Полумесяц со звездою

Эпилог. Александрия – Каир.

Верблюда спросили:

 «Что тебе нравится больше –

подъем или спуск?» Он сказал:

«Есть еще третья мерзость – грязь».

Восточная поговорка.

    Азиатский берег растаял в дымке, уплотняющейся по мере приближения к африканскому и превратившейся перед самой посадкой в настоящие тучи. Ну и что, разве кто-то сказал, что в Африке не бывает дождей? Но выглядит это прикольно – самолет пробивает толстый слой тяжелых облаков и оказывается над покрытой плотной дымкой пустыней. Борг Араб – абсолютно нов, невелик и пустынен, причем во всех смыслах. Пустые стоянки самолетов, пустые залы, пустая площадь с пустыми же стоянками такси. Вот интересно, кроме нас сюда кто-нибудь еще прилетает? Да и до Александрии километров под пятьдесят. Попутчики наши большей частью местные, смело идут на паспортный контроль, я же начинаю озираться по сторонам – кому тут заплатить 20 долларов за визу? Но тут служащий сам меня находит, берет за руку и ставит перед темным окошком. А потом уходит и появляется с той стороны окошка. Вот и мы обладатели красивой марки с надписью «Egypt», пожалуй, эта, четвертая, виза самая красивая. И большая. А вот пограничнику я не нравлюсь, и, пропустив моих девчонок, он вдруг требует у меня внутренний паспорт.

– У меня его нет. И быть не может.

– Мне нужен ваш внутренний паспорт.

– Внутренний паспорт не вывозится гражданами РФ.

– Я не могу вас пустить без другого документа. – Так вот в чем дело! Нужен еще какой-нибудь документ с фотографией. Что ж ты раньше-то не сказал, мил человек?

– Права подойдут?

– Конечно, – говорит пограничник и штампует мой паспорт, а до меня постепенно доходит суть проблемы. Моя рожа, не знавшая бритвы с прошлого года, покрылась седой щетиной и перестала походить на копию в паспорте. Видимо, пограничник решил, что должен быть третий образец. Вот интересно, а будь я на правах бородатым, меня пустили бы?

            На выходе нет приставал-таксистов, только вдали маячит надпись над стойкой – «такси». Но на поверку эта стойка принадлежит туристическому такси, которое хочет не просто привезти нас в Александрию, но и провести для нас экскурсию. Стоит это удовольствие 50 долларов, если к доставке в центр прибавить час, 80 – если два и 100, если три. А, пожалуй, нам это подойдет. Киоскер выписывает бумажку-квитанцию, на которой крупными цифрами пишет номер телефона. И вокруг нас начинается суета – кто-то хватает чемоданы, кто-то бумажку, к каждому из нас придается по личному провожатому, все это выносит нас на привокзальную площадь, провожатые сменяются, раз пять, наверное, по пути к такси, которым оказывается черная Киа, настолько новая, что ее окна обклеены заводскими бумажками.

    Армия провожатых с нашей посадкой в такси вдруг рассасывается сама собой, наверное, бакшиш всей этой братии уже включен в мои 50 долларов. Да, я не сказал… Конечно же, мы попросили часовую экскурсию, оговорив, что заехать по пути хотим лишь к Александрийской крепости – Форту Кейт Бей, проехать по набережной мимо Александрийской библиотеки, да просто погулять в центре. Нет, ничего загородного не нужно. И в ботанический сад не нужно. А отпустить нас нужно на вокзале, откуда идут поезда в Каир.

            Мы садимся в такси, выезжаем за территорию аэропорта по дорожке, которая зачем-то петляет по абсолютно ровной песчаной пустыне, и как только в окошке появляются «интересности», просим у водителя разрешения отодрать эти бумажки. Водитель интенсивно машет головой – «нельзя!», а мы понимаем, что по-английски он не говорит. Оппа. «А как же ты, мил человек, экскурсию-то нам проведешь?» Каким-то образом он понял наши сомнения и развеял их, показав на телефонную трубку, на номер, написанный на квитанции, на себя и на меня. Ага. То есть, как только мне понадобится информация, я должен набрать его шефа, задать вопрос, передать трубку водителю, они поговорят на тему, что тот видит вокруг себя, и дальше передаст трубку мне, которому шеф все расскажет по-английски. Удобно. Хорошо, что русскоязычную экскурсию не заказали – тогда шефу по параллельной трубке пришлось бы звонить еще кому-то, кто понимает по-русски. Ладно, я сам прочитаю в путеводителе про то, где мы едем. Ты только вези, мил человек, по достопримечательностям. Кстати, это хорошо, что Египет у меня в другой книжке – не той, что лежит в Петре на камне у жертвенного холма.  Кстати, подумалось – вот ведь торжество глобализации! Телефонный разговор столь дешев, что запросто может заменить квалифицированного (знающего иностранные языки) специалиста.

            Достопримечательности начинаются практически сразу после выезда на трассу, ведущую в Александрию. Колоритные дамочки не смущаются тут голосовать на обочине без мужского надзора

строительство идет везде, оно перманентно и не прекращается, и леса, возведенные для кладки кирпича могут быть использованы для сушки одежды.

По дорогам передвигается всё

и на всем,

а еще не погруженные в транспорт животные мирно ждут своей участи на железнодорожных путях.

Дорога проходит по дамбам озера Мариотис – непонятного соленого образования, то ли болота, то ли залива, в который ветер нагнал морскую воду. Когда-то берега этого озера окаймляли бесконечные виноградники и поля пшеницы, и места эти слыли, наряду с долиной Бекаа, житницей Рима. Но это все было тогда же, когда были живы Цезарь и Клеопатра. Теперь же берега озера, сократившегося в разы, окаймляют огромные нефте (газо)перерабатывающие заводы,

берега сильно замусорены, а гладь воды разделена на квадраты и прямоугольники насыпных островов,

 созданных для поддержания уровня путем сбора дождевой воды. (Убей Бог, не понял, как это должно работать. Вот как работают системы сбора воды в Петре – понятно). Это не мешает, тем не менее, любителям рыбалки и пикника на обочине заниматься любимым делом.

Иногда картину разнообразят пальмовые островки,

но большей частью это все же индустриальный пейзаж.

