Кавказское кольцо. В трех с половиной частях, с прологом и эпилогом.

 

Часть вторая. Армения.

"Тот, кто силою своею основал чертог вселенной,
Ради нас украсил землю красотою несравненной".

 

Просмотреть Армения. Как вышло на карте большего размера

     Сразу за грузинским постом небольшая нейтральная территория, заканчивающаяся будкой часового, в которой ежится солдат – срочник в форме, очень похожей на старую советскую, или новую российскую. Функции его мне остались непонятны – видимо, ежиться от ночного холода и отвечать на сочувствие проезжающих по этому поводу, оправдывая прохладу высотой и местоположением. Самое холодное место Армении. А внешняя бессмысленность его «стука зубами» здесь, наверное, объясняется еще чем-то, кроме внешней схожести с Советской Армией. Дорога бежит еще метров двести и упирается в шлагбаум, управляемый усатым гражданским лицом в униформе с отвисшими коленками. Но открывать нам путь он не спешит.
         - Дарагой, поставь машину на обочину. Тебе надо оформить временный ввоз. – Все пограничные формальности происходят в небольшом домике, разделенном на «прихожую», – стеклянное помещение у входа, обычно используемое для охранника. Но здесь сидит начальник. А за «прихожей» – маленькое помещение с двумя окошками, около которых толпится с десяток водителей фур, оформляющих груз, с кучей бумажек в руках, которые они поверх голов пытаются сунуть в окошко таможенников. Место начальника, таким образом, оказывается привилегированным – он ближе к выходу, откуда в помещение поступает ночной прохладный воздух. Около окошек же воздух все еще дневной, жаркий, да еще подогретый несвежими телами дальнобойщиков, руливших своими фурами весь день на июльском пекле. Но меня снова берут под локоть – «оператор шлагбаума» с отвисшими коленками. Сначала страховка. Страховой агент сидит в подвале этого же дома, но с обратной стороны. Тут все быстро – страховка, видимо, нужна только мне. А теперь снова в комнатушку с дальнобойщиками. Просунуть руку между их головами в окошко у меня нет ни одного шанса, нет надлежащего опыта и сноровки, но снова чудо – таможенник в окошке показывает пальцем на меня и делает тем же пальцем характерное движение в своем направлении, согнув его крючком. Водители почтительно расступаются, но смотрят при этом с недоверием. А таможенник тем же, не разогнутым пальцем начинает стучать по массивной клавиатуре, отвлекшись за полчаса этой процедуры разве что на два вопроса в мою сторону – сколько времени мы будем находиться в Армении, и сколько стоит моя машина. На второй вопрос его удовлетворил ответ пожиманием плеч.

– Оплатите в банк столько-то (а вот не помню, сколько, но порядка российской тысячи) драм. Да, и попросите мне отксерить в банке бумажки, – мне передается еще куча каких-то документов.

– В банке? А где?

– В кабинете начальника…

В кабинете начальника действительно, кроме самого начальника, усатого и статного, еще парнишка. А за ним дверь, чтобы открыть которую ему приходится встать. В качестве оплаты подходит все – ему отдаются остатки турецких лир, грузинские лари, добавляются доллары, и все это он сдвигает рукой со стола в ящик, и, подышав на печать, ставит ее поперек бумаги – простыни. Теперь снова в комнату дальнобойщиков. Их тут прибавилось, поэтому не то, что протиснуться к окошку, даже увидеть его – и то непросто. Ну, тогда остается решить, что Армения – это восток, и просто ждать. Проходит минут пять, и меня снова зовет к окну высунувшаяся из него рука. Таможенник выговаривает – «Чего же ты, я же жду?», ставит на бумагу штамп и прощается.

            – Это всё, я могу ехать?

            – Нет, еще печать у начальника. – У начальника еще одна печать, благо, места на бумаге много.

            – Теперь можно ехать?

         – Езжай, счастливо! Не забудь, на выезде из Армении надо будет отдать эту бумагу и заплатить пошлину.

            – На выезде пошлину? А что я сейчас заплатил?

            – Сейчас пошлину на временный ввоз, на выезде – пошлину на вывоз…

Возвращаюсь к машине.

            – Мы тебя уже потеряли. Что так долго?

            – Палец у таможенника кривой…

Собственно, никаких вопросов и задержек, на оформление всего – чуть больше получаса, и эта скорость определялась исключительно умением таможенника печатать своим универсальным инструментом – профессионально согнутым крючком пальцем. «Коленки» открывают шлагбаум. «Счастливого пути!»

