Полумесяц со звездою

27 мая 2013

        2 января. За завтраком договариваемся ехать сегодня на юг – в наших планах Тир и Сидон. Вернее, наоборот, поскольку Сайда (Сидон) – ближайший к нам город.

На кухне главный – Биляль. Он успевает все, не давая приподняться с места не только нам, на и Гале. Ирка определила, что после общения с Билялем я впал в комплекс неполноценности – настолько он предупредителен. Вообще, во всем чувствуется его рука - и в воспитании детей, и в управлении домом. Впрочем, в последнем командир, скорее, Галя, в ее подчинении есть «солдат» - помощница по хозяйству, двадцатилетняя девушка из Непала. Это Ливанская программа, в обеспеченные семьи предлагается взять служанку из третьих стран. Основные работницы здесь из Эфиопии, Непала, Бангладеш. Девушка очень стеснительна, пока еще практически не говорит по-арабски, чуть-чуть по-английски, но отношения между ней и хозяевами скорее дружеские, и посуду чаще моет Биляль, или кто-то из детей. А уж кофе готовить Биляль не дает никому (в последний день я был реабилитирован и сделал пару чашек кофе сам).

Пока готовится кофе, успеваем осмотреться при дневном свете. Дом стоит на высоком холме,



во все стороны открывался вид на очень зеленый поселок, дома в котором окружены соснами. Часть домов явно не достроена. Но это не следствие войны, это такое местно-принятое перманентное строительство. Строит человек что-то, строит, потом – бац – деньги закончились, или надоело, или просто стало возможным жить в уже построенной части. Война 2006 года эти места затронула, сюда долетали израильские ракеты, и после разрыва одной из них на соседней улице Гале с детьми пришлось на время уехать в Москву. Но сейчас об этом ничто не напоминает.  Места эти облюбованы выходцами из Саудовской Аравии и Эмиратов, тут их вторые дома, и им больше нравится отсутствующие у них горы и зелень, чем море. Сюда они приезжают летом, прячась от жары в своих странах. Но и местные живут тут с удовольствием. Вот и Биляль продал доставшийся ему по наследству кусок земли на берегу моря, чтобы поселиться здесь. Здесь тихо, зелено, а море – что море, на пляж 10 минут на машине. Вокруг дома разбит интересный сад. Тут и ливанский дуб,



и грецкий орех, и лавр, и много-много всего



Вот, зима только, и все облетело.Но есть даже росточек ливанского кедра, только за полтора десятка лет он вырос на десяток сантиметров…

Дорога петляет по пригородам, спускается к берегу, и мы катим по набережной в сторону старого Сидона. Из-за этого кадра



Биляль несколько расстроился. «Ну зачем же снимать грязь?» - «Она же есть?» - ответил я вопросом на вопрос. «Да. Но это – последствия недавнего шторма, разрушившего защитную стенку мусороперерабатывающего завода, вот все содержимое и осело, покрыв прибрежный песок. Работы уже идут, правительство уже очистило достаточно большую часть, но еще очень много осталось». Но вообще, грязи вдоль Ливанских дорог много. Может, не больше, чем вдоль албанских или южноитальянских, но есть.

Набережная приводит нас в старую часть Сидона, берег занят причалами с рыболовецкими лодочками,



рыбаки которых тут же оптом реализуют свою добычу перекупщикам.



Рядом с берегом возвышается старая Морская  крепость, построенная на островке в 100 метрах от берега
. В нее мы пойдем чуть позже, а прямо напротив крепости начинается старый город. Чуть в стороне на въезде –мечеть, а прямо перед нами Хан-аль Франж – постоялый двор, сделанный для иностранных купцов.



Такие постоялые дворы строились по единому плану – были квадратными, внизу – места для «парковки» лошадей, наверху – апартаменты. По центру всегда был фонтан – там, где  рождественские елочки, а апартаменты наверху начинают использоваться по прямому назначению – можно снять комнатку за 25 долларов. А мы попадаем в кварталы старого города. Здесь, как обычно на Востоке, улочки перекрыты арками





и превращены в огромный рынок, на котором не только торгуют, но и производят, чинят,



пекут.