Постепенно из озера начинают подниматься кварталы только что построенных домов,

еще не заселенных людьми, потом частично заселенных,

которые уступают место обжитым городским кварталам.

Александрия.

Нет, не зря мы «чистили регистры», снова подступает волнение от встречи с неизведанным.

Александрийский трамвай, настоящий

и игрушечный,

вычурные здания,

при ближайшем рассмотрении, сильно облупившиеся,

и, наконец, набережная

с пестрой толпой.

Александрийская библиотека

и Кейт – Бей.

Хорошо, что экскурсовод молчаливый – не мешает погрузиться в собственные раздумья. Александрия. Я хотел сюда попасть даже больше, чем в Каир. Это одновременно и древность, и регулярность, Африка и Средиземноморье, арабы и Европа, гремучая смесь всего, как и весь Египет, который огромен… нет, рано еще. Форт Кейт Бей.

Пойдем? Кто сказал «Кейт Бей?» А, экскурсовод проснулся. Пойдем, как не пойти. Форт Кейт Бей – морская крепость, сложенная из камня, служившего раньше материалом одного из чудес света – Фаросского Маяка, задуманного Александром Великим и построенного в 3 веке до нашей эры. Про маяк, наверное, всем известно – 120 или 140 метров высотой, увенчанный статуей Зевса – Спасителя (ой!), с системой отполированных бронзовых зеркал, позволяющей видеть свет пламени на расстоянии в 100 километров. А для поддержания самого пламени подвозить дрова на телегах по пандусу, идущему на самый верх. Собственно, именно размер этой крепости, построенной из обломков маяка, больше всего и впечатляет – так и хочется в мыслях разобрать ее, и снова сложить маяк. И которая интересна еще и тем, что не перестраивалась ни разу. Экскурсовод с нами не идет, зато роль экскурсовода выполняет офицер туристической полиции, просто показывая нам те

или иные

интересные места.

Вид из окон крепости тоже хорош, что на город,

что наоборот.

А эти девушки сами предложили их сфотографировать, мы их,

а они нас.

А дальше мы гуляем по набережной, снимаем забавные такси

и такую понятную нам мозаику

      Через час прогулки прошу экскурсовода набрать шефа.

– У вас все хорошо? Вам нравится?

– Замечательно. Скажите таксисту, чтобы отвез нас на вокзал.

– Вы на самом деле хотите ехать в Каир на поезде? Наш таксист может вас отвезти.

– Не сомневаюсь, что может. Мы поедем на поезде.

– Передумаете – позвонИте, телефон у вас есть.

Около вокзала суматоха, в которой на нас набрасываются таксисты. «Каир? Прямо сейчас, через три часа будем». Но мы в Шереметьевской манере проходим мимо. В самом деле, поезд стОит копейки, идет 2-3 часа, чего трястись в машине?

        На Александрийском вокзале реконструкция. Центральную часть занимает стройка, расположенная между перронами и залом билетных касс. У входа на перрон служащий проверяет билеты. Собственно, ему и вручаются девчонки с чемоданами, а сам я топаю за этими билетами через стройку. (Вот кстати. Изначально я планировал из аэропорта приехать на такси на вокзал, чтобы в камере хранения оставить вещи и пойти гулять по городу. Толи из-за стройки, толи вообще, но камеры хранения на александрийском вокзале нет. Впрочем, может, мы ее не нашли, так как и не искали, может она в каком-нибудь третьем помещении, где-то через площадь, но в тот момент я обрадовался, что камерой хранения служил багажник туристического такси). Потом сорок минут, прошедшие с момента нашего расставания и до встречи, станут самым ярким воспоминанием всей поездки. На это наложилось еще и то, что я не зарядил свои телефоны, и они были выключены. Когда вечером я их включил, в каждый из них вывалилось по два десятка смс-ок о пропущенных звонках от жены. Но к этому времени я уже знал ту короткую мысль, которую она пыталась внушить мне посредством неработающего телефона. «На этом я не поеду ни за что!». Мои же впечатления были связаны с процедурой покупки билетов на это «ни за что». Сначала о них. Билетный зал был заполнен людьми, кассиры за стойками были мужчинами, и свою работу делали неторопливо, не вынимая изо рта папирос, поэтому в зале висела сизая дымка. Я встал в ближайшую кассу, спросив перед этим насколько можно выразительно: «Каиро?» 

       – Каиро, Каиро, – ответили мне, – Нет проблем. – Парень передо мной сносно говорил по-английски, и дал понять, что меня не оставит, сказав при этом, что иностранцам продают билеты обычно без очереди воон в той, крайней слева кассе, но там было закрыто. Минут через двадцать подошла его очередь, но тут что-то случилось, поскольку все кассиры разом перестали стучать по клавиатурам, разом затянулись папиросами и выпустили по струйке густого табачного дыма из той категории, что режет глаза. «Не иначе, компьютеры зависли», - подумал я и, похоже, угадал. Первым пришел в себя кассир в самом дальнем правом углу. Он подошел к странного вида агрегату, стоящему у стены и напоминающему огромный автоклав, положенный на бок и снабженный зачем-то спереди костяшками, как у счет, а сбоку ручкой от арифмометра «Феликс». Пощелкав костяшками и покрутив ручку, кассир извлек с другого бока автоклава картонку времен наших семидесятых, помните – такая коричневая, с дырочками. Пока я увлеченно наблюдал за действиями кассира, впередистоящий товарищ исчез. Покрутив головой, я обнаружил его у кассы, оператор которой и крутил ручку «арифмометра». А повернув голову обратно, я обнаружил нашего кассира, который поставил к окошку нашей кассы картонку с арабской вязью, аккуратно размазал окурок папиросы о край пепельницы, встретился со мной взглядом (интересно было бы взглянуть на выражение моего лица в этот момент), пожал плечами, повернулся и ушел. А я остался стоять первый у закрытой кассы, при том, что в зале началось броуновское движение, вызванное переменой техники выписывания билетов. А потом в «Феликсе» что-то крякнуло. Кассиры снова замерли и снова выпустили по струйке сизого дыма каждый. И вдруг движение прекратилось. В дверях в зал нарисовался патруль с автоматами. Тут же у моего окошка обнаружился кассир, уже другой, посмотрел мне в глаза, направил в грудь указательный палец и перенаправил его на то самое «воон то» окошко, крайнее слева. У него уже было несколько человек, но они почтительно расступились передо мной. Что-то качественно изменилось. Потом, вечером, я подумал: это количество неотвеченных звонков жены перешло в качество. Я подошел к указанному окошку. Там был кассир – тот, первый, поставивший картонку. Но в этот момент за спиной раздался голос.

