Полумесяц со звездою

         7 января.  Снова просыпаемся в гостинице, но теперь уже никуда не бегаем, машина на стоянке. Поэтому опять утренняя планерка за чашечкой кофе. Прошло уже два дня из отведенных нами на Сирию четырех, и из строго намеченного у нас Пальмира. Пусть Пальмира будет завтра, а какой дорогой мы туда поедем – пусть снова решают ветры. А они снова нагнали с запада дождь и туман, улицы Алеппо покрылись серой жидкой грязью, на радость многочисленным чистильщикам обуви, и мы решаем поездить по окрестностям. Нет, я в Алеппо бы еще побродил, пару деньков или недельку, но нельзя же объять... И путеводитель сам открывается на страничке «Калаат Семаан».

Монастырь Святого Симеона Столпника расположен в каких-то тридцати – сорока километрах от Алеппо, ориентирование в городе не сложно, поэтому почти сразу попадаем на нужное нам направление выезда, заплутав лишь в месте переезда через железную дорогу, где улицы были односторонними – с одной стороны полотна в одну сторону, с другой – в другую. Эта часть города достаточно новая, и вовсе не серая, как казалось с высоты цитадели. Улицы широкие, мечети

уступают место светским памятникам на площадях

(Не только Клодт решил задачу установки конного памятника на две точки, впрочем, этот явно военный недавнего времени, да и установлен он около военного объекта),

которые, в свою очередь, снова уступают место мечетям и минаретам, только уже другой формы

Постепенно улочка проходит череду кварталов, потом военных объектов, пересекает АКАД (ХКАД? – в общем, кольцевую) и становится дорогой, обочины которой, почему-то замусорены сильнее обычного. Через километр становится понятно, почему – свалка,

на которую мусор привозят и на осликах, и на КамАЗах. Транспорт нас сегодня радует разнообразием, кроме осликов тут снова появляются представители клана сирийских автобусов, это уже третье – после новорожденных и выросших монстров – пожилое поколение, представители которого немного похожи еще и на цветомузыкальную установку времен наших подпрыгиваний под Бони М.

И мальчишки на великах,  нарезающие круги вокруг покачивающих бедрами мамаш с мешками на головах, и совсем уж непонятные транспортные образования – что-то среднее между пикапом, микроавтобусом и трактором, скрещенное с новогодней елкой.

Я тут опускаю количество раз, которое я чертыхнулся, вовремя не заметив убитого полицейского – опять туман с лучиками солнца, которое, правда, все реже и реже пробивается по мере удаления от Алеппо. Вот это все и приводит нас в селение, которое встречает мечетью

набежавшей тучкой, пролившейся дождем, и входом в Монастырь Святого Симеона.

На входе встречаем русское семейство, уже выходящее со словами, что очень ветрено и холодно, да еще и дождь усиливается. Даже не верится, что основным испытанием для Симеона было наоборот, солнце, пока он стоял 37 лет на столбе, от которого остался камень на квадратном основании.

Надо сказать, что отшельником – столпником Симеон стал не просто так. В монастыре, куда он ушел в 20-летнем возрасте, его не любили как раз за чрезмерное усердие, вот и ушел от насмешек братии. Сначала просто сидел на двухметровом камне, а потом, когда слух о нем распространился по христианскому миру, к нему потянулись  паломники, вот и стал Симеон «наращивать» свой камень, ставший столпом, чтобы избежать прикосновений. И поднялся к концу жизни на шестнадцатиметровую высоту, став зачинателем движения «столпников», к которому относятся такие известные персонажи, как Серафим Саровский или Нил Столбенский (про последнего, правда, больше знают по Селигеру – Нилова Пустынь). После смерти Симеона на горе, на месте его  стояния и был сооружен огромный храм. Дошедшие до нас развалины впечатляют. Еще бы – сооружение представляет собой крест, состоящий из четырех базилик, примыкающих к центральному залу – восьмиугольнику, расположенных по сторонам света, и три из них имеют длину 25 метров, а четвертая, восточная – 43. Эдакий огромный крест, причем восточная базилика расположена не строго перпендикулярно к другим, поэтому «в плане получается как бы Иисус на кресте, склонивший голову к правому плечу»

Пронизывающий ветер, несущий с запада взвесь, среднюю по консистенции между туманом и дождем, заставляет нас, а также еще одно русское семейство покинуть монастырь. Прыгаем в машину, включаем обогрев и едем на восток, так, чтобы ветры дули бы нам в парус спину.

