Самоцветы русской короны. Часть 1.Сюжет 5. «Жена царя, сестра царя, любезная в царицах». Ирина Федоровна Годунова.

                После похорон Ирина, постаревшая вмиг лет на двадцать (а она, как мы помним, ровесница Фёдора или самую малость младше, то есть, ей 38-40 лет), находит в себе силы принимать соболезнования и даже участвовать в организации различных траурных формальностей. Последнее, впрочем, не по необходимости, но дабы занять голову и руки чем-нибудь еще, кроме скорбных мыслей. Горожане же массово присягают ей, как царице, а Борис постоянно находится при ней. Как считают, для того, чтобы не выпустить из рук появившийся шанс занять престол, но, как мне кажется, с единственной целью – поддержать сестру, за психику которой он начинает всерьез опасаться. Что и как они обсуждают, в этот момент известно только им. На третий день по смерти мужа Ирина собирает самых близких – брата Бориса и Патриарха Иова, -  и объявляет, что приняла решение об уходе от мирской жизни – она решила постричься в монахини в Новодевичьем монастыре. Известие кругами по воде начинает распространяться шире и шире по двору. Ближний круг в шоке: следующие дни все бояре вместе и поочередно идут к ней на поклон и нижайше просят принять царство. Посещающие ее бояре и священники на коленях умоляют ее не оставлять их «в их ужасном сиротстве», называя ее Матерью. На девятый день по смерти Фёдора известие о предстоящем постриге царицы приводит весь боярский круг к мысли, что удержать царицу можно только сообща. Собирается Дума, и вся она в полном составе («всем собором») во главе с Патриархом приходят к царице. Но в этот раз царица, обычно добродушная и «мягкосердая», отвечает жёстким отказом: решение принято. А на вопрос Патриарха «Матушка, а как же мы? На кого Россию оставляешь?», - следует убежденный ответ: «А вот на вас и оставляю: правьте Думой, всем боярством, сообща и заодно, а ты, Иов, смотри, чтобы всё по Фёдорову завету было, да как по-Божьи положено,  как при нём. Впрочем, как соберетесь всем боярством, и духовенством, и чиновниками, и  простыми горожанами на общий Собор – так на нём и  решите». (Текст вольный).  В тот же день Ирина отправляется в Новодевичий монастырь, где и принимает постриг под именем Александры. Самое интересное, что Борис отправляется вместе с ней и до своих выборов живет при ней, заявляя, что в таком случае и ему не место у руля державы.

                Тем временем в Москве собирается Собор, на котором представлено и всё боярство, и духовенство, и земство. Собор оказывается самым представительным со времен, когда собиралось Вече. На первых собраниях слово берет Василий Щелкалов и говорит, что раз решение царицы твердо, и раз Борис теперь при царице, то давайте дальше править страной сообща, как и приказала Ирина.

                <Братья Щелкаловы – очень важные персоны, дьяки, возглавлявшие Посольский приказ. Собственно, успехи дипломатии – их рук дело. Описывая это собрание, австрийский посол Шиль называет Василия Щелкалова, ни много ни мало, великим канцлером. Но, ввиду обилия фамилий, я пощажу читателя и роль Щелкаловых опущу>.

                Но Щелкалова освистывают: если не царица, то тогда Годунов. В общем, «Бориску на царство». 17 февраля, после пламенной речи Иова, Собор единогласно выбирает царем Бориса Годунова. Дважды делегация Собора идет к Новодевичьему, дважды их встречают Ирина и Борис. И дважды Борис отказывается. Но снова дело в свои руки берет Патриарх. Третий раз к монастырю 21 февраля идёт Крестный ход, возглавляемый Патриархом Иовом, несущим перед собой икону Владимирской Богоматери. Встретивший Иова у ворот монастыря Борис вопрошает в слезах: «Зачем, о царица, ты такой подвиг сотворила, придя ко мне?», на что Патриарх отвечает ему сурово: «Богоматерь пришла исполнить волю Сына своего». После этого Иов, Борис и часть пришедших направляется в келью Ирины-Александры. Увидев перед собой растерянного Бориса и сурового Владыку, Ирина, по легенде, воскликнула: «Против воли Бога кто может стоять?!», после чего перекрестила брата и благословила его на царство. Так что 21 февраля 1598 года с благословения Ирины Годуновой брат ее Борис стал первым «народным» царём. Ещё несколько дней Борис не решается покинуть Новодевичий, пока 25 февраля не выдвигается в сторону Кремля. Но и после этого, вплоть до 1 апреля, Борис не живет в Кремле постоянно, совершая ежедневные поездки к сестре и оставаясь у нее в долгих разговорах.