            Еще одна будка – пограничники. Теперь в ней либо контрактник, либо старослужащий, который тоже не прочь порассуждать на тему погоды.

            – Тут холодно ночью, днем хорошо. А вот приедете в Ереван… Вы в Ереван едете? Ну да, куда же еще? Так вот, там будет жарко. Очень жарко. 45. Первый раз в Армении?

            –  Да – успеваем вставить мы.

            – Вам понравится! – мы не успеваем спросить, что именно нам должно понравиться, Ереван, 45, или Армения в целом, как получаем штампики в паспорта.

       Уже совсем стемнело, в свете фар все та же ровная местность – Ширакское горное плато, «Армянская Сибирь», качество дороги изменилось по сравнению с Грузией – полотно стало более широким, но менее ровным, каким-то ребристым. Наша цель сейчас – гостиница, чем быстрее, тем лучше, поскольку эмоции ушли на Грузию, а остаток сил – на границу. Но тут нет ничего, ближайший город – Гюмри, и через некоторое время мы оказываемся на его улицах. Широкий центральный проспект весь в огнях, город достаточно большой, хотя и невысокий. Вдали видим гостиницу, сверкающую фонарями и рекламой, отмечаем, что она достаточно пафосна, успеваем поразмышлять, нужно ли пытаться в нее поселиться или отказать сразу в силу предполагаемой дороговизны, как вдруг все вокруг гаснет. Гаснут уличные фонари и реклама, гаснут окна домов, выключаются светофоры, исчезает с горизонта пафосная гостиница, телефон сигнализирует о потери связи. Полный блэк-аут. А мы продолжаем катиться по широкому проспекту в неплотном попутном потоке, скорость которого заметно падает. «И как в таких случаях селятся в гостиницы?» - успеваем подумать мы, но через минуту все это загорается, оживает, и мы обнаруживаем себя в 10 метрах от поворота в пафосную гостиницу. Пожалуй, попробуем, пока снова не погасло. Но чудес не бывает – цены зашкаливают за разумные величины, а блеск и пафос отдает дешевой безвкусицей. Не, тут мы жить не будем. Что знает Гармин о гостиницах Гюмри? Странно, но он знает всего лишь несколько гостиниц, взгляд на список которых останавливается на неестественном названии. «Берлин». Вот в Берлине мы в этой поездке еще не были. Заедем? «Берлин» находится в самом центре Гюмри, в квартале от центральной площади, за воротами, надпись на которых гласит, что это клиника, подаренная немецким «Красным Крестом» армянскому городу. Действительно, за оградой находятся симпатичные, но точно определяемые по внешнему виду как больничные, корпуса этакого европейского типа. Территория очень ухожена и освещена неяркими низкими фонарями. В первом же от ворот здании и располагается отель «Берлин». Это крыло больничного корпуса, большая дверь ведет в холл, переходящий в широкий длинный коридор, уголок которого отгорожен стойкой администрации. За столиком мужчина чуть за полтинник. А я один, я же на разведку, девчонки остались в машине.

            – Можно остановиться у Вас на ночь? У нас семья, четыре человека.

            – Конечно! Нужно! Только у нас нет четырехместных номеров.

            – Тогда нам нужно два двухместных номера…

            – …но по цене одного? – Ага, началось. Вообще, Гюмри – известный центр армянского юмора, типа болгарского Габрово или Одессы, его полагают родиной серии анекдотов про Вовочку и Марь Иванну, (в оригинале – шалопай Варданик и учительница Марго), а также говорят, что именно отсюда «вещало» на весь Союз армянское радио. Впрочем, говорят это армяне (служащий «регистратуры» Артуш Давтян (Artush Davtyan), давший мне визитку гида компании «Ширактурс»), поэтому проверить, насколько это (особенно, первое) верно, я не имею возможности. Одно знаю точно – именно отсюда родом незабвенный Фрунзик Мкртчян.

            – Это смотря какая цена «одного». Можно и по цене двух, но дешевле.

            – 36 тысяч.

            – За два? – настроился я на Гюмринский лад.

            - Нет, за один. За два 66.

            – Хорошая математика. А Вам нравится цифра «6»?

            – Ага. А Вам нет? Тогда 56, чтоб не обидно обоим.