            На восток? Это мы сейчас решили, что на восток? Вообще-то мы решили, что в Пальмиру, а еще был отчет  о  проехавших в обратном направлении, из Пальмиры к Евфрату. Поэтому и засела мысль. Она, видимо, изначально сидела, эта мысль – еще до поездки стало понятно, что всех развалин и «рухляди» не пересмотреть, тут надо просто составить впечатление. Для этого есть уже посещенный Баальбек, сегодняшняя цель – Пальмира, ну и Петра и Гиза в обозримом будущем. А вот посмотреть на быт народа в деревнях долины Евфрата, побыть чуть-чуть этнографами, а не туристами, увидеть великую реку, а потом пересечь пустыню в поисках дороги в Пальмиру, заезжая по пути в пустынные крепости и деревни бедуинов, не туристические, настоящие - что может быть интереснее? И ветры дуют так, что разгоняют тучи, как только мы поворачиваем с объездной Халеба на трассу, ведущую вдоль берега Евфрата на юго-восток. На Багдад. На моей карте эта трасса показана как магистраль лишь первые 10 километров, но она и через 20, и через 100 остается приличной магистралью, с разделительным газоном, на котором местные жители, видимо не привыкшие еще к тому, что это магистраль, устраивают свалку. А бараны, привыкшие пастись вблизи свалок, тоже пасутся на этом газончике, но все-таки чувствуют опасность, поэтому располагают свои тушки вдоль полотна дороги. Впрочем, это только вблизи населенных пунктов, концентрация которых уменьшается по мере удаления от Алеппо, как и концентрация туч. Всю дорогу от Халеба магистраль идет параллельно железной дороге, представляющей собой одну колею, на которой даже был замечен грузовой поезд, то удаляясь на десяток, в максимуме, километров, то приближаясь вплотную.

В наблюдении за баранами и рассматривании изменивших свой характер домов, ставших низенькими глинобитными, и потерявших не только двери и окна, но и сам намек на их существование в виде окосячки, и замененных на грязные тряпочки – шторы, но сохранивших, пусть и ржавые, но все же спутниковые тарелки, и проходят 100 с небольшим километров этой магистрали,

пока мы не достигаем поворотной точки нашего движения. Шоссе пересекает огромный железнодорожный мост – это ответвление, уходящее от основной ветки Алеппо – Дейр-эз-Зор к плотине, перегородившей Евфрат, чтобы образовать водохранилище Асада, воды которого вращают турбины ГЭС, построенной Советским Союзом в 1973 году. Через пару километров поворачиваем и мы на дорогу, ведущую в городок Эс-Саура, на въезде в который встречаемся с железнодорожной веткой, только что прошедшей над нами по мосту.

Впрочем, при большом желании поезд здесь смог бы пройти – в разделительном бордюре ему оставлен шанс. Наверное, мост тоже когда-то был построен Советским Союзом, в расчете на светлое будущее Сирии. И город эс-Саура производит впечатление продукта комсомольской стройки семидесятых – многоэтажные коробки, клумбы, газоны и постаменты на широких проспектах, которые ведут в городские микрорайоны, а маленькая, но главная дорожка, отходящая от проспекта, приводит нас к посту со шлагбаумом, охраняющему въезд на плотину. В будке на посту два солдатика с калашами, почему-то в бедуинских платках, и мы уже готовимся к тщательной проверке паспортов, обещанной нам путеводителями и отчетами, но охранники радостно машут руками – проезжайте! И мы притормаживаем лишь для того, чтобы улыбнуться им в ответ, да еще пропустить колоритнейшую бабульку, размашистым революционным шагом переходящую дорогу перед капотом нашего авто. Перед носом автомобиля она останавливается, поворачивается к нам и улыбается своим беззубым ртом, в котором все же есть несколько разрозненных зубов, торчащих в разные стороны, да так, что цигарка а-ля беломор остается в уголке ее рта. Вот и фотоаппарат на коленях, и даже включен, и крышка открыта, но мы так напряжены проездом через «страшный» пункт паспортного контроля, что упускаем этот момент. А бабка подходит к охранникам и отпускает, видимо, какую-то шутку, судя по безудержному хохоту последних, сальную.

            Мы на плотине ГЭС.

Около здания станции огромная площадка, и мы на ней останавливаемся, чтобы сделать несколько фотографий. Сначала вниз, на долину Евфрата, куда он несет свои упавшие с высоты плотины воды,

разделяясь на рукава, и разбираемый на оросительные каналы и протоки. Тем временем от здания плотины отделяется охранник, такого же внешнего вида мальчишка, как и в будке,  в платке, но к калашу примкнут штык-нож. «Сейчас начнется», - думаю я и пытаюсь вспомнить, все ли фотографии я перекачал в компьютер. Но, не дойдя трех метров до нас, мальчишка расплывается в улыбке и произносит: «Мистер, гоу», - и предлагает следовать за ним. А потом показывает рукой на противоположную сторону плотины, где, по его мнению, точка съемки лучше, и где действительно открывается хороший вид на озеро Асада.

Вот на фотках видно, что плотина не только отделяет озеро Асада от Евфрата, но и разделяет закрытый тучами запад от солнечного востока, особенно солнечного там, над городом эр-Ракка,

куда мы хотим попасть по левой стороне Евфрата. Дорога там, как нам кажется, должна быть, судя по генштабовским километровкам, правда, как на нее попасть – вопрос, поскольку это берег изрезан ирригационными каналами, мостики над которыми не везде показаны – то ли их во времена составления карт еще не было, толи для танков, на которых по этим картам предполагалось ездить, они не сильно нужны. А еще в эр-Ракке должен сохраниться дворец Гаруна-ар-Рашида, а по сказкам мы любим ездить. (Я, правда, считал, что действие «1000 и одной ночи» происходит в Багдаде, но какая разница). Но сначала мы хотим заехать в крепость Калаат Джаабер, для чего надо повернуть на запад и проехать в сторону Алеппо, или в сторону туч, десять километров, свернув с дороги, ведущей от плотины, на дорогу, обозначенную стилизованной аркой.

Тут сопровождавшая нас  туча решает пролиться дождем, и отступает окончательно, уступая место солнцу, зажигающему над плодородной красноватой почвой Междуречья полную радугу.

Неизвестно откуда появившийся на другой стороне пацан спешит к нам с традиционной целью – сфотографироваться и посмотреть на свое изображение на экранчике фотоаппарата.

А дальше дорога петляет по берегу озера Асада, достаточно здесь живописного и поросшего лесом, повторяя причудливые очертания заливчиков, и приводит к площадке над обрывом с видом на гнездовья птиц.

Вообще, путеводители говорят о том, что озеро Асада является сейчас ключевым местом миграции птиц, зимующих в западной Азии. Рассматриваем птичек в бинокль. Их тут два вида – белые чайки и уточки. Последние кажутся более крупными, чем обычно, но вот с орнитологией у нас как-то не очень. Хотя тут тоже есть место для удивления – утки не изменили глобального пункта назначения своей миграции, а просто переселились с исчезнувших в результате производственного освоения земель Междуречья болот на искусственные озера плотин.

            А дальше дорожка приводит нас к крепости. Калаат Джаабер стоит теперь почти что на островке, соединенном с берегом узкой, в ширину дороги, перемычкой.

Когда-то это был скалистый холм, на вершине которого еще в доисламские времена была построена крепость, охранявшая переправу через Евфрат. Говорят, она так охраняла переправу, что сама превратилась в разбойничье гнездо, терроризировавшее не только переправляющиеся через Евфрат караваны, но и всю округу, пока это не надоело правителям. Потом она побывала  в руках и сельджуков, и крестоносцев, и бедуинов, и монголов, продавалась, захватывалась, разрушалась и обменивалась, в том числе и на города. История здесь просто кипела, и, говорят, чтобы не подвергать крепость затоплению, был переделан проект плотины с перемещением последней на несколько километров. Кроме того, в этом месте при переправе через Евфрат в 1231 году утонул Сулейман Шах, дед основателя династии османов, Османа I, и здесь же был его мавзолей, перенесенный при строительстве плотины в другое место. А право турок ухаживать за мавзолеем было особо оговорено в Версальском договоре.

