карты экспедиции |
 Таймырские рассказы |
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |