Ливонская война Грозного.

  «Измалодушествовались люди московские». Великая Старица Марфа.

Проведение параллелей между различными историческими событиями – штука обоюдоострая и не всегда безопасная. Более того, разбирая события прошлого, я всегда просто кричал о том, что историк не имеет права события разных эпох «параллелить». Так что и в приведенном ниже тексте не ищите параллелей, как бы вам ни хотелось; даже если они очевидны – держите себя в руках.

Текст, вынесенный в эпиграф, приписывают Инокине Марфе, в миру – Ксении Иоанновне Романовой (Шестовой в девичестве), постриженной насильно в монахини по указу Бориса Годунова и сосланной в Заонежье, в село Толвуя, что в районе современного Медвежьегорска. Также насильно был пострижен в монахи и ее муж, Фёдор Никитич Романов-Юрьев, будущий Патриарх Филарет. Их разлучили и друг с другом, и с детьми, Михаилом и Татьяной (только два их ребенка выжили в детстве из шестерых родившихся). Фёдора (Филарета) Никитича сослали в Сийский монастырь, в районе современного Архангельска; сопровождавший его пристав Воейков, рассказывая о тоске Филарета по жене и детям, приводил слова узника: «Жена моя бедная, наудачу уже жива ли?  Где она? Чаю, где-нибудь туда её замчали, что й слух не зайдет. То мне и лихо, что жена и дети: как помянешь их, так словно кто рогатиною в сердце кольнет!»

В ноябре 1612 года ополчением Минина и Пожарского был взят Китай-город. Эту дату, – Казанскую, – мы и празднуем сейчас как день народного единства, как дату окончания Смуты. По моему скромному мнению, дату окончания одной из самых ужасных катастроф в нашей истории. Я так думаю, что Смута – одна из трех Великих Катастроф, пережитых нашим народом за всю его историю вообще. Но датой окончания Смуты я бы считал не взятие Китай-города, не последовавшее за ним освобождение Кремля и Москвы от поляков, а дату избрания на престол первого Романова, 17-летнего Михаила Фёдоровича. 21 февраля (3 марта) 1613 года Михаил Романов был избран Земским Собором Государем, Царем и Великим Князем всея Руси, и 27 марта (6 апреля) взошел на престол. Именно мать Михаила Фёдоровича, Инокиня Марфа, была основной противницей этого избрания; собственно, то, что «люди измалодушествовались», и было её главным аргументом «против» в ее переписке с мужем. Как прекрасно можно выразить всю гамму чувств всего одним словом – «измалодушествовались». Но всё же она согласилась, и Смута ушла в Историю.

А вот с датой начала Смуты все гораздо сложнее. Любая катастрофа (вспомните хотя бы нашумевшие катастрофы авиалайнеров или тот же «Титаник») – всегда следствие не одного, а целого ряда факторов, каждый из которых, будучи сам по себе ужасен, не привел бы к трагедии, и только их совпадение во времени и месте делает событие роковым. Что же говорить о такой «вселенской» катастрофе, как Смута? Сейчас принято считать, что основными причинами Смуты стали два фактора. Во-первых, династический «сбой». Иван Грозный, по смерти своей, оставляет на престоле своего сына Фёдора Иоанновича (Блаженного). Мало того, что блаженного в самом прямом смысле этого слова (хотя тут есть оговорки; опять же, по моему скромному мнению, значительная роль в преодолении оставленной в наследство грозным папашей Порухи принадлежит ему, а не Борису Годунову, причем именно в силу его «блаженности»), так еще и бездетного, что пресекло династическую линию престолонаследования. А во-вторых, это глобальный природный коллапс рубежа 16-17 веков: извержение вулкана Уайнапутина в Перу окутывает Землю облаком пепла; Солнце в небе настолько тускло, что больше похоже на Луну. Лето 1601 года после затяжной и морозной весны начинается проливным дождем, который так и не останавливается 10 недель, после которых наступают заморозки. Абсолютный неурожай по всем областям и по всем культурам. На следующий год история повторяется. Дальнейшее развитие событий вы знаете. Но, как мне кажется, этих двух факторов мало для «вселенской катастрофы». Сильное государство справилось бы и с этим, будь и запасы продовольствия, и средства в казне на его закупку; будь в народе уверенность. Беда в том, что и этого к началу Смуты нет, поскольку есть третья, самая важная причина. Страна подошла к этим двум вызовам совершенно опустошенной; люди московские «измалодушествовались» еще раньше, до Великого Голода рубежа веков, до смерти Годунова и даже до смерти Блаженного в 1598-м году. Не будь этой третьей причины, события могли бы иметь не столь трагический сценарий. Московское государство встретило этот вызов уже разрушенным Порухой Грозного, пусть и слегка «подправленной» Блаженным и Годуновым. Третья причина – последние, бездарные и губительные, десятилетия правления засидевшегося на троне Грозного.