Стены и башни, сложенные из обожженного кирпича, вход в замок, прорубленный в скале – все внушает уважение, грандиозность бросается в глаза. Как бросается в глаза и отмеченная во всех описаниях неумелая, примитивная реставрация.

А поскольку разрушений из-за столь богатой истории было много, то и реставрации было много… Наверное, поэтому решаем не идти внутрь, а попытаться выполнить наш спонтанно возникший план – проехать по левому берегу Евфрата да города «1000 и одной ночи» - Эр – Ракки. Снова возвращаемся вдоль озера к дороге, ведущей на плотину, и поворачиваем с нее при первом же удобном случае на восток. И уже через километр попадаем в сказку. Нет, не «1000 и одной ночи». Это, скорее, «занимательная этнография». Похоже, именно за этим мы сюда ехали, и именно поэтому сюда дули ветры.

            Левый берег Евфрата сильно заселен, населенные пункты тут сменяют один другой

и состоят из квадратных домиков – сарайчиков,

 которые мы сначала приняли за глинобитные, но потом обнаружили, что часть из них сложена из кирпичей, уже впоследствии  обмазанных глиной.

Дорожка в самом поселке, как правило, содержит тротуар,

 иногда разделена бордюром посредине, на улицах достаточно многолюдно, но машин практически нет – больше тракторов.

Но главное – люди. Они здесь другие. Совершено открытые, искренние улыбки. Такого количества улыбок я не видел нигде, даже в Америке, тем более там они, скорее, дежурные, а здесь… А здесь они искренне счастливы, что вы приехали, что вы их снимаете и улыбаетесь им в ответ

Улыбаются все – старики и старухи, молодки и детишки, мужчины и женщины. Здесь лица открыты у всех. Заходим в магазин

– просто посмотреть.

Набор продуктов – десяток каких-то пачек (крупы?), а из лакомств -  пара видов пакетиков с кукурузными хлопьями и несколько банок с напитком типа «зукко». Нам ничего не надо, но нам тут так рады, что мы просто не можем чего-нибудь не купить. Больше всего, конечно, радуются дети

Тут даже животные смотрят с любопытством и улыбаются.

Так мы проезжаем череду деревенек, разделенных мостиками через оросительные канавы, неизменно спрашивая у местных жителей «Эр-Ракка?» и получая каждый раз улыбку в ответ и кивок головой или направление рукой, пока не проезжаем поворот на дорожку вправо, перекрытую шлагбаумом с будкой автоматчика. Это еще одна, нижняя плотина. Но мы едем прямо, по левому берегу, и попадаем в следующую деревушку, с такими же квадратными домиками и спутниковыми тарелками около них,

пока дорога не упирается в крайний дом, у которого стоит семейство, и просто в голос смеется, радуясь нашему появлению.

А уж когда я выхожу из машины, чтобы спросить свое традиционное «Эр-Ракка?», хозяин расплывается в улыбке и пытается затянуть меня в свой дом,

что на фотографии за их спинами. Я до сих пор ругаю себя, что не зашел. Правда я до сих пор не понимаю, как бы я вел себя, если бы зашел, поскольку без угощения уйти нельзя, и «объесть» эту чудесную, но явно бедную семью не хотелось бы. В общем, в борьбе любопытства и стеснительности в этот раз победило последнее. Но хозяин жестами объясняет нам, что в Эр-Ракку надо ехать обратно, до шлагбаума, потом по узенькой плотине на ту сторону, по шоссе, и снова через мост. Тут я дам слово жене. «А вот и нет ничего странного. Путники – чужеземцы попали в затруднение. А иначе зачем бы они остановились? Но в чем больше всего может нуждаться путник? – Конечно, в еде и ночлеге. Пожалуйста. Это та самая веками, а может, тысячелетиями сформированная традиция гостеприимства». Ну да, так и есть. На плотине автоматчики расплываются в столь же доброжелательной улыбке, поднимают шлагбаум и показывают, что останавливаться не надо.

            Собственно, эту этнографическую прогулку я и считаю единственным блужданием в Сирии – которое не без умысла.

             Дорожка от плотины приводит нас к перекресту с магистралью Алеппо – Багдад, и мы решаем ехать прямо, не заезжая в Эр-Ракку, раз уж в сказке мы уже были.

