Самоцветы русской короны. Ч 2, сюжет 7. "Наяснейшая Марина Юрьевна всеа Руси". Марина Мнишек. Сцена 1-я, "Взлет и падение"

Отступление: три внешних фона появления Лжедмитрия и Марины Мнишек в Московии.

                Давайте начнем с географии. Если отметить на карте те географические названия, что содержат в себе титулы отца нашей героини, Ежи Мнишека, то получится впечатляющая картина. Главный титул Мнишека – воевода Сандомирский. Сандомир (Сандомеж по-польски) – древнейший и крупнейший польский городской центр, расположенный на Висле, по обеим сторонам реки, непосредственно у (чуть выше) впадения в Вислу крупнейшего правого притока – упомянутой уже реки Сан. Во времена Сигизмунда III и Лжедмитрия, Сандомир – второй по величине город в Польше после столичного Кракова. Здесь, под управлением сандомирского воеводы, расположена «временная» резиденция короля. Примерно в это время Сигизмунд III переносит свою основную резиденцию из Кракова в Варшаву, хотя официальной столицей Варшава станет несколько позже. Поэтому все основные официальные мероприятия продолжают происходить в Кракове, тогда как в Варшаве королевский двор начинает проводить всё больше и больше времени.  Краков и Варшава – города на Висле, а Сандомир – ровно  посредине между ними: 200 км вниз по Висле от Сандомира будет Варшава, а 170 км вверх по Висле – Краков. Временная резиденция короля в Сандомире, таким образом, должна быть в постоянной готовности принимать короля, и король тут – частый гость, а на содержание королевского дворца в Сандомире выделяются огромные средства, сравнимые с теми, что идут на содержание Вавеля в Кракове и Королевского замка в Варшаве. Этими средствами распоряжается сандомирский воевода Мнишек.

                Но и третье направление, что предписывает география от Сандомира на восток, вверх по реке Сан, не менее важно, чем  вислинские. Вверх по реке Сан путь ведет в исторические области древних русских княжеств – Галичского и Волынского, к переходам в Днестр, а, значит, в Молдавское Господарство и в Валахию; либо к переходам на восток, к правым притокам Днепра. Если подниматься от Вислы по Сану вверх, то примерно на том же расстоянии от Сандомира, что Краков и Варшава, будет расположен важнейший и древнейший Пшемысль. Этот город – не что иное, как древнерусский летописный Перемышль, известный еще с 10 века. В районе Перемышля начинались в древние времена пути по правым притокам Сана в Днестровский Стрвяж, описывать которые я тут не буду, но именно благодаря этим путям возникли и развились все те территории, что обозначены в титулах сандомирского воеводы Мнишека – Львов, Самбор и далее по списку. Вообще говоря, становление польской нации, как и древнерусской, надо связывать с древними путями, основные из которых шли по Одеру, Висле и их притокам; в центрах этих путей и образовывались крупнейшие города, ставшие столицами польских исторических областей. И Сандомир на этих путях – место совершенно ключевое. Но вот что тут важно: переходов между различными речными системами тут тоже, как и у нас, масса, что делает очень условными границы между территориями, исторически относившимися к древнерусским княжествам и территориями, заселенным преимущественно польскими славянами. И если можно достаточно уверенно, хотя с массой оговорок, говорить о том, что междуречье Вислы и Одера преимущественно польское, то правобережье (восточный берег) Вислы – это уже совершенно смешанные территории, переходящие, с пересечением меридиана Сана, в территории, преимущественно западнорусские. Четкой границы тут нет и быть не может; отсутствие такой границы, по моему скромному мнению, сделало неизбежным союз западнорусских территорий, объединенных в то время в Литовскую Русь – Великое Княжество Литовское – и польских территорий, объединенных в то время в Королевство  Польши.

                Но географический «диктат» к объединению встречал и серьёзные различия по целому ряду принципиальных моментов: во-первых, язык. Если Польское Королевство говорило преимущественно на польском и писало свои тексты латиницей, то Литва говорила по-русски и писала кириллицей. Вернее, по-западнорусски: условия удельной раздробленности Литвы, схожие с таковыми в московской Руси, предопределили расхождение литовского и московского русских диалектов. Двести лет татарского присутствия заставили москву изменить мелодику своей речи, а закрытость с запада и открытость на восток Московии, как и закрытость на восток и открытость на запад Литвы, сделали со временем языки не просто разными диалектами; языки разошлись, и в Литве западнорусский диалект русского языка сформировал постепенно малорусский говор, а затем и полноценный украинский язык, тогда как в Москве восточнорусский диалект русского языка сформировал московский говор, а затем и полноценный великорусский язык.