Дату старта этой третьей причины я бы назвал с очень большой долей уверенности, задолго до первых двух событий катастрофы. 17 января 1558 года. В этот день войска Ивана Грозного пересекли границы Московского Царства и вошли в пределы Ливонской Конфедерации, положив начало грандиозному военному конфликту, длившемуся 25 лет, и приведшему не только к опустошению русских земель, к падению Рюрикова престола и фактическому разрушению Московии, но и к целому ряду внешнеполитических событий. В результате этого нападения в войну оказалась втянута не только маленькая Ливония, но и крупные по тем временам Великое Княжество Литовское и Королевство Польши; война спровоцировала объединение Литвы и Польши в вечного впоследствии врага Московии – Речь Посполитую. В войну против Московской Руси вступили Швеция и Дания… Но по порядку.

К моменту вторжения войск Грозного в Ливонию последняя представляет собой конфедерацию – объединение архиепископства Рижского – собственно, Ливонского ордена, –  а также Дерптского (современный Тарту, русский Юрьев), Эзель-Викского (западное побережье и островная часть современной Эстонии), Ревельского (современный Таллинн) и Курляндского (южное побережье Рижского залива) епископств – «осколков» некогда могущественного  Тевтонского ордена. История взаимоотношений крестоносцев с Русью – многовековая и долгоиграющая; вспомните хотя бы Ледовое Побоище Невского за 300 лет до этого. Но к моменту вторжения крестоносцы были уже совсем не те; реформация в Европе сильно ослабила влияние папских епископов, фактически сделав его формальностью, объединяющей разрозненные города, живущие своей жизнью. Ливония тех времен – чрезвычайно слабое образование; даже конфедерацией его можно назвать лишь с большой натяжкой. И каждый город в этой конфедерации – вполне себе независимый структурный объект. Что уж тут говорить о какой-то военной мощи? Но даже, паче чаяния, объединив свои силы, Ливония не смогла бы выставить войско численностью в 10 тысяч человек. Тягаться с Московией это государство не могло никак. Но у Ливонии было географическое преимущество – побережье Балтики и порты на нем, Рига и Ревель в первую очередь. Вот через эти порты и шла основная часть европейской торговли Московии.

За полвека до описываемых событий Ливонский орден сделал вылазку – попытался захватить псковские крепости Вышгородок и Гдов; псковичи обратились за помощью к Московии, Великий Князь которой, Иван III, выставил на защиту псковских земель войско и отбил атаку, попутно захватив  Ливонский Юрьев (Дерпт). В тот же год ливонские рыцари напали на Псков и Изборск, на что русские вновь достойно ответили, захватив себе еще пару замков и крепость Феллин (Вильянди). Собственно, это и стало «принуждением к миру». Подписанный тогда мирный договор предписывал Ливонии впредь вести себя тихо, не чинить препятствий к русской торговле через Ливонские порты, а заодно и устанавливал дань (т.н. «юрьевская дань» – одна гривна с каждого Дерптского жителя в год), которую Ливонский Юрьев обязался выплачивать Пскову в течение шести лет (у юрьевской дани, на самом деле, гораздо более длинная история, но не тут). Впоследствии этот договор продлевался еще пять раз с неизменным требованием «юрьевской дани». В 1554 году Иван Грозный вновь вступает в переговоры с Ливонией и выставляет ультиматум, содержащий три пункта: 1. Юрьевская дань должна продолжаться и впредь, а все недоимки за предыдущие периоды должны быть погашены до 1557 года. 2. Ливония обеспечивает полную свободу Московской торговли через Ливонские порты. И 3. Ливония обязуется впредь поддерживать свой нейтральный статус и ни при каких условиях не вступать в военные союзы с ближайшими сильными государствами – Литвой и Швецией. Неприятие у Ливонской стороны вызывает только первый вопрос: торговля через порты и так идет свободно, а нейтральный статус Ливонии в этот момент – реальность; у Ливонии нет необходимости вступать в союзы с Литвой или Швецией, если только нет угрозы со стороны Москвы. Но и вопрос дани удается уладить – Ливония соглашается и с этим, установив сроки и поторговавшись вокруг суммы.

Здесь надо сделать две ремарки. Первая касается грозных соседей Ливонии – Литвы и Швеции. Что такое Великое Княжество Литовское того времени? В учебниках по русской истории считается, что после распада Древней (Киевской) Руси на удельные княжества и последовавшего за распадом периода монголо-татарской зависимости, новое объединение русских земель произошло усилиями Ивана III Великого вокруг Княжества Московского. Это так, но не совсем: центров объединительного движения Руси оказалось два. Собственно, в этот момент образуются две Руси – Московская Русь и Литовская Русь. Если вокруг первой постепенно объединяются среднерусские княжества (Тверь, Владимир, Рязань), то вокруг второй группируется западные и южные русские княжества. К моменту нашего рассмотрения Литовская Русь – а это и есть Великое Княжество Литовское – включает в себя не только саму Литву, но и всю территорию современной Белоруссии,  практически всю территорию современной Украины, включая не только Киев, и не только исконные западнорусские земли – Волынь, Галицию, Туров, но и левобережную (к востоку от Днепра) Украину. По своему размеру Литовская Русь в некоторые периоды не уступает, а то и превосходит Русь Московскую. Между двумя центрами Руси идет постоянное соперничество за первенство, а такие города, как Брянск, Смоленск, Козельск, Курск с завидной регулярностью оказываются то в одной Руси, то в другой. Соперничество двух центров – далеко не мирное; период длительных войн и конфликтов, ко времени нашего рассмотрения, прекращается мирным договором между Литвой и Русью, подписанным в 1537 году. По иронии судьбы войну между двумя русскими центрами – Литвой и Москвой – заканчивают два поляка: король Польши Сигизмунд I и регентша при малолетнем пока еще Грозном, его мать, Елена Глинская, знатная полячка по происхождению. Они и  подписывают мирный договор, надо сказать, весьма выгодный именно для Москвы. О Литве можно много рассказывать: например, то, что государственным языком Литвы был русский (вернее, западнорусский язык, наиболее близкий к нему современный язык используют русины – четвертый «брат», наряду с неверно посчитанными восточнославянскими «братьями» - белорусами, украинцами и русскими; это та сама Червонная Русь, что была в титуле наших поздних правителей и стояла вместе с «Великия и Малые и Белыя»). Или, например, то, что объединительную роль в Московской Руси приписывают исключительно воле и твердости единоличного правителя, тогда как в Литовской Руси те же объединительные процессы шли при совсем другой схеме государственного устройства, где была очень мощная Рада (правительство), а Великого Князя избирал Сейм (парламент). Но это другая тема.

Другой грозный сосед – Швеция. К этому времени Швеция – страна, обладающая флотом, которому нет равных в мире. Нет, конечно, есть и Англия, и Португалия, но эти ребята плавают в других морях. И есть Дания, но она со Швецией в союзе, и на Балтике датчанам со шведами конкурентов нет.