А в подъезды ведут лесенки, похожие больше на коридоры темницы.



Прямо перед нами возникает дверь с надписью – Музей мыла. Совсем недавно тут была фабрика по производству мыла, но теперь интереснее смотреть, как это делалось раньше.



Вход в музей бесплатен, как и экскурсия, содержится музей банком. При музее магазин, но покупать там никто ничего не заставляет. Впрочем, уйти без покупок невозможно – такие там запахи. И самое дорогое мыло – ручной работы из Алеппо. Покидаем музей и идем, сопровождаемые откровенными взглядами некоторых притягиваемых Лелькой местных жителей



к порту и Морской крепости.

Морская крепость Сидона стоит на островке, где была всегда.



Только у финикийцев она была храмом, у римлян – тоже чем-то, поскольку части римских колонн крестоносцы потом уложили в стены в качестве строительных материалов.



А в современном виде это возникло в 13 веке, хотя ощущение, что идешь по земле Ханаанской, не отступало... крепость всегда охраняла порт, и теперь он здесь, только рядом с рыболовами



грузятся суда с металлоломом и отходами.



Впрочем, это не мешает порту оставаться одним из древнейших, действующих постоянно – еще финикийские корабли спасались за его дамбой от шторма, возможно, как раз здесь, за спиной доктора Биляля



Он нас и приглашает ехать дальше на юг, где вблизи израильской границы находится еще одна жемчужина земли ханаанской – город Тир (Сур), чья история восходит к богам. Так, местный путеводитель, ссылаясь на Геродота, говорит, что ему местные жрецы назвали дату основания города, как 23 века назад. Да плюс Геродотовские пять веков до Рождества… Не, так далеко не представляется. Но город, помнящий и осаду вавилонского царя Навуходоносора, и египетских фараонов, да и сами тиряне (тирийцы?) помнят, как помогали евреям строить храм Соломона, уж не говоря о том, что не пустили в город самого Александра Македонского. Еще тут неделю жил уже знакомый нам по Дамаску Апостол Павел. Это первое наше прикосновение к такой седой древности в этой поездке, если не считать, конечно, Библейских Каина и Авеля, и римских колонн в Дамаске. Но тут – огромная территория, как в Помпеях, древнего города. Едем туда скорей! По пути проезжаем православный монастырь на горе, но на предложение заехать отвечаем отказом – он достаточно новый, и нельзя объять необъятного. Лучше в Тир. Еще одна остановка около торговца водой – в Ливане достаточно тепло, и хочется иметь запас воды. Остановка оказывается рядом с расположенным прямо на обочине цыганским палаточным лагерем, не столько палаточным, сколько картонно-коробочным.



Но у картонных домиков припаркованы автомобили, хоть и старье, но все же. И спутниковые тарелки есть, хоть и не в каждой коробке каждом доме. Тут же подбегает пацаненок с протянутой рукой. И получает от Биляля бутылку воды. «Я никогда не даю детям милостыню. Можно испортить психику – они станут думать, что так можно зарабатывать». Мудрость. Я вот не мог для себя раньше сформулировать, почему я физически не могу дать детям милостыню, даже у храма. Пацан убегает, ничуть не расстроившись. А мы через полчаса попадаем в Тир. Про Тир можно много прочитать. Про его планировку, сначала вы попадаете в «мемориальную» часть – кладбище с усыпальницами, гробницами, саркофагами и храмами. Все это романское, и мы позже увидим еще более потрясающие развалины. Но здесь… Здесь какое-то невероятное ощущение реальности. Прямо от входа вы попадаете в кладбищенскую часть, заглядываете в окошко гробницы



и видите… реальные кости!


.


Нет ленточек, запретов, можно пройти в колумбарий и заглянуть туда .



Конечно, много резьбы,





надписей



и мозаик,



но кости… Это поразительно – римские человеческие кости прочнее римского камня. 



Потом начинается город, с домами



и ваннами,



триумфальная арка,



улицы, за ним – стадион



(римский, римский – ипподром, он огромен, места разворота колесниц обозначены фонтанами).