                Первая, официальная интерпретация, считает, что всё, что происходило с момента смерти Фёдора и до избрания Годунова на царство – тщательно спланированный и выверенный спектакль. С обязательной, для положения практически безродного кандидата в цари, разыгрывания карты всенародной и единогласной его поддержки. Но и этого Годунову мало, поэтому, не приняв поначалу поддержку просто народа, он добивается поддержки церкви, которую «дожимает» до признания этого решения волей не народа, но самого Господа. Отсюда и Крестный ход с Владимирской иконой. Очень скоро эта версия обрастает и подробностями организации двух делегаций и третьего Крестного хода в монастырь, появляются свидетельства о массовом подкупе горожан для участия в «массовке», для которой специально нанимаются скандирующие «Бориску на царство» «мо́лодцы», не всегда трезвого вида. Да и единогласные выборы во все времена самим своим фактом вызывают небезосновательные подозрения: в соседней Польше, где уже не раз выбирали королей, это всегда длительное действие со склонением чаши весов то к одному кандидату, то к  другому, иногда с не вполне мирными «дискуссиями» и потасовками. Вопросов много. Но тут дело в другом. Эта версия строится на том предположении, что и до смерти Фёдора правил страной Борис при номинальном, тщедушном и набожном царе-дураке, и его смерть – лишь повод для легитимации положения Бориса, которого он уже неформально достиг. А как мне кажется, я должен был вас уже убедить в том, что это не так. Развитие этой версии ведет к тому, что с самого начала царствования нашей великой и ангельской пары страной правил Борис Годунов, постепенно подминая под себя всё большие и большие властные полномочия и методично устраняя конкурентов со своего пути. В этой версии, в ее крайних вариантах, на этом своем пути к трону Борис последовательно устранил всех. И самого́ Грозного, который умер не своей смертью, а был то ли отравлен, то ли удушен Борисом собственноручно, совместно с подельником Богданом Бельским, которого Годунов тут же отправил в «почётную ссылку» в Нижний. И маленького Дмитрия Углицкого убили по его приказу. Да и Ирину он специально выдал замуж за будущего царя. Злые интерпретаторы даже смерть Фёдора приписывают его рук делу, хотя это уж совсем ни в какие ворота не лезет: если всё было так, то чего большего ему было желать при его жизни? Разве что, формального воцарения, которое и так, рано или поздно, произошло бы. Признавая официальную версию, мы просто вынуждены будем признать номинальность правления Ирины и Фёдора, что противоречит всему, написанному выше. Моё скромное видение – другое.

                Ирина и Фёдор – действительно уникальная, Богоизбранная и ангельская пара, реально стоявшая во главе Царства, и Московии страшно повезло, что она встала у руля. Но встала у руля, образовав со старшим братом царицы, Борисом, треугольник. Смерть Фёдора разрушила эту пару; царица недаром на смертном одре мужа восклицает: «вместе жили, вместе и умрем!» Возможно, прогнозируя смерть мужа, она строит в мыслях какие-то модели жизни и правления без него, но реальная смерть разрушает их напрочь: для нее не то, что правление без Фёдора, для нее сама жизнь без него невозможна. Один организм смерть разрезала надвое, унеся с собой ровно половину. Монастырь в этой ситуации – единственный выход для добропорядочной христианки. Иногда  задают вопрос, почему Ирина выбрала для своего отшельничества Новодевичий, а не, например, Воздвиженский в Кремле, основанный как раз для таких случаев с великими княгинями? Да вот потому. Нет ей места в Кремле, раз там нет ее Фёдора.