Следуйте за нами:   

• О Фонде
• Пресс-центр
• Партнеры
• Контакты

• Памятники истории
  • Новости
  • Проекты
  • Фото - Памятники истории
  • Видео - Памятники истории
  • Собираем средства
• Экспедиции
  • Новости
  • Проекты
  • Фото - Экспедиции
  • Видео - Экспедиции
• Встречи и события
• Библиотека
• Фото
• Видео
• Форум
• Блоги
• Угрюм-река Шишкова. География и локализация.

    Отец Григорий нас уже ждет. Я-то думал, мы прямо утром уже будем в Русаново, но восемь страниц Ивановки заняли часа четыре. Поэтому не будем терять время. Введенский храм изнутри выдержан в голубых тонах;

таким он был и снаружи, и таким остался в моей детской памяти, хотя его уже лет двадцать красят серебрянкой. «Небо» более светлое, но неровное. Когда-то протекающую крышу «отремонтировали» изнутри, забив потолок листами железа.

Попов пожимает плечами: это еще до Григория было, а, значит, лет не меньше двадцати назад.
    - На колокольню полезем? – спрашивает отец Григорий.
    - Нет, сначала в подвал.
    Мы с трудом вдвоем поднимаем тяжеленные  плахи пола при входе в трапезную, и попадаем…в лес. Насколько хватает глаз, все пространство под полом в столбиках, поддерживающих балки пола. Но Попов неумолимо рвется к фундаментам, достигает их и проходит вдоль огромнейшего храма внизу, под полом, периодически освещая пространство сполохами от вспышки фотоаппарата. Мы  останавливаемся вместе с приехавшим к нам главой поселения где-то в начале, а Александр с батюшкой целый час еще бродят по «подцерковному» пространству.  Храм этот действительно огромный. Построенная в 1886 году на средства прихожан, эта деревянная холодная церковь могла вместить более тысячи молящихся одновременно, в ее штате было «три священника, один диакон и три псаломщика». Оно и немудрено: больше тысячи дворов, 3718 мужчин и 3576 женщин на конец 19 века; «великороссы, земледельцы, имеют земли 15-16 саж. на душу». На самом деле, даты основания храма разнятся; людская молва приписывала одно время авторство проекта самому Казакову, но все же конец 19-го века – более разумная цифра. Кроме огромного семитысячного Русаново к храму были приписаны еще четыре деревни и станционный поселок о 19 дворах Терновка, нынешний райцентр. История сохранила и имя спасителя церкви в 30-е. Это некий Колмыков, предложивший не взрывать храм, а сделать из него зернохранилище. А в 1945 храм открыли вновь и передали верующим. На момент моего появления в Русаново это был огромнейший храм, которому «не было бы счастья»: все окрестные храмы, что в 10-тысячной Козловке, что в небольшой соседней Поляне были разрушены и закрыты, и на церковные праздники в Русаново стекался верующий люд. Бабки из дальних деревень приезжали за день, останавливаясь ночевать в домах таких же старушек вдоль Проезжей улицы, чтоб, отстояв утреннюю, отправиться потом пешком или на попутках восвояси. Самое интересное, у нас, детворы, не было какого-то ярого предубеждения против этих бабулек: как-то принято было, что они старенькие, такая вот у них жизнь, пусть. А мы молодые, нам, вроде, и не надо. А бабаньки тоже не настаивали: смотрите, говорили, государство-то закрыло храм, а потом – открыло. Значит, ничего плохого он не делал. А раз открыло, значит, признало, что ошиблось. Да, сами все потом поймете…
    Из подпола появляется голова Попова.
    - Ну, что?
    - А ничего. Ничего я тебе не скажу. Нужно хорошее обследование, и я подумаю, как его сделать. Только не в колокольне дело – там везде в фундаменте трещины, а по углам под венцы на столбиках фундамента подбиты многочисленные клинья. – Саша показывает фото на экранчике аппарата, - На колокольню можно не лезть. Причем фундамент давно ходит…
    Мы все же поднимаемся на чердак, который явно содержит следы ремонта. Причем ремонта столь давнего, сколь и непрофессионального. Не знаю, видно ли на фото ниже,