Вторая ремарка касается самой Московии. Период, предшествовавший началу военной спецоперации против Ливонии, очень сложен и насыщен: вокруг малолетнего Грозного долгое время плетутся интриги: головы летят с плеч только так; вокруг престола группируются целые партии. Победившая было польская партия матери царя Елены Глинской тоже недолго празднует победу – Елена умирает в 30 лет от отравления ртутью (предположительно: химики и антропологи доказали, но историки не верят). Но даже не это главное. Основной доход московской казны дает европейская торговля – пушниной, лесом, продуктами. Эта торговля идет, в основном, через ливонские порты, хотя у Московии остается еще два пути – старинный и традиционный путь из Новгорода Невой и северный путь через Белое Море. Последний будет существовать еще долго – там торговля идет в Англию. А вот первые – Балтийские, непосредственно ведущие в Европу мимо шведов. Но и это еще не всё: все эти пути контролируются не совсем Москвой: пути к ливонским портам идут через Псков (фактически контролируемый Новгородом), а невский и беломорский находятся под прямым новгородским контролем. Но Новгород к этому времени – относительно недавнее приобретение Москвы; контроль над ним Москва установила лишь за 70 лет до описываемых событий.  Это был финальный аккорд объединительной миссии Ивана Великого, завершенный символической казнью вечевого колокола. 70 лет – срок большой, но Новгородская республика жила по своим демократическим правилам более пяти сотен лет до того, и традиции просто так не переломишь. В Новгороде к моменту начала Ливонских действий есть своя  достаточно серьезная политическая элита, вполне себе умеющая отстаивать свои интересы. И эта элита в рассматриваемый период делится на две примерно равные партии. Проевропейская – та, которая обеспечивает и владеет торговлей к портам. Для неё важно, чтобы торговля шла, а, значит, ей нужен мир и поддержка торговых партнеров – Литвы и шведов. И промосковская. Эта часть опирается на властные полномочия Москвы; но и торговая часть важна, поскольку главный путь поставки мехов – Великий Пушной путь – в руках Москвы. Но не только пушной: Новгород, кроме внешней торговли, существенно зависим от поставок продовольствия из Средней Руси, из Владимирского Ополья. Пока нет войны, нет репрессий, пока можно договариваться – две партии уживаются вполне себе мирно, чему и Москва довольна: казана наполняется торговыми пошлинами. Кстати, постановка под контроль Пушного пути по Сухоне и Вычегде (Вологда, Великий Устюг), экспансия, в том числе церковная, в Пермь, произошедшая до финального аккорда присоединения Новгорода, во многом и предопределила успех этого присоединения. Это так, к слову.

Вот так выглядит расклад на 17 января 1558 года. А дальше – хронология. Перед 1558 годом, что характерно, сначала идет год 57-й. В этот год Ливония не может расплатиться по долгам и просит отсрочки, но Грозный неумолим. Понимая, что за этим может последовать, Ливония просит защиты у Литвы. Осенью 1557 года Литва и Ливония заключают договор об оборонительном союзе, в котором прямо говорится о его целях: он сработает в случае прямого нападения Москвы на Ливонию. Москва воспринимает договор, как нарушение своего же ультиматума. 40-тысячное войско Москвы входит в Ливонию, проходит по восточной части Эстляндии и возвращается к марту восвояси. Грозный трактует этот поход как демонстрацию силы и требование передать оговоренную дань. Ливония соглашается платить, но собрать ей удается только половину. В мае начинаются полномасштабные боевые действия. Учитывая малочисленность ливонских войск и значительное увеличение численности войск московских, операция выглядит как молниеносная; вместе с тем, ливонские каменные замки оказываются мощными оборонительными сооружениями. Первый этап войны знаменуется последовательным – где осадой, где поджогами, где подкупами, - взятием примерно 20 ливонских крепостей, но тут случается зима, и Грозный… отводит войска на зимние квартиры, оставляя в крепостях небольшие гарнизоны. Которые, тем же макаром, ливонцы возвращают за зиму обратно.

Что это было? Литва и Швеция в недоумении, послы требуют объяснений. Следующим летом Грозный повторяет рейд, доходит до Риги, сжигает рижский флот, доходит до Прусской границы и… возвращается снова назад, на этот раз с богатой добычей, пленными и трофеями. После чего предлагает Ливонии перемирие, никак не закрепив свой успех.

Историки сейчас не могут сойтись во мнении, чего же хотел Грозный изначально. Наибольшая часть исследователей считают, что целями Грозного были далеко идущие стратегические планы по завладению балтийскими портами и «пробитию» к ним надежного коридора. Но тогда почему войска Грозного возвращаются всякий раз обратно? Другая, меньшая часть историков, склоняется к тому, что Грозный не планировал никаких захватов, и что это была просто демонстрация силы, призванная сделать Ливонию послушной. Возможно и так, но только результат оказался прямо противоположным. Честно сказать, я не придерживаюсь ни того, ни другого взгляда; мне кажется, что причины нужно искать не в истории и не в политике. И тут очень интересны письма самого Грозного, призванные оправдать его действия.