      – Вам же в Каир? На ближайший скоростной? Первый класс? – я шумно выдохнул. Это был тот самый парень, что стоял передо мной самым первым, и что обещал меня не бросить. Не бросил.

     – Все так, – Сказал я. – Спасибо! – Это уже получив три картонки из рук кассира и отдав ему за это смешную сумму. На картонках, которые теперь были белыми (это для белых пассажиров, что ли?) уже не было дырочек, и вся информация там была написана шариковой ручкой от руки.

– Смотрите, – сказал парень. Поезд в 17-00. Идет 2-45. Вагон первого класса, он в поезде один, на картонках ваши места. Кстати, следующий поезд в 18, и идет он два часа. Но этот лучше – все равно раньше приедете.

И я, зажав в кулак вожделенные билеты, бегу через стройку к перрону, на котором сорок минут назад оставил девчонок. Они там же. В той же позе. Только лица вытянуты. «Мы на этом не поедем», - это чуть не плача.

– Успокойтесь, я взял билеты…

– Какие билеты? Они эти поезда штурмом берут!

– В первый класс…

– Какой первый класс?! Ты это видел?

В доказательство к перрону подходил поезд. Это был поезд, но не из прошлого, пусть далекого, нет. Из каких-то кошмарных снов после фильмов о революции. Примерно такой

Впереди был локомотив, больше похожий на маневровый, или даже на квадратный паровоз, с коротким тупым носом, окна в котором были закрыты эдакими ставнями – люками, а единственное открытое, через которое и смотрел машинист – кочегар, было неравномерно «тонировано» слоем светло-коричневой въевшейся грязи. Примерно такого же цвета были и вагоны, перроны, скамейки на них и даже фасады домов, выходящие на пути

    Когда мы сделали этот снимок, молодой парень на перроне спросил:

– Что вы снимаете?

– Цвет, – ответили мы, и парень понимающе закивал.

     Целых окон в вагонах не было. Были разбитые, с паутиной трещин, были забитые картонками и листами железа, были затянутые полиэтиленом, были просто пустые. Только со стеклами не было. Двери в поездах были либо навсегда открыты, либо навсегда закрыты, встречались открытые наполовину, но тоже навсегда. Толпа брала поезд штурмом, залезая в окна, штурмуя двери, повисая на тормозных площадках. Крик, ор, попытки засунуть тюки в кабину машиниста. Машинист сопротивляется, но потом сдается, и на его поручнях повисает еще гроздь из пяти-шести человек.

– Мы в это просто не влезем. Не сможем, без навыка.

– У нас ведь в вагон первого класса… – робко возражаю я.

– Тут нет вагонов первого класса. Или нет, не так. В этом не может быть вагонов первого класса. По крайней мере, ни одного пока не было.

       В 17-00 пришел встречный поезд, такой же раздолбаный, как и все, что были описаны выше. Нашего не было. В 17-10 на нашу платформу снова пришло это. Я занервничал, но тут молодой парнишка студенческого вида с рюкзачком сам подошел к нам.

– Каир?

– Да, да, радостно завопили мы. Этот?

– Нет, не этот, не волнуйтесь. Можно взглянуть на ваши билеты?

– Да, конечно. Вот.

– О, первый класс! – сказал он и поднял большой палец вверх. – Это очень хороший поезд. Я только не знаю, где будет ваш вагон, но вы его не перепутаете.

– Что, что он сказал? – девчонки все поняли, но захотели еще раз услышать от меня.

– Он сказал, что следующим будет поезд, а не это. – Туристический полицейский заинтересовался было нашей беседой, подошел, заглянул в билеты через плечо рассматривающего их же студента, но тут его окликнул коллега по другую сторону путей, и он живо ринулся к краю платформы, успев на ходу так же, как и студент, поднять большой палец вверх, и спрыгнул на пути перед уже заходящим на вокзал поездом. Поездом? Это ничем не отличалось от всего того, что заходило на вокзал до него, и девчонки приняли было решительную позу, но прошел тупорылый локомотив, за ним бичевоз без дверей и стекол, а вот третий вагон был явно наш. Там была закрыта дверь, причем она была одинарной, распахивающейся внутрь, как в пульмановском вагоне. Там были целы все окна. Пусть они имели специфическую, красно-коричневую тонировку египетской дорожной грязью, но они были целы и прозрачны. Когда поезд остановился, и весь перрон ринулся на абордаж всех остальных вагонов, дверь нашего открыл проводник в форме, и в него выстроилась очередь, причем не «арабско-русского», или «азиатского» типа, когда люди, подобно молекулам газа, стекаются на максимально близкое к центу притяжения расстояние, а «европейского», когда люди выстраиваются в цепочку, подобно молекулам в кристалле. Вот так, при посадке в вагон поезда Александрия – Каир родилась теория различий европейской, «кристаллической» культуры поведения толпы, и азиатской, «газообразной». И это все в Африке. Надо подумать об этом на досуге. Речи о проверке билетов на входе в вагон нет, «европоток» достаточно плотен, и у нас остаются сомнения в том, что до Каира мы поедем сидя. Но вагон внутри просторен, люди как-то рассосались там и позволили нам подойти к своим местам без затруднений. Места, конечно же, оказались заняты, но занявшие их люди при нашем подходе встали и прошли дальше по проходу, не заставив нас даже показать билеты. Уфф, даже не опыт. Экспириенс. Можно сесть, отдышаться и осмотреться.