Остается только сесть и подумать. О минутах и тысячелетиях.



 

Обратно едем через город, на зданиях которого красуются портреты бородатого дядьки, воздевшего вверх руки.



Это южный Ливан, до Израиля тут двадцать километров, и это вотчина Хизбаллы. Иногда навстречу проносятся непрерывно гудящие автобусы с орущей, высунувшейся из автобусов бородатой массой с палестинскими флагами.



Поговорим о пестроте Ливана? Нет, рано еще. Хизбалла еще правит и в долине Бекаа, мы туда завтра заглянем. Но такие вот памятники недалекого прошлого тут есть.



Впрочем, они уживаются с перевозчиками бананов, поскольку южный Ливан -  банановая вотчина, а не только Хизбаллы.



     Постепенно поток уплотняется, и мы решаем ехать в Сайду боковыми дорожками, через поселки. В какой-то момент проезжаем селение друзов – их легко узнать по характерному внешнему виду – длинные черные пиджаки и черные же штаны с отвисшей попой у мужчин и белоснежная шапочка на голове; черные до пола одеяния и ослепительно белые платки и открытые лица у женщин. Но смеркается, и фотографий не выходит. Как не выходит и фотографий поселений палестинских беженцев, но их тоже нужно описать. Это территории, огороженные заборами с рядами колючей проволоки, внутри которых идет своя жизнь. Там есть школы и мечети, на въезде стоят вооруженные КПП, нередко с бронетехникой. Это пока для меня загадка, почему внутри страны, принявшей беженцев – единоверцев, бегущих от войны и бомбежек в страну братского народа, для этих самых беженцев устраиваются настоящие резервации? Ответ есть, и мы его обсудим, когда поближе увидим Хизбаллу, когда поймем, кто с кем воюет в Ливане, эдаком стеклянном арабском доме… Пообедать останавливаемся в придорожной кафешке, но ребята знают это место, здороваются с метрдотелем. Не будем ли мы возражать, если Биляль закажет все на свой вкус? Нет, конечно. И тут начинается действо – на стол приносят десяток разных закусок.

– Куда столько, не съедим ведь!

– А и не надо. Надо все попробовать. Я заказал самые лучшие ливанские блюда. – Из мясного тоже приносят ассорти. Пробуем все. Отваливаемся. Но запомнить названия не получилось. Видно, мозг растворился в обилии пищи…

Еще на пути в Тир проезжаем несколько армейских постов. Около них надо остановиться, что и делает Биляль, перебрасываясь с улыбкой словами с военными. После поворота в горы и на мелкие дорожки число постов увеличивается, остановки происходят чаще, на горных поворотах и посреди поселков. Иногда поперек лежат бетонные блоки, заставляя автомобили ехать «змейкой». Во второй машине Галя с Иркой, но Биляль даже не ждет, когда Галя объяснится с военными.

– Биляль, а что они проверяют?

– Они просто смотрят на лица. Если не понравятся – они остановят и проверят тщательно, нет ли оружия.

– А нас могут проверить?

– А у вас есть оружие? Тогда наши лица не могут не понравиться.

– Все равно как-то не по себе.

– Наоборот. Это армия. У нас это символ спокойствия и надежности. Армию мы любим – она нас защищает, во внутренних конфликтах она не участвует – только разделяет.

– А полиция?

– Я жил в России. Полиция везде одинаковая. Лучше армия.

   В сумерках подъезжаем к дому. Снова к буржуйке – пить чай и разговаривать. Сегодня в нашем разговоре участвуют дети – нам с ними в поездке было очень интересно, так Ходор переводил мне путеводитель по Тиру с английского на русский, а Айман водил нас с Лелькой по гробницам и мозаикам. Разговор идет о детях, их пристрастиях, их будущем, об образовании и перспективах. Пусть разговаривают, они закончат опять заполночь, я-то это уже слышал. Расскажу-ка я вам сам об образовании, на примере мальчишек.