            Дорога становится пустынной, пейзажи по сторонам унылыми, и через двадцать километров мы пересекаем еще одну, достаточно новую и прямую, как стрела, магистраль Хомс – Дейр эз-Зор, которую я рассматриваю как запасной вариант, если не получится напрямую проехать через пустыню.  На выезде с перекрестка в сторону пустыни стоит военный пост, нам предлагают остановиться, но потом заглядывают в салон и жестом руки предлагают ехать дальше.  Еще пяток километров и перед нами мертвый город  Расафа. Расафа тоже упомянута в Библии – Рецеф. Крепость на Диоклетиановой дороге. Вот, даже и не предполагал, когда писал про Диоклетиана, про его реформы и его капусту на выходе из дворца в Сплите, что доберемся через какие-то пару лет до конечной точки его владений и поедем по его дороге от Евфрата через пустыню в Пальмиру и дальше, в Дамаск. Да что пара лет. Неделю назад мы были в Маалюле, в монастыре святых Сергия и Бахуса, и не знали, что попадем в Расафу, где события, связанные с Сергием и Бахусом и происходили. Ну, про Диоклетиана и связанные с ним гонения на христиан я не буду, но Сергию крепко досталось – он шел в Расафу в сапогах с гвоздями 20 километров, где и был казнен, не отступив от веры. А всего и надо было – принести жертву римским богам.

            А сам мертвый город производит впечатление. Он сильно разрушен, занесен песком

и в предзакатном солнце кажется блестяще – розовым, поскольку сложен из особого камня – мраморного известняка, до сих пор неизвестно где добытого.

Полазав по стенам

и заглянув в отверстия,

удивляемся, как это, среди песков тут был целый город. До Евфрата тут целых тридцать километров, и никакого оазиса здесь не было. А это значит, что не было и воды. Говорят, что при строительстве ГЭС, накануне затопления, строители обнаружили туннель, ведущий от Евфрата в сторону Расафы. Но не успели его исследовать – ГЭС надо было запустить в срок… Город был покинут в 13 веке, при султане Бейбарсе, том самом мамлюке, что захватил Крак, и переселившем жителей в Хаму. И мы вслед за жителями покидаем Расафу и продолжаем в наступающих сумерках свой путь в неизвестность – в пустыню, где нам обещана плохая грунтовка. Но пока асфальт хорошего качества, любуемся бескрайними песками и размышляем.

            Конечно же, главный итог сегодняшнего дня – «знакомство» с жителями «левого берега». Вот уж точно, люди с такими улыбками могут быть только душевно чистыми, а глава семейства из крайнего дома, пожалуй, и будет теперь для нас визитной карточкой всей Сирии.

И чего это я начал подводить итоги, когда нам еще километров 200 до Пальмиры, из которых 150 по пустыне?

          Дорога прекрасного качества достаточно часто делает повороты, выбирая путь в обход небольших холмов или оврагов – вади, но повороты очень плавные и предсказуемые. Немножко не совпадает с пунктиром на карте, но в целом направление то же, поэтому пока волнения нет. То с одной стороны, то с другой виднеются вдалеке деревеньки бедуинов, похожие на те, что мы видели на «левом берегу», только еще более бедные, и дорога через них не проходит – от нее к таким деревенькам уходит грунтовка или колея в твердом песчаном грунте. А вот и пустынное растение -  наверное, это перекати-поле, эдакий колючий шарик… Постепенно сумерки сгущаются, краски приобретают розоватые тона, а небо совсем очищается от облаков. И в целом мире мы одни – только три  машины встретились нам за все 150 пустынных километров, две легковушки вначале и грузовик в конце. Темнеет здесь стремительно, а за одним из поворотов асфальт становится черным, в отличие от предыдущего серого, свежеуложенным. Наверное, отсюда начиналась разбитая грунтовка времен последнего отчета, но нам опять повезло.