Литва и Швеция требуют объяснений. И получают их в этих письмах. В письме королю Швеции Густаву Вазе Грозный пишет не только о нарушении обещаний о дани, но приводит интересный пассаж о «ливонских людях неправды», которые… оскверняют церкви, чинят препятствия и не дают жить русским купцам, ну и всё в этом духе: «и в Риге, и на Колывани, и в Юрьеве концы нашими завладели и гридни, и полаты, и погребы все освоили и нашим людям в них жити не давали и людям нашим в торгех неправды и обиды всякие делали». То есть, Грозный идет в чужую землю, дабы защитить русских купцов и русские церкви, «русский мир». В письме Императору Фердинанду I Габсбургу он уточняет свою мысль: ливонцы «преступиша заповедь Божия и прияша учение люторско», обещали «церкви божь русские… очистити», однако вместо этого «церкви наши хрестьянские розбили и на тех, церковных местах сделали исход гноем человеческим». И дальше то же про русские иконы. Надо сказать, что свидетелей тех времен, в том числе и записавших свои наблюдения, много. Но никто из них не говорит о притеснении русских и об осквернении икон; этого нет ни официальных документах, ни в рассказах Курбского. Литовским послам Грозный впрямую заявляет, что война — это наказание еретиков ради спасения их душ от адского огня. Вот так. Ну и, кроме того, непонимание целей и задач Верховного его ближайшими соратниками вызывает и разнонаправленность их действий.

Но Ливония поступает по-другому. Она объявляет о прекращении существования конфедерации, и часть составлявших ее провинций просят Литву принять их под свой протекторат – стать частью Литвы взамен на свой суверенитет. Что Литва и делает, а Шведский флот блокирует Нарву, осложняя логистику Московии. Результатом этого периода становится вступление в войну Литвы и Швеции и полная блокировка торговли на Балтике – ливонские порты находятся в зоне боевых действий, а север блокирован Швецией. Остановка торговли - удар по Новгороду; обе партии бывшей республики выражают крайнее недовольство. И, в довершение, видя, в какую переделку попадает Литва, принимается решение об объединении Литвы и Польши в единое федеративное государство – Речь Посполитую. Кстати, интересно название, да? Ну, тут просто: «Речь Посполитая» – дословный перевод на польский латинского «Res Publica».

Со вступлением в войну Литвы и Швеции картина театра военных действий меняется. Я не буду описывать тут все перипетии четвертьвекового противостояния: главное тут в том, что Грозному приходится задействовать все, имеющиеся в его распоряжении военные силы и все средства казны. И боевые действия, после начала Литовской войны, во многом переносятся на подконтрольные Москве территории. И казна в значительной части перестает пополняться -  торговля-то остановлена! Кстати, об остановке торговли. Еще перед Ливонской войной, с третьей попытки, была взята Казань. В первый раз ее взять не удалось, - предназначенные для взятия крепости стенобитные орудия радостно ушли под лед. Во второй раз Грозный ее осадил, построив напротив свою крепость Свияжск, но и осаду Казань выдержала. И только с третьего раза, устроив грандиозный пожар, Грозному удалось взять, но только не Казань, а ее пепелище. Торговля по Волге была остановлена еще до Ливонской войны.

Казна пуста. Боевые действия – по всему северо-западу, откуда начинается массовый исход населения. Ситуация становится малоуправляемой, и Грозный меняет способ управления ей. Если нельзя что-то купить без казенных денег, если не работают экономические рычаги, то в ход идут рычаги крайнего принуждения и диктата. Опричнина. Опричнина по-своему решает разобраться с остановкой Новгородской торговли, тем более, там есть, с кого спрашивать, - помните, проевропейскую партию? Вот они, ….,  враги и вредители! Да их полгорода! Зимой 1569 года войско Грозного во главе с ним самим выступает в карательный поход на Новгород. Тут важно понимать, что стоит за словом «измалодушествовались». По пути каратели-опричники проходят и вполне себе лояльные московские города – Клин, Тверь, Торжок. И везде одно и то же: массовое насилие, убийства и грабежи. Оказавшиеся на пути города пустеют или сгорают. И это просто встречные местные;  до «новгородских предателей, остановивших торговлю, предавшихся полякам и литовцам» каратели еще не дошли. А когда дойдут, то в Новгороде будет страшно: по разным оценкам, там будет казнено от 10 до 15 тысяч человек; Грозный сам участвует в пытках и казнях. Чтобы понимать: население Новгорода в тот момент примерно 30 тысяч человек. Там пострадали все, причем промосковские элиты – в первую очередь. Это приведет к тому, что Новгородская торговля не восстановится больше никогда. Это приведет к тому, что все жители окрестных городов, сел и деревень, наслышанные о зверствах карателей как в самом Новгороде, так и по пути к нему, побегут, куда глаза глядят. С этого момента и до самого окончания Смуты на северо-западе не будет обрабатываться 90% пахотных земель. А вы говорите, голод на носу. А потом каратели пойдут на Псков. Но Пскову повезет больше: под суеверным царем падёт конь, он воспримет это как дурной знак и поход свернет. Впрочем, может, дело и не в коне.