Изнутри пространство вагона было выдержано в эдаком британском колониальном стиле –

широкие мягкие кресла, по три (два с одной стороны прохода и одно с другой) в ряд, с плавно регулируемым наклоном спинки, позволяющим разложить кресло больше, чем на 45 градусов, и так же регулируемой подставкой для ног, удобными подголовниками с чистыми салфетками, и занавесками на окнах в тон обивке кресел. На окнах были к тому же жалюзи, управляемые крутящейся ручкой в верхней части, а над ними багажные полки и всевозможные крючочки. В вагоне явно работал, несмотря на зимнюю прохладу, кондиционер, и не хватало только клетчатого пледа, да пробкового шлема на голове, чтобы ощутить себя английским лордом середины двадцатого века, слегка озябшим в зимнем путешествии по Египту первым классом. Ощущение усилилось, когда все расселись, и по проходу пошел стюард в ливрее и стал предлагать напитки – горячий чай, и всякие соки и дринки в баночках. Что-то неуловимо переносило обитателей этого вагона в британское колониальное прошлое, толи запах пыли, толи легкая, но всеобщая потертость подлокотников и кресел, толи выцветшие занавески, сшитые когда-то из ткани с заявкой на ее принадлежность высшему сорту.

Такое ощущение бывает часто в Америке, когда попадаешь, например, в отель «второй руки», бывший когда-то супер- топ- дорогущим, но потом рядом построили десяток новых, дорогих и современных, и этот «топ» превратился в заурядный, остатки «былой роскоши» которого продолжают бросаться в глаза, диссонируя с общей потертостью и запустением. В номере такого отеля будут бархатные обои, протертые до белизны на углах, и телевизор «Грюндиг», оставшийся с тех времен, когда еще не придумали дистанционных пультов.

            Но вот лязгнули сцепки, и заревел, как раненый слон, локомотив, тоже еще, судя по скрежету и натуге дизеля, старой системы, с прямой, еще не электрической, передачей тяги на колёса. И потащил, захлебываясь и спотыкаясь, вмиг потяжелевший от неимоверного количества народа и вещей, погрузившихся во все его вагоны, кроме нашего, состав. А вот теперь нужно сделать то, для чего эта поездка и была придумана. Прильнуть к окну.

            И понеслись за окошком картинки, все больше и больше ускоряясь, мелькая, как на экране телевизора, и вызывая в голове столь же быструю смену ассоциаций. Рев локомотива слегка успокоился, до окошка перестали долетать клубы сиреневого дыма (так вот почему вагон первого класса стоит третьим по счету – достаточно близко от начала, но и достаточно далеко, чтобы не травмировать пассажиров шумом и копотью), а в окне поплыла Александрия. Поезд шел практически по улице – тут нет зон отчуждений, и это первая бросившаяся в глаза особенность. Дома стоят вплотную к полотну, в которое, как в перекресток, упираются улочки, заваленные мусором, на которых, как и на «обочинах» полотна, играют дети. И нет никаких загородок, заборчиков или небольшого пространства, позволяющего хотя бы эфемерно защитить детей от набирающего ход поезда, а поезд от детских игр. Впрочем, за домом моего детства тоже была железная дорога, которая невероятно притягивала нас, еще дошколят, несмотря на все заборы и полосы отчуждения. По мере удаления от центра домА становятся ниже, а переулочки Уже и грязнее. Вообще, многоэтажки стоят только в непосредственной близости от вокзала, в центре, а за его пределами город расползается, становясь трех- и четырехэтажным, из верхних, недостроенных этажей которого торчат арматурины, позволяющие при необходимости продолжить строительство. Или доказать властям, что это еще недострой, и платить налоги за него не нужно. Такого недостроя, как мне кажется, процентов восемьдесят всего жилого фонда Египта.

В домах в редких окнах есть стекла, похоже, это предмет роскоши – как в той беднючей деревушке в Сирии на левом берегу Евфрата , но здесь еще и очень скученно, налеплено как-то. Вот и первое впечатление от Египта, и его первое отличие от пройденных нами арабских стран. Бедность, граничащая с откровенной нищетой, и перенаселенность. Сейчас стемнеет, и мы все это обсудим подробнее. Периодически поезд вырывается из частокола трущоб, и тогда в окошке мелькают кусочки возделанных полей, на которых трудятся люди – машут мотыгами (как в школьных учебниках по истории – таких киркообразных, на длинной рукоятке), пашут на волах. Очень много людей. Поля вплотную подходят к берегу водного потока – это поезд пересекает рукава Нила, с сильно замусоренными берегами, кое-где поросшими тростником, с неизменными лодочками, чем-то похожими на тех волов, что пашут. А поезд набирает ход, потом плавно тормозит, и в центре очередных трущоб делает минутную остановку на перроне с обшарпанными часами, обеспечивая вход-выход пассажиров, количеством напоминающих кольцевую линию московского метро в час пик, только с вещами. И снова лязг сцепок и рев раненого слона – локомотива.

            Я в детстве обожал смотреть в окошко поезда, и, по-моему, специально, классе во втором или третьем, выпросил в подарок часы с секундной стрелкой. Потому, что можно было засечь время прохождения поезда между двумя километровыми столбиками. Ведь, если между столбиками минута, то поезд идет 60 км в час, и его хочется слегка поторопить. А если полминуты -   то это 120. Такого практически не было, и восторг начинался уже с 36. Тогда я научился определять скорость «на глаз», и наш «раненый слон», будь тут столбики, проходил бы их явно быстрее 36 секунд, вызывая одновременно восторг из прошлого и страх из настоящего – «слона» времен британского владычества мы видели в лицо, и это «лицо» явно неслось по рельсам-ровесникам…

            Стемнело где-то на середине пути. Самое время попытаться, если и не осознать, то хотя бы слегка структурировать увиденное. Люди. Очень много людей. То, что Египет перенаселен – видно из окна этого поезда сразу. Я был к этому готов – знал, что огромное, 80-милионное население этой страны живет на «воздушном змее», каким выглядит на карте Нил – ниточка «змея», держащая за хвост само его тело – дельту, которую мы и пересекаем по диагонали. Эдакий треугольник со стороной в 200 – 250 километров. Ха. Дельта Нила по площади как Крым. Можете представить себе Крым, в котором 80 миллионов человек? Со столицей («Симферополем») в 25 и «Севастополем» - Александрией в 5 миллионов? Или по-другому. Больше половины России в Крыму. Или вся Германия. Ага… Эта перенаселенность, сконцентрированность, и влечет за собой остальные особенности. Нищета. Опять сравнение – Сирия бедна, но она не нищая. Но что бы с ней стало, если бы ее население увеличить в 4 раза, а площадь так же уменьшить? У перенаселенности есть и еще, кроме нищеты, особенности. Там, где больше людей, там меньше ценится жизнь. Поэтому, наверное, и играют массово дети на железнодорожных путях, по которым несется забитый битком поезд такого возраста, что просто страшно, не только за детей, но и за пассажиров. Но вот часты ли крушения на Египетских железных дорогах? Сказать честно, не знаю. Но тут еще одна особенность - британское наследие, которое я попробую вписать в свою, так полюбившуюся мне самому, «теорию хеттского камня».  Ну, не ломаются тупорылые паровозики, сделанные когда-то самыми консервативными в мире европейцами. А если и ломаются, то легко чинятся в мастерских Александрии или Каира. А раз вещь служит – чего ее выбрасывать? Но именно в Египте возникает вторая сторона этой теории. А если работает – то что тут изобретать что-то новое? Консерватизм становится вдруг препятствием на пути прогресса. Ведь новое изобретают тогда, когда старое не устраивает. А британское старое по-любому оказывается лучше египетского нового. Тут я позволю себе и на оплот консерватизма наехать. Надо только сравнить британские поезда с, например, TGV или Евростаром.