         Еще немного времени, и небо над нами тоже становится черным, утыканным бессчетным количеством звезд, среди которых главное место занимает яркий полумесяц, расположенный почти горизонтально. Останавливаемся совсем по другому поводу, но не можем отвести взгляда. «Полумесяц со звездою». Все-таки прыгаем в машину – звездное небо зимой всегда спутник пронизывающего холода, даже (тем более) на юге в пустыне. И опять «Палле один на белом свете». Трасса уже отошла от карточного пунктира, но направление держит правильное, едем. Проезжаем совсем рядом с деревушкой, в которой тусклым светом горит единственный фонарь – энергосберегающая лампочка над входом в чей-то дом. Вообще, это неожиданная особенность Сирии – энергосберегающие лампы повсеместно, в гостиницах, домах и офисах. В этих же домах света не видно, оно и понятно – окна здесь также без стекол и занавешены от холода тряпками.

            Дорога круто забирает влево, стремясь вернуться к пунктиру на карте, но вправо тоже идет асфальтированная дорожка, чуть-чуть поуже основной. Нам бы по правой – если она продолжается, то упрется в трассу Дамаск – Дейр аз-Зор ближе к Пальмире. Но может, она доведет нас только до ближайшего городка, что тускло светится на горизонте. По карте это похоже на Al-Kom, от которого тоже идет пунктирчик в нужную нам сторону. Останавливаемся в нерешительности, и через мгновенье из-за поворота выплывает грузовик. Такой древний и тихоходный, что мы не только успеваем помигать ему фарами и включить аварийку, но выйти из машины, а Ирка еще и выкурить сигаретку. Грузовик, тарахтя и чадя, останавливается, и я кричу высунувшемуся из окошка водителю, больше похожему на кочегара: «Тадмор!». Это больше даже похоже на заклинание, чем на вопрос, как в сказке «Халиф – аист» - «Мутабор!» И так же как в сказке незадачливый халиф, жду ответа под вопросительным взглядом «кочегара». А он молчит. То ли он не знает такого слова, и тогда плохо дело, «упороли» не туда. То ли «халиф» не умеет правильно произнести «заклинание»… Но все проще – кочегар просто не слышит за ревом своих котлов, приставляет руку к уху, и я кричу что есть мочи. «Тадмор!». Водитель расплывается в улыбке и показывает жестом – «давай за мной». И я радостно даю, плетусь в клубах солярного дыма, проезжаю перекресток, тот, где мы не повернули налево, поворачиваем туда гуськом, после чего кочегар показывает рукой – «давай вперед». Даю. Дальше – около сорока километров плавных поворотов по отличной пустынной дороге приводят нас в городок (ас-Сукна?), где мы, как нам кажется, упираемся в трассу на Пальмиру – Дамаск в 70 километрах к востоку от Пальмиры. Но перед тем, как попасть на эту трассу, как оказывается, обходящую этот городок с юга, мы попадаем не в тот поворот, забуриваемся в тупики и в этот уже поздний час начинаем спрашивать дорогу. Как назло, никого на улицах, только девчушка лет 13 спешит скорее домой. Подзываем ее – она бесстрашно подходит к машине чужестранцев и достаточно грамотно объясняет путь в Тадмор. Выезд из города и в километре от него – трасса. Здесь она по ряду в каждом направлении, превосходного качества, ограничение 110. Встречные заблаговременно переключают свет. Медленно догоняем междугородний автобус, который при нашем приближении показывает поворотником – обгоняйте. Как не сказать «спасибо» аврийками? «Пожалуйста» - коротким дальним в спину. Через какое-то время тоже проделывали и водители грузовиков. Все четко, как и во всем мире. Все водители в Сирии вежливы, как и везде, если это не желтые или маршрутные такси, которые в погоне за пассажиром, просто забываются. Минут через сорок вкатываемся в Пальмиру, уже пустынную в это время, интуитивно находим центр и паркуемся около гостиницы Иштар,

две звезды, бесплатный WiFi и ужин, включающий в себя три главных блюда на выбор. К главным блюдам прилагается полный набор, штук из пяти, закусок, мы просим их в одном количестве, но все равно не съедаем. А, еще супчик – мы его не видели неделю. И пиво. Неограниченно. Думаете, рассуждать буду? Черта с два. Буду пить пиво, проверять почту и бродить по интернету. А завтра будем дотемна изучать Пальмиру – одну из главных целей нашей поездки в Сирию. Впрочем, я уже не знаю, что главное в Сирии. Дамаск. Крак. Хама. Алеппо. И сегодняшний Евфрат. Не, еще пива. Да, номер стоил 45 долларов, а парковка совершено бесплатна, прямо у входа в отель.