                <Несколько оговорок. Во-первых, во фразе выше я написал слово «москва» с маленькой буквы. Это не ошибка: как есть Литва (территория, государство) и литва (народ, литовцы, жители Литвы) так в те времена была Москва (город, государство, Московия) и москва (народ, жители Московии, московиты). В этом нет ничего предосудительного, москвой повсеместно именуют московитов в те времена все, в том числе и сами московиты. Другое: не стоит путать Литву, как современное государство и его жителей литовцев, с Литовской Русью, Великим княжеством Литовским. Собственно Литва, этническая литва, безусловно входила в Литовскую Русь и даже составляла политическую элиту этого государства. Объединительные процессы в Литовской Руси пошли несколько по иному, нежели в Московской Руси, сценарию, вообще говоря, повторявшему в Литве процессы создания самой Древней Руси Рюриком и Ольгой, где основа союза различных этнических групп – равноправное сосуществование этих групп, а лидер – князь – лишь лицо, уполномоченное этими группами и подконтрольное им. Поэтому в объединенном Княжестве Литовском сосуществуют и древнерусские, ставшие западнорусскими, общности, и балтийские, в том числе и собственно литовские, коих меньшинство.  Поэтому и формируется Сейм, ограничивающий князя в его действиях и заставляющий князя утверждать на Сейме те решения, которые принципиально важны для единства всех; решения не только, например, о посылке войск в другую страну, но и такие, как женитьба князя.> 

                А во-вторых и в-третьих, география Польши и Литвы, потребовавшая их объединения, заставила пойти на компромисс жителей объединяемых территорий и в смысле их взаимной веротерпимости, и их взаимного участия в управлении объединенной конфедераций через представительный (от разных общностей) Сейм и избираемую  Раду – правительство, во многом автономное первоначально от князя в Литве, а впоследствии – от короля и Сейма в объединенной Речи Посполитой. Кстати, название «Речь Посполитая» (Rzeczpospolita, Рѣч Посполита) – дословный перевод на польский латинского «Res Publica». Нет, конечно, вся история Речи Посполитой – история постоянных конфликтов, как этнических, так и религиозных; но всякий раз такой возникший конфликт решался в результате переговоров и компромиссов, возвращавших общество вновь к веротерпимости и этнической и языковой «толерантности». Кстати, веротерпимость и этническая толерантность Речи Посполитой вылилась и в совершенно иначе решенный там «еврейский вопрос»: евреи в Литве и Польше в этих условиях чувствовали себя гораздо свободнее не только чем в Московии (где, как мы помним, еще при Иване Великом разгромили «жидовствующих», а Грозный запретил евреям пересекать границы его царства), но и чем в подданстве у Габсбургов и в других европейских юрисдикциях.

                <В не меньшей степени, чем объединения Польских и Литовских земель, география диктовала и возможность, и необходимость объединения земель Литовских и Московских. Границ нет и тут, и как мы видели, пограничные территории, такие, как Смоленск, Брянск и многие другие, переходили от одной Руси к другой на протяжении долгого периода. Но этого объединения так и не произошло (разве что, в короткие промежутки времен Софьи Витовтовны, да еще на 100 лет от Наполеоновских войн и до 1917-го). Причину этого я вижу только в одном -  в неспособности московского царственного дома к тем компромиссам, религиозным и этническим, что были приняты при объединении Польши и Литвы, а без них никакая сила разные общности людей удержать вместе не в состоянии. Нет, подчинение Казани и Астрахани, а впоследствии – присоединение Сибири к Московии, поставило перед последней вопрос об этнической и религиозной толерантности. Но решен был этот вопрос совсем не так, как при объединении Польши и Литвы. Если в Речи Посполитой этническая и религиозная терпимость выливалась фактически в свободу вероисповедания и независимость позиции, занимаемой тем или другим человеком, от его национальной и религиозной принадлежности, то в Московии сосуществование разных национальностей и религий делило общество на «титульную нацию» и инородцев; на приверженцев государственной религии и иноверцев, делая этих самых «ино-подданных» заведомо ущербными. На такой основе никакого прочного и, тем более, равноправного объединения не могло произойти, и удерживать его приходилось силой, как в случае с Царством Польским. > Конец отступления.