            – Дороговато. Я пойду, посоветуюсь с женой.

            – Ну зачем ты так поступаешь? Скажи честно, что не вернешься. Давай так. Я даю последнюю цену, а ты даешь слово, что не будешь советоваться с женой.

            – Хорошо. Цена?

            – Пятьдесят.

            – Я пошел за женой.

            – Обманщик?

            – И детьми. – Артуш протягивает руку. И я доволен. Хм. Однажды мы приехали в Одессу, пошли на Привоз, и я, просто чтобы получить удовольствие, спросил сакраментальное «почем ваши синенькие?». Послан был вполне по-российски, без торга и без всякого акцента, что наложило определенный негативный отпечаток на восприятие Одессы в целом. Тут вот наоборот, без провокаций, получился правильный разговор. Машину запускают во внутренний дворик, через ворота из переулка, на котором угадываются вкрапления асфальта, с заполненными между ними водой провалами в половину колеса. А вообще, тут вполне приятно. Сам отель выдержан в очень простом стиле, но с потрясающим вкусом. Неброские тона, подчеркивающие стерильность, современная живопись, хоть и абстрактная, но одного стиля (как потом выяснилось, кисти группы художников, периодически обновляющих экспозицию).

Подстать коридорам и номера

Впрочем, о гостинице, медицинском центре и Гюмри вообще, мы поговорим завтра. Сейчас же хочется спать. И есть.

– Где у вас можно поужинать?

– В это время – нигде. Разве что купить что-нибудь в магазине. – Но мы видели в районе центральной площади что-то типа пиццерии, и решаем попытать счастья. Мамлюк остается, мы же с девчонками нарезаем круги по центру. Однако все тщетно – кроме позднего приезда, мы забыли еще одну особенность Армении, время здесь московское, так что тут еще на час позже, чем показывают наши часы, настроенные на Грузию. Продуктовая лавка оказывается у поворота в наш переулок. Колбаса, «докторская» и «краковская», соки «J7», кефир «Домик в деревне». И пиво «Балтика». Последнее – это уже слишком, и по нашей просьбе приносят из холодильника «Гюмри». Кстати, неплохое пиво. И колбаса.

            8 июля. Гюмри – Эчмиадзин -  Ереван.  

За завтраком к нам подсаживается Артуш.

            – Ничего, если я с вами попью кофе?

            – Наоборот, здорово. – Кофе здесь хорош. – А Вы, правда, гид?

            – Любитель. Вы впервые в Армении? Уже знаете, куда поедете? – Я тщательно рассказываю свой маршрут, который не вызывает серьезных возражений Артуша. Разве что, перенасыщенность и галопообразность, но эти особенности я и сам знаю, и не могу ничего с собой поделать. Да, еще он первый, кто одобряет поездку в Карабах. Только мое желание вернуться по другой дороге, через Зодский перевал, он отчаянно критикует – не потому, что опасно, а потому, что могут случиться долгие разборки с военными, да и качество дороги вызывает опасения.

            – Артуш, а что это за гостиница? Необычная какая-то… И «Берлин»…

            – Это часть большого госпиталя, построенного сразу после землетрясения 88-го года. Тогда все помогали, и немецкий «Красный крест» тоже. Предполагалось, что это будет дневной стационар, потом эта форма не прижилась, тут работает амбулаторная клиника и «Берлинский центр матери и ребенка». Гостиница – некоммерческое предприятие, ее доходы идут на содержание клиники. Тут всего 15 номеров.

            – Здорово. – Разговор от гостиницы вильнул к землетрясению.