            Но вот во всем Египет такой. Самый – самый. Самый нищий и самый богатый. Самый густонаселенный и самый пустынный. Самый древний и самый молодой – и по количеству недостроя, и по ворасту его населения. Какое бы качество вы ни взяли, обязательно найдется диаметрально противоположное – очень он большой. Весь диапазон. Весы, крайности на одном конце которых уравновешивают крайности на другом. Да и концов у этих весов не два, а десятки. Или сотни. В общем, самый разный, из окна поезда. А еще из окна этого поезда отчетливо видно, что мы – золотой миллиард. Чтобы понять это, достаточно купить за 35 египетских фунтов билет в салон первого класса, и просто посмотреть в окно.

            За окном тем временем появляются огни. Несколько остановок, на которых выходит большинство, делаются уже в Каире, и на конечную – вокзал Рамсес – мы прибываем в полупустом вагоне. Каирский Рамсес – очередная стройка, но поскольку Каир раз в пять больше Александрии, то и стройка на вокзале во столько же раз больше, и чемоданы нам приходится нести, колесики застревают в щелях между досками временного настила. Но уже на перроне, среди ремонта, нас начинают за руки хватать таксисты. Вместе с толпой мы проходим сквозь узкие строительные туннели и частоколы таксистов. Я не обратил внимания, есть ли тут указатели, но вы не ошибетесь. Вас выведут на привокзальную площадь, занятую стоянкой такси и отгороженной заборчиком от остального автомобильного водоворота. Сначала мы идем по ней, игнорируя таксистов – вокзальные всяко должны быть дороже, но стоянка не кончается, толпа редеет, так и без рукавов можно остаться. Стоп. А вот на этом мы поедем. Мы даже не торгуемся – 15 фунтов – не та цена, несмотря на то, что забронированная нами гостиница «Арабески» находится практически у площади Тахрир, в каких-то паре километров от вокзала Рамсес по одноименной с ним улице. И мы даже рады тому, что в попытках подъехать с нужной стороны к отелю, таксист промахивается и минут пять кружит по старому городу. Потому что таксомотором оказалось черная «Пежо» 1972 года. Таксистом же оказался полный мужичок – распорядитель свободными машинами. Показав у вокзала на эту машину и увидев, что мы кивнули, он радостно стал звать истинного таксиста, не дозвался и, кряхтя и охая, сам сел за руль – а как же, клиент страдать не должен… Да и промахнулся он, к нашей радости, наверное, из-за того, что не сразу стал справляться с ручкой переключения передач на рулевой колонке. Так что первая наша каирская экскурсия – из окна черного лимузина «Пежо», вот ведь, опять дежа вю . Только тут совершенно сознательно, и абсолютно без страха – это таксистский «сутенер» был совершенно очарователен.

            Отель Арабески  был забронирован нами из Москвы через букинг за 40 долларов и располагался в доме, как две капли воды похожем на дамасский, с нашим «Ориент Гейт’ом» внутри, разве что выше, но таком же квадратно-бетонном, и занимал те же 3 и 4 (кажется) этажи

Водитель такси поинтересовался ценой и сообщил, что отелей такого качества тут в округе полно, и стоят они вполовину дешевле, а за 40 долларов в Каире можно было бы снять что-то вдвое приличнее. Не знаем, не пробовали, но «Арабески» вполне соответствовали нашим понятиям, хоть и походили больше на студенческий хостел. За стойкой работала полноватая и очень обаятельная и общительная «арабеска» - мулатка, сначала угостившая нас кофе, а потом извинившаяся за то, что в номерах нет полотенец, поскольку последние еще не высохли.

– Мокрые дать? – все это так весело и по студенчески доброжелательно, что

– Давайте мокрые! – говорим мы со смехом. Обстановка располагала, а когда мы выглянули в окно, то обрадовались еще больше – оно выходило на мост Тахрир, Каирскую башню и Египетский музей. Все это нещадно шумело через сдвижную одинарную раму, но сияло тысячами огней. Каир. Я его таким и представлял

И от этого впал в эйфорию. Вот, достаточно часто на просторах сети появляются описания отелей, особенно курортных, особенно египетских, где народ негодует по поводу некачественных гостиничных услуг. Представляю себе, как бы авторы строк прошлись бы по мокрым полотенцам, но я абсолютно уверен – восприятие того или иного места, того или иного отеля зависит от собственного ожидания и настроения. Со мной тоже так бывает – одну вологодскую гостиницу («Вологда») я обещал «пропесочить» в интернете, когда мне было предложено подождать, когда они закончат сверку свободных номеров в 12 ночи, после чего займутся моим поселением и отпустят уборщиков убрать номер для меня. А в 100 евро платы за номер входила услуга по выливанию воды, натекшей в плафон с потолка через дырку в крыше, и завтрак в виде резинового бифштекса с резиновым же рисом и растворимым кофе, заменить который на сваренный официантка таки согласилась за деньги, со словами «Если успею, много вас, занята я». Чего это я? А, это я выполняю обещание, «песочу». А в этот каирский момент я был счастлив – вид из окна, простодушная обаятельная «арабеска», сам факт попадания в Каир простили многое. Определенно, надо идти в город, тем более, что пустую бутылку из-под коньяка мы оставили в Мадабе.

            Вот он, вечерний Каир. Шум, суета… Сначала мы пошли не в ту сторону – поняли это, когда наткнулись на вход метро. Около метро было достаточно многолюдно, и я решил спросить, хоть и так было понятно, что идти нужно в противоположную сторону. (Ага, цензор, добилась своего? Спроси, спроси… ) Но цензор тут не причем – задавать вопросы в этой поездке мне самому нравится, реакция может быть необычной. Как тут, например.

– Египетский Музей?

– ???

– Площадь Тахрир?

– ???

– Каср аль Нил? – непонимающий вопросительный взгляд. Наверное, я так коверкал арабские названия… вокруг стала собираться толпа. И вдруг во взгляде собеседника мелькнула искра – осенило! И он достал мобильник, набрал номер, что-то сказал в трубку и протянул ее мне. На том конце ответили по-английски:

– Я могу Вам помочь?

А дальше мы пошли гулять. По Рамсес вернулись к «Арабескам», потом на площадь Тахрир, по Махмуд Бассиуни к Каирским «пяти углам» - шести, на самом деле. Тут снова все перемешано – КФС соседствует с местной лепешечницей, в которой пекут лепешки и разогревают полуфабрикаты типа лапши «ролтон» или «лазаньи» в фольге, тут курят и играют во что-то типа нард, тут огромный магазин сладостей соседствует с винной лавкой. О, кстати. Что там у нас с алкоголем? Алкоголь самых разных видов и сортов, но все, от рома до текилы, от пива до коньяка, местного производства. И цены смешные. Ну, эту феньку мы знаем, иностранный алкоголь только для иностранцев. Мы же просто гуляем… две бутылки пива и фляжку коньячку. Ну да, не смейтесь, попробовал. Египетский коньяк нельзя добавлять даже в чай – это низкокачественный сивушный спирт, окрашенный не то карамелью, не то пережженным сахаром. А вот пиво совсем даже ничего, с ним даже можно побродить по интернету в компьютере гостиничного холла (хоть и обещан был Wi- Fi). Стоило мне за него сесть, как связь с сетью была потеряна, и подошедшая «арабеска», подергав за все провода, предложила сесть за ее компьютер, за стойкой. Вот тут я впервые и прочел о том, что в Тунисе начались беспорядки, которые потом перекинутся и на Египет, и на Сирию, а в Ливии выльются в настоящую войну. Но я даже не подумал в тот момент, что нас это может касаться – настолько все в Каире было спокойно и не предвещало никаких событий. Обычно напряженность висит в воздухе, как тяжелая тишина перед грозой. Тут не было ничего, мы спокойно гуляли по ночному Каиру и не задумывались ни о чем. А при чтении новостей из Туниса я больше думал о том, как я смешно выгляжу – уже не молодой европеец за стойкой студенческого хостела в Каире с бутылкой пива в руке.

               14 января. С утра заказываем такси на весь день в Гизу и Саккару. Вернее, это не такси даже, а гостиничная машинка с веселым египтянином, понимающим английский, за рулем.

Пожалуй, к «переполнению регистров» добавилась еще и усталость, поэтому мы не стали экономить деньги и брать уличную машинку, добавив еще 20 долларов и пригласив экскурсовода – сознательно пошли на «8 с половиной раз» . Толку, правда, от экскурсовода было мало, она лишь зачитала несколько страниц из путеводителя, да попыталась завезти нас в какой-то магазин, косметики кажется, или наоборот, папирусов. Да слегка помогла поторговаться при аренде лошадок. Но это чуть позже. Ее мы, кстати, подхватили уже в Гизе, а вот сама экскурсия началась раньше. Пожалуй, поездка в Гизу на такси – это продолжение вчерашней железнодорожной экскурсии. «Каир – город контрастов». Или «Египет – страна контрастов». Как и в Александрии, достаточно приятный центр, погруженный в этот день толи в дымку, толи в нильский туман, этажность постепенно понижается, дорога выводит нас к берегу Нила, где новые многоэтажки одного берега   соседствуют с частными домиками другого

которые, в свою очередь, перемежаются не то развалинами, не то недостроем, превращенным в очередную свалку.

Потом дорога петляет по пригородам, где-то весьма симпатичным,

а где-то такими грязными и убогими, что не хочется доставать фотоаппарат. И приводит на площадь в Гизе, с «припаркованными» лошадками и верблюдами и конторами по их «прокату». На нас тут же набрасываются зазывалы, но с нами экскурсовод, которая ведет нас в «нужную» лавочку. Мягкие низкие диваны, кофе… Понятно, что торг будет долгим. Сейчас нам расскажут про то, что территория огромна, и без верблюда нам никак. Пока готовлюсь торговаться, размышляю. Вообще говоря, мы знаем (читали!) что, по мнению большинства туристов, особенно, привезенных ночным автобусом из Хургады или Шарма, предложение посмотреть пирамиды на живом транспорте есть разводка. Вместе с тем, то же большинство разочаровывается в пирамидах, будучи привезенной прямо на площадку внутри музея. Ну, разочарования от пирамид я не пойму никогда, но полагаю, что всякое интересное место надо посещать тем путем, который для этого подходит – тогда мозг заранее готовится к встрече с объектом, и впечатления усиливаются. На Соловки впервые нельзя попадать самолетом – только водой, чтобы кремль вырастал из моря. Так и пирамиды должны появиться из-за перегиба пустыни. Тогда сразу станет понятно, почему это чудо.

            Лошадки начинались со 120 долларов, сторговались на 20. К лошадкам придавался гид по имени Фрай на лошади, а также мальчишка – помощник в шлепанцах. Сначала путь шел по покрытой следами транспорта улочке, выводил на внутренний, сильно замусоренный двор, засыпанный песком, ворота в котором охраняла стража – билетеры с силовой поддержкой. И те, и другие почтительно поздоровались с Фраем. Вообще, Фрай был исполнен достоинства – горделивая осанка, неспешные движения и достаточно умный и глубокий взгляд. Потом, когда мы уже подружились, он нам поведал, что водить туристов – хобби, а так у него что-то типа фермы, где есть много живности. И два сына, младшему еще нет годика, поэтому жена занята малышом, а работает он со старшим, который – ну, вот как Лелька. Да еще пацаны местные помогают, с удовольствием, но за плату. Вот, как этот помощник. Все движения Фрая были столь уверенны, в том числе и те, что требовали фотоаппарат для съемок, что мы его всякий раз передавали. Поэтому многие следующие фотки пирамид Гизы сделаны им. Еще Фрай взял на себя заботу оберегать нас от приставал, посылая каждого, кто приближался к нам ближе 2-х метров куда-то туда, куда тот не мог не пойти. Дорога постепенно поднималась вверх, сначала лишь приоткрывая цель

А потом… а потом из-за угла появилось нечто

Вот, ради этого и надо взять лошадку. Ну, или верблюда, в зависимости от пристрастий.

Импровизированная стоянка под прикрытием туристической полиции

не что иное, как пункт торговли. А вот чем, можно только предположить.

Мимо нас проносятся мальчишки галопом,

Да и мы пустились бы вскачь – все ближе и ближе единственное сохранившееся чудо света древности.

Я ни слова не скажу об истории пирамид. Зачем? Я лишь повторюсь – сколь бы ни был раскручен этот «туристический объект», сколь бы он ни был «заезжен» - это чудо. Его нельзя не увидеть.

И лучше со стороны пустыни, сколь бы вы ни были заранее негативно настроены к арабским разводкам и к арабским животным. Оно того стоит.

Мы счастливы.

А дымка, сопровождавшая нас все путешествие, поднимается вверх и концентрируется в виде черной-пречерной тучи,

готовой пролиться ливнем.

Мы спешиваемся,

Фрай с мальчишкой уводят лошадей, и мы договариваемся с ними о месте встречи, а сами идем пешком туда, куда привозят туристов автобусы.

Вид на Гизу от пирамид

Поднимается ветер, и в какой-то момент нам кажется, он разорвет тучи над пирамидами

но он поднимает снизу еще и облака песка.

И вдруг тучи проливаются потрясающей силы ливнем, таким, что потоки воды превращаются в настоящие реки. Это в пустыне-то! Но с первыми каплями дождя над нашей головой раскрывается зонтик. Это вернулся, отведя лошадей, Фрай, и мы наблюдаем за стихией из укрытия – пластикового пространства на смотровой площадке.

А дождь прекращается также быстро, как и начался, и мы прощаемся с Фраем и идем гулять к Сфинксу.

При расставании с гидом протягиваю ему 20 фунтов.

– Бакшиш, – говорю.

– Ты мне уже заплатил. Дай лучше 5 фунтов мальчишке. – Разводилы, говорите, вымогалы? Не те вам арабы просто попадаются, или не с той стороны к пирамидам идете. Протягиваю парнишке пятерку, но настаиваю, чтобы и Фрай взял двадцатку. Берет. А, может, психолог. Или спектакль. Но я ему отдаю деньги с удовольствием – очень уж достойно он их берет.

            Мы идем гулять самостоятельно и понимаем, сколько вокруг помогал, готовых за лишний доллар показать место для заезженных фотографий, ну, типа такой

Хотя и Фрай наделал таких десяток. Да, так и вправду можно разочароваться. Все, пока, Гиза.

Идем вместе с туристами на площадь с нашим такси,

чтобы по убогим улочкам

пробраться ко второй точке нашей поездки – пирамидам Саккары. Снова начинается дождь, на этот раз обычный, хоть и сильный, но не ливень. Пытаемся посмотреть в окно на смешной транспорт.

            Обещал ведь без истории. Эх, соврал я. Пирамиды в Гизе называют Великими, главная из которых – Хеопса – самая великая, она и есть то самое «Чудо света», одно из семи сохранившихся. 138 метров и самое высокое сооружение планеты в течение трех тысячелетий.

Еще в Гизе пирамиды Хефрена (Хафры)

И Микерина (Менкаура)

Это три большие, там еще есть малые, кажется, тоже три. Собственно, у жестокого и деспотичного, обладателя самой большой пирамиды фараона Хнум-Хуфу (Хеопса) был сын Хефрен и внук Микерин. Но у Хеопса был и отец – Снофу, которому приписывают строительство пирамид в Мейдуме и Дашхуре, пирамиды последнего же видны с дороги в Саккару,

В которую мы и въезжаем с окончанием дождя.

Здесь совсем все по-другому. Нет толп туристов, а одинокий охранник поднимает шлагбаум после короткого разговора. Впрочем, я не могу поручиться, что в его руку не попала какая-нибудь купюра. Пирамиды здесь сильно разрушены, только самая знаменитая – ступенчатая пирамида Джосера (деда Хеопса) в лесах.

В Саккаре находился главный некрополь столицы Древнего Царства - Мемфиса, здесь же древнейшие пирамиды. Только и остается, что обняться на фоне сооружений, которым 5 тысячелетий.

От других построек в Саккаре мало что осталось, а вот этот холмик хочется теперь

считать аналогом «ломаной» пирамиды - с переменным углом граней. Впрочем, я, наверное, фантазирую. Мы не знатоки Египетской истории, но по всему Египту известно 119 пирамид в разных местах. И, простите, я буду в голос смеяться над теми, кого это не впечатляет. И вот еще что удивительно! История сохранила не только имена фараонов, строивших себе дома для «последующей жизни», но и архитекторов, их придумавших.

Имхотеп, визирь Джосера. Первый архитектор, известный истории, изобретатель колонны, а по совместительству первый врач Египта и бог. А «Чудо света» - пирамиду Хеопса - построил племянник и визирь Хеопса Хеминуин. Самое интересное, что картинка в «Истории Древнего мира» 5 класса вряд ли соответствует действительности – там изображены рабы, а Хеминуин использовал для работ вольнонаемных – крестьян, свободных от основного своего дела – сельхозработ – в период разлива Нила, в межсезонье. И, говорят (гиды, гиды говорят), щедро им платил. Отхожий промысел? Костромские крестьяне конца ХIХ века тоже жили получше многих, поскольку не лежали на печи в несезон, а шли в Питер зарабатывать. А к началу будущего сезона, заработав, непременно возвращались к земле… А?

            После пирамид предложение посетить магазин кажется смешным даже водителю. Гид слегка обижается, выходит, а водитель возвращает нас к «Арабескам». Середина дня. Сегодня пятница, и мы знаем, что у пирамид в Гизе будет световое шоу на русском языке. Но поднявшись в номер, любуемся на мост Тахрир

и Египетский Музей

и понимаем, что ни на какое шоу мы не пойдем. Все, уже достаточно. Сегодня ночью Аэрофлот отвезет нас в Москву, где мы долго будем рассказывать знакомым и незнакомым о двух арабских неделях, так поменявших наше представление о мире. Под эти разговоры и засыпаем.