Беда же не приходит одна. Пока царь был занят истреблением своих подданных, уведя от Москвы войска для карательных целей, к Москве подошли орды Крымского хана. Нет, они не захватывали городов, они не осаждали Москву. Они просто ограбили, что могли, а все остальное выжгли, оставив целыми лишь Москву в стенах Кремля и Китай-города. Самое интересное, что не один раз. Всякий раз, когда Грозный уводил войска – на войну ли с Ливонией и Литвой, на Новгород ли, - всякий раз к Москве приходил Крымский хан, сжигая все на своем пути и оставляя лишь Москву. За все 25 лет Ливонской войны только три года обошлись без набегов; это те годы, когда объявляли перемирия, и войска были в стенах Кремля. И если Новгородчина опустела практически целиком, то стараниями Крымских ханов центральная Русь опустела наполовину. В ближних к Москве районах перестало возделываться больше половины пахотных земель. В стране замаячил голод и без всяких природных катаклизмов, цена на хлеб выросла в 4 раза.

Грозный не остановился. Казну же надо наполнять? Началась конфискация монастырских и помещичьих владений, сопровождавшаяся и прямыми грабежами, и убийствами. Теперь побежали прочь уже все. Побежали на окраины, туда, куда не дотянется рука опричнины. В степи, на север, на Урал. Это раньше было страшно в степи, - там кочевые варвары, там были набеги. Теперь стало не страшно: варвар – не варвар, а всё лучше своих, «измалодушествовавшихся». Это, кстати, слегка поможет Блаженному в деле оживления убитой папашей страны. Они с Годуновым разрешат убежавшим остаться там, куда они убежали, простят их, объявят служивыми и позволят строить города и возделывать землю, которую Блаженный примет под свое подданство. Оживления, но не восстановления, нет. Восстановится все гораздо позже, лет через 100. А те, кто не убежал, - те затаятся и станут ждать освобождения. Ждать от кого угодно, от шведов, литовцев, татар, Лжедмитрия… да хоть от самого дьявола. Противниками Грозного станут все – монастыри, бояре, крестьяне, что и выльется в абсолютную неуправляемость и хаос начала Смуты.

Такая вот маленькая победоносная война-демонстрация с никчемным соседом, ввергшая страну в хаос, а по сути, разрушившая ее до основания.

Впрочем, Грозный сделает одно несомненное благо в своем последнем периоде царствования. В марте 1584 года он умрет. «Смерть постигла царя за игрой в шахматы. Тело государя распухло и дурно пахло из-за разложения крови». Ходили упорные слухи, что царь отправился в ад не сам, что ему помогли. Но анализ останков не обнаружил признаков яда, только слегка повышенную концентрацию ртути, которую в те времена широко употребляли в лекарственных препаратах для лечения сифилиса.

Сразу по смерти батюшки его сын, Фёдор Иоаннович Блаженный, остановит все войны и заключит мир. Разрушенная страна замрет в ожидании новых напастей, но как-то сможет еще существовать и даже строить города на предоставивших убежище беглецам землях. Так появятся Воронеж и Старый Оскол, Самара и Саратов, Архангельск и Обдорск, Тобольск и Тюмень. И да, Блаженный войдет в историю, как единственный царь на Руси, не подписавший ни одного смертного приговора. Но еще много лет пройдет до того, как Великая Старица Марфа позволит своему сыну начать строить новую страну, Россию, на пепелище старой Московии силами измалодушествовавшихся за годы напастей подданных.