Ох. 1988-й год. Я это время называю «прошлой жизнью». Действительно, мы были молоды, занимались наукой (88-й – год моего выпуска из института), мечтали, писали научные статьи, делили с женой, будучи уже молодыми родителями, беспамперсные ночи, учились урывками, не сильно заботясь о хлебе насущном, ходили в горы, радовались приобретению десятилетнего ушастого «Запорожца»… Мне кажется, именно 88-й и станет той границей, когда вдруг изменится всё. Сначала, в феврале, будет Сумгаит, который ясно покажет (это теперь-то мы понимаем), что нет никакой «исторической общности» (и вправду, что общего между чукчей и армянином? А на самом деле, есть общее. Расскажу как-нибудь, это из того же, 88-го года), и что стране остались считанные годы. Потом мне вручат диплом, специальность в котором будет нужна в следующей жизни лишь очень немногим… Из моего выпуска по этой специальности будут потом работать три (!) человека. Два в Америке и один во Франции. Моей стране это все будет не нужно. Да и сама страна скоро канет в Лету. А мой профессор, вручая синенькую корочку, вдруг скажет: «Ну, поздравляю с новым этапом в жизни – этапом ожидания пенсии». Я еще буду по инерции жить в обреченной стране три года и даже напишу диссертацию, которую аккуратно положу в самый дальний ящик – в новой жизни новой стране нужна будет новая работа. Которую я люблю. Два раза в месяц, особенно, накануне путешествий. (Несомненный плюс этой новой жизни. Впрочем, про два раза в месяц – лукавство, но это тема отдельного разговора. А еще есть ощущение, что моей стране и эта работа перестала быть нужной. Ей, похоже, вообще теперь ничего не нужно. Но это в моем теперешнем возрасте и к лучшему – можно тогда делать только то, что кажется нужным тебе. Да. Об этом снова отдельно и не здесь). А закончится этот год ужасающим словом «Спитак». Уже будет гласность, и кадры развороченного Ленинакана будут на экранах, как удар обухом по голове, находящейся под эйфорией молодости и ожидания перемен… Но чего-то я расчувствовался - это все к Парфенову, жизнь тогда изменилась кардинально у абсолютного большинства, и я не могу сказать, что все это стало плохо. Нет. Жаль лишь, что сломано было все «через коленку», до, как мы любим, основания, в том числе много хорошего, чего так теперь не хватает. А «затем» наступило совсем не то. (Только не ищите ностальгии по коммунизму – этого точно нет, поскольку есть неприязнь к тем, кто ломает, особенно, до основания). Кадры Ленинакана, а может, просто время, изменили жизнь многих. Просто для нас, для наших ровесников, это стало еще и рубежом между юностью и зрелостью (как наступивший этап ожидания пенсии). Вот, например, мой хороший приятель, Боря Гороход, именно в те дни стал спасателем. Так что, если хотите, про Ленинакан и те годы, можно узнать у него из первых рук.

А мы вернемся в Гюмри сегодняшний. До того, как стать Ленинаканом, он назывался Александрополем, в честь императрицы Александры Федоровны, жены Николая I, заложившего здесь, в освобожденном от персов Кумайри, русскую крепость, под защиту которой и бежали из соседнего Карса, да и всей Западной Армении, преследуемые турками армяне. Когда, уже в нашей жизни, встал вопрос о новом наименовании, то по понятным соображениям Ленинаканом город не мог оставаться, но и в силу проснувшегося национального самосознания, Александрополем он стать не мог. А историческое Кумайри не прижилось – вот и было легализовано «народное» Гюмри. Что же касается крепости, то она и сейчас служит своему прямому назначению – здесь расположена Российская военная база. Согласно статьи в вики (это чтоб в шпиены не записали), 102-я российская военная база – один из самых мощных зарубежных военных объектов России, тут служит около 5 тысяч человек. И это чувствуется – количество военных в Гюмри бросается в глаза. Вот в эту крепость, занятую Российской Армией, мы и направляемся сейчас. Сама крепость нападениям никогда не подвергалась, но служила опорным пунктом русским в турецких кампаниях, их базой наступления на Карс и Эрзурум. Здесь же отпевали и хоронили офицеров, погибших при штурме неприступной крепости Карс (50 километров по прямой – помните?) На территории военной базы сохранился храм мученицы Святой Александры, который, по словам Артуша, российское командование позволяет посещать туристам. Само же военное кладбище находится неподалеку (так называемый «Холм Чести» с часовней Св. Архистратига Михаила). Тут вот уколю Артуша, сообщившего нам, что захоронения российских офицеров находятся именно на территории военных, около храма, а не на «Холме Чести». И посетую на никчемность путеводителя «Армения. НКР.», изданного в Ереване в 2009 году целой командой под управлением Гагика Арутюняна, автор текста Анна Мкртчян. Этот путеводитель снабжен сразу тремя вступительными статьями – Епископа Езраса, Патриаршего Экзарха в России, Народного Артиста РФ Евгения Петросяна (вот тут бы задуматься при покупке) и некоего российского бизнесмена Рубена Бабаяна, хором нахваливающих, скорее, красоты Армении, чем тексты путеводителя. Совершенно бездарные напыщенные тексты, несущие мало полезной информации, напечатанные на хорошей импортной бумаге. Впрочем, я купил его от безысходности – это единственное, что мне попалось по Армении перед отъездом. Благо, есть в нашей жизни еще интернет… Но с Гюмри вышел прокол - на территорию Базы нас не пустили, хотя дежурные честно спросили у начальства разрешения. Но вот беда – начальство принимало Высокую Проверку из Москвы, и им было не до нас. Минут десять мы порасспрашивали солдатиков о службе, те наперебой рассказали, что служить здесь не в пример лучше, чем на Родине, - и еда от пуза, и частые увольнительные в город, и вообще классно, и отбыли дальше. А о мемориальном кладбище в указанном путеводителе нет вообще ни слова, есть только упоминание о русской часовне с надписью «Здесь царство мира и покоя». А жаль, место мы хотели бы посетить. Тем более монумент, установленный там, копирует памятник русским солдатам, погибшим при штурме крепости Карса, стоявший когда-то в самом Карсе, но разрушенный турками в 1918. Можно было бы посетовать на турецкий вандализм, если бы в 50-х годах двадцатого века Гюмринское (тогда Ленинаканское) мемориальное кладбище не было бы снесено благодарными потомками победителей, и на его месте не построен был детский санаторий. (Прямо аналогия с Болгарией). Единственный плюс – взгляд от крепости (их тут, кстати, две – Красный Форт и Черный Форт) на город, который мы только что проехали. Вообще, от города двоякое впечатление. От гостиницы мы сразу попали на огромную площадь Свободы,