            Самолет у нас в час ночи, на часах семь. Отель мы продлили на полдня, заплатив (нет, пока пообещав) еще 20 долларов. Пойдем, погуляем по городу. Прогуляться решаем около старых мечетей торгового квартала – Аль-Азхар, Хусейна. Полиглот обещает станцию метро у мечети Аль-Азхар, и мы решаем прокатиться на единственном африканском метро. Станция Садат, куда мы спускаемся, достаточно просторна, указатели понятны и дублированы латиницей, метро в Каире дешево – один фунт. И неожиданно очень чистое. В общем, подземка оставляет очень приятные впечатления. Как и ее служащие, и прохожие, объясняющие нам, что нет никакого метро около аль-Азхар, а надо выйти на станции Атаба и взять такси. Так что «Полиглот» опять «дал маху» – Атаба через пару остановок. Конечно же, никакого такси решаем не брать, а идем в примерном направлении и глазеем. Как нам кажется, гуляем долго, по где-то широким, а где-то узким улочкам, где-то многолюдным, где-то пустынным, ухоженным и запущенным. Люди приветливы, у лавочек с продуктами неизменное предложение войти, выпить чаю. Нет, не назойливо, не хотите – и не надо. Кое-где собираются компании, но агрессии нет. Меня потом многие спрашивали, не чувствовалось ли в воздухе приближение грозы-революции? Не чувствовалось. На улице не было никакой возбужденности и агрессии, все было очень дружелюбно, и я гулял с женой и дочкой, и во взглядах местных прохожих читалось, как мне кажется, только одно чувство – белая зависть ко мне, что они у меня такие красавицы. И я гулял бы с ними по Каиру, уже по-весеннему теплому, всю ночь напролет, если бы не конец отпуска. Часа через полтора устаем и решаем вернуться. Казалось бы, ушли далеко, но такси везет нас минут 10 по пустому в этот вечерний пятничный час городу в гостиницу. До окончания регистрации два с половиной часа, город пуст, и мы едем в аэропорт. Прощаемся с ночным Каиром и Египетским Музеем,

куда, пожалуй, надо приехать специально.

За стойкой «арабеска».

– Вам все понравилось? Вызвать машину? – говорит она, и протягивает счет. Но мы уже «бывалые арабисты».

– Нет, машину поймаем на улице, – смотрю счет. Там сумма в египетских фунтах, но явно больше 40 долларов за ночь и еще 20 за половину. – Я бронировал через букинг, – говорю я, – сейчас поищу бумажку.

– А сколько там, в бумажке?

– 40 долларов за ночь.

– Не ищите, – говорит арабеска и ручкой зачеркивает фунты и пишет сверху 40 долларов, - а с такси серьезно, лучше давайте закажем, как бы чего…

– Не беспокойтесь, спасибо, – говорю я, еще не подозревая, что это не последнее наше приключение на Ближнем Востоке, и мы выходим на улицу. Первое же такси останавливается, но, услышав «аэропорт», интенсивно машет головой и отъезжает. Второе, третье… Самое интересное, что они в арабском стиле с гудком устремляются к нам, но видят что-то (чемоданы с аэропортовскими наклейками!) и уезжают, не останавливаясь. Такого мы не ожидали. Нам на помощь из подъезда выходит охранник, сам ловит такси, о чем-то долго говорит с водителем, а потом приглашает в салон

– Аэропорт?

– Садитесь, говорит на сносном английском таксист, – раз уж день не задался.

– А что случилось?

– Проблема. Поеду за две цены.

– Э, нет. Поедем по счетчику.

– Тогда не поеду.

– Тогда остановите, мы возьмем другую машину.

Таксист не останавливается, минут пять едем молча.

– Дайте хоть полторы цены!

– Остановите, – едем мы дальше. Несмотря на пятничный глубокий вечер, улица постепенно заполняется машинами, они начинают все чаще тормозить, трафик постепенно увеличивается и переходит в пробку. Сначала в ползучую, а потом стоячую. Для нас это удивительно – пробки в арабских городах не редкость, но они всегда движутся. Здесь все встало напрочь. Воздух заполнился гудками машин, но какими-то безрадостными, безысходными.

– Зря я поехал…

– Так что происходит-то?

– Футбол. Стадион на дороге к аэропорту. Там все перекрыто, пускают порциями. – И действительно, мы вдруг продвигаемся метров на 50 и снова встаем.

– А далеко до стадиона?

– Километров 10

– а там до аэропорта?

– 2 минуты. Они рядом совсем, – так вот почему они ехать все не хотели! И объездов нет, – от стадиона до аэропорта шоссе очень хорошее. Но одно.

Первый час мы еще не нервничаем, запас большой. Потом нервничаем. Потом снова не нервничаем, поскольку понимаем, что смысла уже нет. К стадиону подползаем за 45 минут до вылета. Полетели! Таксист выжимает из своей колымаги все, что можно, и через две минуты мы действительно напротив дверей нашего терминала. Конечно же, я даю таксисту двойную цену. Сам, он больше не просил. Сказал только тихонько что-то ехидным голосом.

            Аэропорт пуст, хотя открыто множество точек регистрации. «Аэрофлот» прямо напротив нас. Первой подлетает Лелька – она на колесиках:

– Мы успели? – служащий ухмыляется.

– Успели. Будем ждать теперь тех, кто не успел. – На посадочных талонах порядковые номера. Мы примерно восьмидесятые. Столько человек выехали, а, стало быть, и приехали, раньше нас. Еще столько же нервничают в районе стадиона. Или уже смирились.

            Самолет вылетел с задержкой в два часа, и командир честно объявил, что рейс задержан авиационными властями Международного аэропорта Каира из-за массового опоздания пассажиров, вызванного нестандартной дорожной обстановкой в районе аэропорта. Уснуть мне в эту ночь так и не удалось – так и просидел четыре часа с компьютером, стрелочка на котором показывала наше положение, то над Средиземном морем, то над Турцией, то над Черным. Восемь утра, суббота, январь, мороз…