   Биляль получил образование в Союзе. Тогда это было престижно, но всегда еще престижнее было получать образование во Франции. Франция когда-то обладала мандатом на управление Ливаном, с тех пор все надписи в Ливане дублируются по-французски. Французский фактически второй государственный язык в Ливане, хотя в последнее время его активно догоняет английский. Русское образование практически в прошлом. Но я не о том. Биляль попал в Союз по соображениям экономии – младший ребенок в большой семье, не дать образование в их семье родители не могли, а в Союзе было проще. Но даже в те времена ливанское образование было построено на французский манер, и отслеживало все изменения образования европейского. Дети учатся 12 лет по программам, совпадающим с евросоюзовскими с тем лишь отличием, что обязательных предметов больше, ливанские аттестаты позволяют учиться в европейских университетах, а преподавание в ливанских университетах ведется на английском или французском языках. Собственно, и в школах на арабском преподаются только пять предметов – арабский язык, история, география, экономика и граждановедение. Остальные предметы идут на французском или английском. Наши друзья, Ходор и Айман, выбрали английский – вроде, понадежнее, да плюс французский более распространен в Ливане, захотят – выучат. В программе есть и второй иностранный. В нашем случае – немецкий. Такой вот набор – арабский и русский – родные, поскольку в семье дети с отцом говорят по-арабски, с матерью – по-русски, общесемейные разговоры идут по-русски. Английский – почти родной, на нем все математики, физики и химии, ну и немецкий – на закуску. Тут надо сказать чуть-чуть про арабский язык. Мы-то не знаем («Пастернака не читали»), но со слов Галины, подтвержденных, впрочем, Билялем, арабский весьма своеобразен; книжный арабский (язык Корана) сильно отличается от разговорного. Разговорный же содержит массу диалектов, настолько различных, что арабы разных стран могут не понимать друг друга. В этом мы сами убедились, дав телефонную трубку таксисту-сирийцу для разговора с менеджером – иорданцем. Но это потом. Кроме того, арабское письмо не содержит букв, обозначающих гласные звуки (немного сложнее, но пусть будет так), в связи с чем чтение написанного тоже может разниться. Вот это все в первую очередь, и привело к преподаванию точных, общемировых предметов на иностранных языках. Ну и желание унифицировать образование с европейским, во-вторую.

   Занятия у Ходора и Аймана начинаются в 7-30 (помните о часовой разнице?), учатся они в частной школе, и в 7 – 7-05 за ними приезжает школьный автобус. Этот же автобус привозит их из школы в 4 – 5 вечера, после чего им предстоит сделать домашнюю работу. Каждая оценка за письменную работу должна быть подписана родителем, и эту обязанность в семье выполняет Биляль. С удовольствием, поскольку Ходор первый ученик в классе, а Айман пока еще второй. Первым быть в классе реально круто, за это почет и уважуха сверстников. Те, кто знает нашу семью, знают, насколько весомо в воспитании подростков и педагогике вообще понятие «круто» – когда прогульщик и двоечник в школе, где круто сделать сверстников на бильярде и петь Цоя в арбатском переходе, становится отличником и первым учеником в школе, где круто сделать китайца по математике и петь песни со сцены местного городского театра. Ой, не о том. Но, по словам Гали, реальная проблема – вытащить мальчишек из-за письменного стола и отправить гулять. Да еще они успевают на музыку ходить – Ходор играет на пианино, а Айман – на флейте. Хотя, конечно, не все так гладко, и семья поменяла несколько школ в поисках подходящей. Январских каникул у мальчишек нет, завтра в 7 за ними придет автобус, и мы тоже решаем идти спать, чтобы встать пораньше – для поездки в долину Бекаа и Баальбек.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий
Следуйте за нами: 
© Фонд «РУСЬ ИСКОННАЯ», 2024
Все права на любые материалы, опубликованные на сайте, защищены в соответствии с российским и международным законодательством об авторском праве и смежных правах. Использование любых аудио-, фото- и видеоматериалов, размещенных на сайте, допускается только с разрешения правообладателя и ссылкой на сайт. При полной или частичной перепечатке текстовых материалов в интернете гиперссылка на сайт обязательна.