с двух сторон которой располагаются храмы. Церковь Богородицы (Сурб Аствацацин) черного туфа с одной стороны

и восстанавливаемая со времен Спитакского землетрясения Церковь Всеспасителя (Сурб Аменапркич) 1859 – 1866 годов,

           

являющаяся точной копией кафедрального собора Ани, с другой. А вот сразу за площадью начинается рынок. То есть улицы города превращены в огромный рынок, но не восточный, а какой-то лужнецко – черкизовский. Вырвавшись из улиц-рынков, все же задеваем кусочек старого Гюмри, с невысокими, но какими-то добротными домами черного туфа,

           

с декоративными решетками и балкончиками,

           

с фонарями на мощеных когда-то давно улочках, булыжники старой мостовой которых заменяются на уже пресловутую плитку. Райончики таких вот кварталов явно диссонируют с какой-то общей разрухой, внешне очень похожей на вчерашний грузинский Ахалцихе – облупленность, обветшалость и неухоженность домов, пыльность и «ямность» дорог и тротуаров, но тут эта разруха тоже кажется двоякой. Многие провинциальные городки всего Союза страдают таким вот внешним видом, где-то больше, где-то меньше, но тут к чувству обиды от потерянного «на ровном месте», добавляется чувство вины. Ведь перед разрушением политическим город перенес разрушение физическое, Спитакское землетрясение разрушило его очень сильно, а бросившаяся в искреннем порыве его спасать страна, вдруг, сама оступилась и упала, как подкошенная, разбившись на кусочки. И каждый из этих кусочков занялся своей внутренней разрухой, и каждому из них по отдельности стало уже не до какого-то там Ленинакана. Вины за то, что бросили этот кусочек земли, бывший когда-то своим, наедине с постигшей его вселенской катастрофой.

            Гармин, которому мы задали в качестве следующей цели Эчмиадзин, видимо, не знал, что асфальтированные дороги в Гюмри ведут через центр, и повел нас «срезать» угол через кварталы частной застройки

Но ничего страшного, мы на джипе, и вот мы уже на шоссе М-1, ведущем в Ереван. Оно достаточно пустое, покрытие не ахти, но после проселка позволяет ехать 90. И даже 110. Или 114. Но как-то уже тряско и некомфортно – надо бы сбросить, думаю я. Встречная полицейская машина тоже в этот момент думает о чем-то похожем, поскольку вдруг включает маячки и, развернувшись, едет за нами. Ух-ты, неужто и вправду, за нами? Сбрасываю скорость, прижимаюсь к обочине. За нами. В машине намертво установленный штатив, на котором камера, а у пассажирского сиденья ноутбук, в котором наша машинка, с номерами, моей мордой, и цифрами сбоку экрана. Наша -114. Какая точность, как у нас по ДжиПиЭс. После представления по всей форме, полицейский, очень похожий на милиционера из советского прошлого предлагает:

            – Давайте я Вам расскажу о правилах дорожного движения в Армении, – я киваю. А что я могу сказать? – Так вот. В отличие от России, в Армении нет магистралей. Совсем нет. И у нас нельзя ездить нигде быстрее 90 километров. Совсем нигде. Совсем нельзя. Это и в Ваших интересах – тут бывает, козлы на дорогу выбегают. Ну, животные такие… «Совсем козлы» – хотел добавить я, но удержался. Хотя, видимо, не совсем удержался, все ж улыбка проскочила.

