" Самоцветы русской короны". Часть 1, "На Троне Рюрика". Сюжет 2. «И вместе были две Руси». Софья (Ефросинья) Витовтовна.

К предисловию.

К первому сюжету (Княгиня Ольга).

 Сюжет 2. «И вместе были две Руси». Софья (Ефросинья) Витовтовна.

«Я принцесса не потому, что у меня есть

принц, а потому, что мой отец — король».

Автор неизвестен

                Эта история началась через четыреста лет после предыдущей, когда в 1371 году в Литовском Троке (совр. Тракай) родилась единственная и любимая дочь будущего Великого Князя Литовского Витовта (Витольда Кейстутовича) Софья. А в Московии в этот год родится первенец Великого Князя Московского Дмитрия Ивановича, будущего Донского, Василий, будущий Василий I.

В Московии этот год был ознаменован разрывом отношений будущего Донского с ордынским темником Мамаем. Мамай выдал ярлык на Владимирское княжение Тверскому князю Михаилу, на что оскорбленный Донской ответил через посла: «К ярлыку не еду, князя Михаила на княжение в землю владимирскую не пущу, а тебе, послу, путь чист».  Дальнейшие годы и  десятилетия изобиловали разными событиями и в Литве, и в Польше, и в Тевтонии, и в Москве, и в Орде; их так много было, таких перекрестных, что сам черт ногу сломит, не то, что взявшийся их пересказать рассказчик-популяризатор. В Орде тем временем шла междоусобица, где нашего заклятого врага Мамая серьезно жучил Тохтамыш, которого, в свою очередь, громили последовательно Тамерлан и Едигей… Я это всё только к тому, что, если вы не фанат истории тех времен, даже не пытайтесь уследить. В начале развития нашего сюжета Донской побьет на Куликовом Поле Мамая, которого в тот же год окончательно добьет Тохтамыш. По иронии судьбы, финальная внутритатарская битва Мамая и Тохтамыша произойдет на Калке,  поражение русских войск в битве на которой за 150 лет до того  откроет татарам путь на Русь. Впрочем, историки не уверены, одна и та же ли это Калка, и одни и те же ли это татары. Хотя и этой второй битвы при Калке, можно считать, не было: бо́льшая часть войск Мамая перешла на сторону Тохтамыша, а сам Мамай бежал в Крым. А через два года после Куликова Поля и Калки Тохтамыш разорит и сожжет Москву, - в назидание русским, что татар, даже таких неправильных и самозваных, как Мамай, - бить не следует. И заставит ехать победителя мамаевых татар, Донского, снова к нему в Орду за ярлыком. Но ярлыка на княжение просто так не даст, а возьмет в заложники старшего сына Донского, Василия, чтобы Донской со своим ярлыком не учудил еще чего. Уследили? А и не надо, наша история пока еще даже не началась.

                Это я вас не стал еще грузить перечислением того, какой удельный русский князь с каким другим удельным русским князем соединялись, чтобы пойти на третьего удельного русского князя, объединившегося, но не поладившего с четвертым, склонным соединиться со вторым, затаившим обиду на первого. Причем каждый из  этих князей возьмет себе в помощь какого-нибудь татарского помощника-наемника со своей дружиной... Но и по другую сторону всё не просто: в Литве тоже идет междоусобица, прерываемая периодически то союзом одних с тевтонцами, а других с поляками, то наоборот. Но если не уследили – не страшно: всё закончится хорошо.

Тохтамыша в конце концов побьют свои, и он попросит политического убежища у Литвы, у Витовта. А Донской получит свой ярлык в обмен на сына, но тот с помощью Молдавского Господаря сможет бежать из татарского плена и через Молдавию попадет в Литву. К Витовту. Где и встретит свою любовь и будущую жену, ровесницу-красавицу Софью, любимую и единственную дочь Витовта. И будет это в 1387-м году, когда влюбленным будет по 15 полных лет. Прям по Шекспиру. А вот теперь, собственно, история. В этот момент Софья и Василий обручатся. Не без помощи и даже при прямом содействии Московского (а на самом деле, Киевского, Русского и Литовского – по Константинопольскому пониманию) Митрополита Киприана, уговорившего Витовта не только отдать свою дочь за русского княжича из далеко идущих объединительных планов, но и возглавить антипольский союз. Но это к слову. Тут, кстати, есть замечательное свидетельство самого Витовта о характере его дочери: «У меня была дочь, девушка, и над ней я не имел никакой власти: были женихи, которые много просили её руки, но я не мог выдать её, за кого хотел…»[1]. Нет сомнений, что Софья и за Василия бы не вышла, если бы не захотела этого сама.