на второй, дальней стропиле, скобу?
    - Вась, ну ты же сопромат изучал. Ты бы забил так? Она же не работает!
    - Да церковь всегда халтурщики ремонтировали, - вступает в разговор отец Григорий. А кто еще пойдет в колхозные времена? А сейчас – так совсем беда. Вот, еле нашел четырех человек из Козловки.
    - Строители, плотники?
    - Да уж… Топор знают, какой стороной держать. Беда у нас с этим…

… Беда. Я, когда уезжал, в селе было три с половиной тысячи человек. Сейчас – две.
    - Но ведь газ же провели! – достаю я из кармана последний аргумент.    Действительно, в прошлом году в Русаново пришел газ. Ожили и бабки, и люди покрепче – тепло в селе, пожалуй, половина всех забот.
    - А в следующем водопровод будет, - говорит мне глава. Уже план согласован, подрядчика выбираем. Только вот… Лет бы на десять пораньше. Ты когда уехал?
    - Ну, я-то – сорок лет назад.
    - Вот тогда бы. Я, кстати, помню твоего деда. Директором был, в Каменной…
      За эти сорок лет не стало ни деда, ни каменной школы… Закрыли больницу. Нет-нет. За это же время появился асфальт, а теперь вот газ и в следующем году – водопровод. Но вот для кого… Я всегда удивлялся разнице между северным народом и среднерусским. Я, будучи помоложе, даже немного жалел, что родился не на Севере, где деревня настоящая. А деревня среднерусская  похожа чем-то на город. Не только тем, что есть газ, вода и асфальт. Еще и тем, что тут есть замки на дверях и заборы. Но и из-за высокого забора нет-нет, да и стянут что (как когда-то присланный мне на день рождения из самого города велосипед в деревянном ящике). И тем, что закрыв двери изнутри на засов, тут, как в городе, люди теряют почему-то интерес к тому, что происходит за железной дверью на лестничную клетку… может, это просто те люди, которые, как и я, вполуха слушали бабок, что шли в ночь на молитву. Вот, ушли они, и не настояли на том, чтоб мы их поняли.
    Колокольня, похоже, тоже «играла» всегда. На ее стенах – явная попытка перевязать, придать ей жесткость прибитыми крест-на-крест бревнами, причем установленными этак с полвека назад.

    Несколько фото снаружи.

Это фото сделано от самой дороги, улицы, всегда именовавшейся Проезжей. Русаново, это известно, существовало еще за двести лет до постройки храма. Тут была более старая, тоже деревянная и не то сгоревшая, не то разобранная за ветхостью, церковь. Она стояла по другую сторону дороги. Потом, на месте старой церкви, построили больницу,

которой тоже уже несколько лет нет. Один из корпусов переделали под дом престарелых. В прошлом году и его закрыли, причем несколько бабушек забрали к себе его оставшиеся без работы сотрудницы (нет, погорячился я, сравнив село  с городом). Теперь там ритуальное агентство. Но, если обернуться от больницы к церкви, то в объектив аппарата обязательно попадет очень скромный обелиск – памятник «жертвам гражданской войны». Там так и было написано, жертвам. Теперь эта надпись потерялась под сайдингом, но надо бы восстановить, пока помнится

 

.

Уезжаем мы с двояким чувством. Скопированы чертежи и выписки из архива на одну страничку, сделаны фотографии. Этот храм – памятник, его судьбой заинтересовался воронежский губернатор. Но… Поднять такого рода работу можно, наверное, всем миром. Осталось только понять, существует ли он, этот «мир».
    … Уже было меньше ехать, чем мы проехали, когда раздался звонок Ермакова.
    - Не заедете?
    - Нет, мы уже далеко.
    - Я знаешь, что хотел сказать? Ты подумай, нужно ли его спасать. Может, небольшую церковь срубить, теплую. Всем уютно будет. А по деньгам… Не поднять Русановский Введенский, огромный он. Это ж сколько денег…
    Я знаю, что Ермаков прав. Но я забыл рассказать еще одну историю из общения с ним. «Говорят, - сказал тогда Александр Иванович,  - что люди в церковь ходят, с Богом поговорить, не потому, что там иконы или батюшки. Просто над каждым храмом всегда есть ангел, который передает твои слова дальше. Этот ангел – хранитель храма. Говорят, что если храм разрушается, то ангел обретает беспокойство; с этих пор он обречен кружить над местом храма в смятении вечно. Представляешь, в зоне какой аномалии мы вынуждены теперь жить, коль столько неприкаянных ангелов над нами?»
    - Прав, Александр Иванович, прав. Вот только ангел, Русановский?