            – Зря улыбаетесь. Скорость – это самое серьезное нарушение, которое бывает, серьезнее только алкоголь. За это штраф – 25000 драм. – Мне кажется, «ого» я сказал раньше, чем посчитал, что это почти две тысячи рублей.

            – Да уж, не смешно. Давайте, я больше не буду превышать скорость, а вы выпишете штраф поменьше?

            – Никогда не будете?

            – Совсем никогда. В Армении.

            – Минимальный штраф 10 000. Выписывать?

            – Выписывайте. – (Вот ведь… задним умом… а если бы сказал «не надо»?) – А как платить штраф?

            – А как хотите. Можете по постановлению в банке, можете на месте. Квитанцию дадим. – Мне дается квитанция на 10 000, очень похожая на наш приходный ордер, с печатью, стоящей пополам, часть на ордере, часть на корешке. Только там все на армянском. Я хотел сохранить его, дабы у знающих людей спросить, что за бумага, действительно, ордер, или удостоверение «сам осел» (в смысле, совсем осел) – ну так, из интереса и оценки коррупционности полицейских, но снова «посеял» ее где-то.

            Нарушать расхотелось. Надо сказать, что свою часть договора я выполнил – больше скоростной режим в Армении не нарушал. Совсем. А полицейские машины сновали по трассе с частотой, сопоставимой с частотой остальных встречных, предупреждавших фарами о том, что за ними следует экипаж. Боюсь я, на бумажке было что-то другое, отличное от свидетельства о пополнении армянского бюджета.

 

В какой-то момент появляется указатель на Вагаршапат (это и есть Эчмиадзин, вернее, Эчмиадзин – это Храм, а город – Вагаршапат, но по инерции и то, и другое у нас принято называть Эчмиадзин), куда мы и поворачиваем. Кстати, об указателях. Дублированы везде, где-то кириллицей, где-то латиницей, но всегда. Таким образом, единственной из посещенных мной стран, обладающих письменностью не на основе латинского алфавита, где непонятные надписи на указателях не дублируются на латиницу, является Россия. Мы уже давно покинули Ширак с его микроклиматом, время к полудню, и цифры на шкале внешнего термометра неумолимо растут, слегка не дотягивая до сорока в момент нашей парковки на стоянке у Эчмиадзина. С трудом находим место под небольшим деревцем – хиленькая, но все ж, какая-никакая, тень.

 

 «Эчмиадзин – далеко не самое интересное место в Армении», - говорили мне все, кто тут бывал, но я все равно надеялся на чудо – это ведь, как Сергиев Посад у нас, центр духовной жизни армян. Эчмиадзин переводится как «Сошел Единородный», считается, что это место Григору Лусаворичу (Григорию Просветителю), провозгласившему христианство государственной религией Армении в 301 году, лично указал золотой ивовой веткой Иисус Христос. О Григории поговорим чуть позже (в Хор Вирапе), а пока идем к Храму.

Жарко не только нам,

Перемещаемся от фонтанчика к фонтанчику по краю площади, где есть деревца

стараясь подольше задержаться в их тени.

Храм, построенный Григорием, был деревянным, каменный храм возвели здесь в 4-5 веках, сначала в форме базилики, которую потом достраивали, дополняли – ротонды, ризницы, колокольня… Но и до христианства здесь были религиозные сооружения, языческое капище обнаружилось под восточным алтарем Храма.

            Но жарко. Прогулки по всему комплексу не получается – проходим мимо корпусов семинарии

и скорей в машину. Остальные храмы Вагаршапата смотрим уже из окошка машины. В Ереван.