Обручившись с Софьей, Василий возвращается в Москву к отцу. Но вскоре, в 1389 году, Дмитрий Донской умирает, оставляя не совсем внятное завещание о наследовании, с чем придется впоследствии впрямую столкнуться Софье, но уже в борьбе за  права своего сына – Василия Васильевича, будущего Василия II Темного. Впрочем, в своем месте я приведу это завещание; мне не кажется оно таким уж невнятным. Но, как известно, когда хочется войны, можно повод раздуть из любых, самых понятных и безобидных слов. А пока, похоронив отца, принявший титул Князя Московского и Владимирского Василий объявляет о своей свадьбе и посылает сватов в Литву за Софьей.

В декабре 1390-го года многочисленное и знатное посольство Софьи прибывает к Москве; духовенство во главе с митрополитом Киприаном выходит навстречу за городские ворота и встречает будущую княгиню с большим почетом. А уже 9 января 1391 года происходит венчание, и Софья становится Великой Княгиней. « В ту же зиму женился князь великий Василий, взяв добрую дочь Витовта, Софию; добрый нрав имела от отца, была не блудный мед», - скажет о ней Тверская летопись [2]. В качестве благословления от своего отца Софья привозит в Москву икону «Благодатное Небо». Интересно, что происходит эта икона из Смоленска, входящего в описываемые времена в Великое Княжество Литовское. Сейчас кое-где можно встретить информацию, что эта икона находится в иконостасе Архангельского Собора Московского Кремля, по левую сторону от Царских Ворот, но нет: это ее список, сделанный в конце 80-х годов 17 века. Информации, где сама икона сейчас, увы, я не нашел.

Софья и Василий были, по свидетельствам очевидцев, образцом любящих супругов, прожив в браке  счастливо до самой смерти Василия в 1425-м году, почти 35 лет. Собственно, только после этого она и стала полноценной хозяйкой престола, поскольку единственному, дожившему до смерти сыну Василия I-го, Василию II-му, исполнилось 10. А всего в их браке родилось 9 детей – пять мальчиков и 4 девочки, только из мальчиков дожить до смерти отца было суждено лишь младшему. Но ее влияние на политику престола, причем значительное и порой определяющее, началось с момента их брака. Как-никак, а всё же она принцесса, причем принцесса по рождению.

Мало того, что принцесса. Дочь очень необычного, весьма властного, но очень образованного и целеустремленного правителя, вошедшего в историю, как объединитель русских земель, но только не вокруг Москвы, а вокруг Литвы. Собственно, за свою объединительную деятельность Витовта прозвали Великим, как  через 100 лет за такую же объединительную деятельность, но уже вокруг Москвы, Великим назовут Ивана III, ее внука.   Дочь человека, крещенного трижды, в католичество, православие и снова католичество, но приверженного взглядам христианского единства и, судя по оценкам, придерживавшегося униатских принципов, скорее, впрочем, более прагматичных, нежели убежденческих. В 1381-м году Витовт вместе с отцом Кейстутом оказывается захваченным в плен воинами Ягайло. Отец в плену погибает, но Витовту удается  бежать, переодевшись в платье служанки. Вот как после этого Витовт мог не одобрить выбор дочери, решившей обручиться с бежавшим из татарского плена избранником – княжичем Василием?

Но главное тут – не это. Главное, наверное,  то, что она – единственная дочь горячо любящего  ее отца; отца, любимого ей и даже обожаемого. Привязанность дочерей к их отцам, как и наоборот, - притча во языцех, повод для многочисленных афоризмов, но это столь же верно, как взаимная привязанность сыновей и матерей. Так что у нас это тот самый случай, когда «за каждой великой дочерью стоит поистине удивительный папа». Впрочем, это сыграет и отрицательную роль: когда не станет Витовта, Софья потеряет интерес к глобальным процессам, происходящим одновременно в обеих странах с одним названием – Русь – и сосредоточится на Московской Руси. Наверное, тогда и станет очевидным, что, уповая на Литовско-Московскую общность и добрососедство,  она болела не за единство Литвы и Москвы, а за … за папу. Но по порядку.