            Пригороды Еревана погружают нас в местный «Лас-Вегас» - какое-то немыслимое скопление казино, игорных заведений, залов игровых автоматов, провинциального, однако, пошиба – один-в-один, как игорные заведения недалекого прошлого в губернских и районных центрах Средней России. Ереван встречает нас абсолютным рекордом температуры, светившейся когда-либо на экране компьютера. 44. Кондиционер переваривает эту жару лишь в максимальном режиме и с внутренней циркуляцией, но даже в таком виде температура в салоне во время коротких остановок заметно растет – уж не последствия ли это ванского битума? Начинаю пристально следить за датчиком температуры, но эта стрелка неподвижна. Гулять по городу в такую погоду мы не будем. Решаем поселиться в гостиницу и устроить сиесту, чтобы гулять потом по Еревану по вечерней прохладе (ха-ха) сегодня и утренней завтра. Попытка сходу снять номер в отеле оказывается безуспешной, - то нет мест, то слишком пафосно, пока взгляд не упирается в отель «Ширак». «Судьба», думаем мы (Ширак – название района (марза) со столицей в Гюмри). Отель занимает   стандартное гостиничное здание советского типа (этажей 11 или 12), на нем гордо красуются три звезды; по ощущениям, так оно и есть, цена скорее четырехзвездочной гостиницы и, опять же по ощущениям, Ереван – это то место, где лучше отель заказать заранее. Но в номерах чистенько, парковка перед входом, кондиционеры в наличии, так что от добра добра не ищут. Номера имеют балкончики, но находится на них в это время суток невозможно из-за прямой и ничем не прикрытой солнечной агрессии, зато простирнутая футболка высыхает за считанные минуты.

            Покинуть гостиничный номер получается только уже вечером, хотя температура остается пока все же выше тридцатиградусной отметки, и гонит нас на улицу, скорее, чувство голода, нежели чувство любопытства и желания пройтись по Еревану. Жарко. Но, повернув за угол гостиницы, мы тут же оказываемся в скверике, ограниченном статуей Шаумяна. Сам революционер стоит на солнцепеке, мы же ныряем в тень колонн за его спиной, за которыми начинается череда фонтанов. Здесь оживленно, мальчишкам фонтаны нравятся в такую погоду даже больше мороженного,

да и не только мальчишкам.

А за главным фонтаном начинается сквер, по оси которого выстроились в ряд фонтаны поменьше (этакие стилизованные питьевые фонтанчики – «пулпулаки»), но огромным числом – 2750, это число должно было символизировать возраст Еревана на 1968 год, когда они и были установлены. Под легкую прохладу и журчание фонтанчиков в тени огромных деревьев мы и решаем подкрепиться, благо столиков тут, похоже, не сильно меньше, чем самих фонтанов.

Но в такую, хоть и начавшую спадать, но все же жару, есть особо не хочется, хочется лишь дождаться ее более глубокого отступления за, например, кружечкой пива.

Пива, говорите?

Подошедшая девочка – официантка нас откровенно не понимает, отчего смущается и впадает в ступор, но ей на помощь приходит коллега, хотя в итоге все равно перевирает и путает заказ, на что сестрёны (сеструхи?) реагируют по-разному

            А пока пережидаем жару за кружечкой пива, можно про Ереван поболтать. 2750, говорите? Вообще, это число мне представляется похожим на число 1000 в возрасте Казани – там, аккурат перед праздником, нашлась подтверждающая это монетка. Хотя я нормально отношусь к таким «находкам» – Казань ведь благодаря этой монетке (ценой под миллиард нерублей, но это другая история) расцвела и превратилась в настоящую столицу. В Ереване такой натяжки нет – есть сведения (клинопись Тушпы), что крепость Эребуни действительно основана в 782 году до нашей эры царем Урарту Агришти I, как опорный пункт урартов в Араратской долине. Пока монстры того времени, Урарту и Ассирия, «мочили» друг друга в сортире  районе озера Ван, пришли набравшие силу дикие племена скифов и выгнали и тех, и других. Урартов сначала из Тушпы в Эребуни, а потом и еще дальше. А с другой стороны, в Ереване, на окраине, у жителя частного домика нашли другую табличку, на которой по-урартски было написано, что на этом месте царь Агришти I  построил зернохранилище. Сопоставив эти две таблички, начали раскопки и, вполне возможно, вместе с несколькими еще табличками, одна из которых содержала слово «Эребуни», «нашли монетку». Впрочем, может, зря я так – «Ереван» и «Эребуни» действительно слишком похожие названия, чтобы это было просто случайностью. Но, так или иначе, урартский Эребуни пришел в упадок в 5 – 6 веках до нашей эры, жизнь (по греческим и персидским источникам) теплилась там еще лет сто, и покинула эти места. Чтобы вновь появиться уже в новой эре, в 400-х годах (по другим данным – в 300-х). Связь между Ереваном и урартским Эребуни пусть остается на совести исследователей, по-всякому, места эти столь же древни, как и само человечество, так что давайте вместе с армянами считать Ереван производной от слова «Еревац!» («Показалось!»), как (поговаривают очевидцы) воскликнул Ной, увидев землю после Потопа. Нехитрые вычисления дадут вам и истинный возраст Еревана – родился Ной в 1052 году (по еврейскому тексту) или 1662 году по греческому. К началу Потопа Ною стукнуло 600, сам Потоп длился около полугода («Бытие»,7:6), так что на фоне предыдущих чисел его продолжительностью можно пренебречь. Итого, Ереван основан в 1652 (или 2262) году. От Сотворения Мира. Кто сказал: «Не пей так много пива на жаре?» Хорошо, рассуждать на тему, что именно могло «показаться» Ною, я не буду.

            Наступили легкие сумерки, и мы двинулись вдоль сквера к центральной площади Еревана – Площади Республики. Эта огромная овальная площадь – действительно, центр, и не только Еревана, но и всей Армении. Невысокие, трех- и четырехэтажные дома облицованы розовым туфом. Несмотря на свой почтенный возраст, Ереван производит впечатление относительно нового города, поскольку площадь, да и вообще весь облик современного Еревана, были созданы в процессе грандиозной реконструкции, начиная с 1924 года, по проекту Таманяна. Собственно, это он придумал сделать розовый туф визитной карточкой Еревана. Надо сказать, хорошо придумал.

Площадь окружена с четырех сторон «четвертушками» розовых полукругов,

в которых располагаются Правительство Армении (здание с часами),

а также МИД, почта, гостиница «Мариотт». А завершает площадь Музей Армении – комплекс Исторического музея и Картинной галереи.

Именно туда и спешит народ, проснувшийся в ожидании вечерней прохлады после полуденной сиесты.

Перед зданием Музея располагаются знаменитые «поющие фонтаны» - первые цветомузыкальные фонтаны в СССР, здесь они появились аж в начале 1970-х. В 90-х и они пришли в упадок. Теперь снова работают, являясь центром притяжения гуляющей молодежи.

Порадовавшись под музыку с местным населением, погрустив под классику «о вечном»,

мы пошли гулять по вечернему Еревану. По улице Налбандяна, на площади Сахарова повернули на Пушкинскую, пересекли Абовяна и вышли на Северный проспект, пешеходную улицу, пересекающую квадратики регулярной планировки наискосок, под 45 градусов, ну как Бродвей. Ой. А вот и не подумал, что действительно, планировка-то Манхэттена… Северный проспект вначале слегка угрюм, новые здания чем-то напоминают московскую постсоветскую архитектуру, так что исторический облик, как говорят армяне, пострадал дважды. Первый раз в начале XX века, перестроенный Таманяном, но получивший взамен регулярную планировку, с квадратиками центра из розового туфа и полукружием бульваров, придающих городу вид амфитеатра, обращенного к Арарату, за что жители прощают ему   все – разобранную крепость, камень которой пошел на облицовку набережной, разрушенные храмы и мечети. А второй раз сейчас, в начале XXI, страдающий, как и Москва, от безвкусицы новых вкраплений на месте нерентабельных, пока еще эпизодически встречающихся старинных красавцев. Но это завтра, при свете дня. На проспекте людно, народ движется ко второй «центральной» площади – площади Свободы, в которую, как в Мэдисон, упирается наш Северный «Бродвей». Только тут, в скверике, есть Лебединое Озеро, очертаниями, говорят, напоминающее Севан,

с причудливым цветочным роялем в скверике

и роялем бронзовым, с сидящим за ним самим Арно Бабаджаняном

Оттуда, «зацепив» слегка Площадь Франции, откуда начинается знаменитый «Каскад», возвращаемся к улице Абовяна. Тут многолюдно, но еще больше машин такси, застывших у тротуара в ожидании уставших прогуливаться пешеходов.

Улица Абовяна весьма приятна и своеобразна, с широким зеленым тротуаром и домиками в классическом стиле – эта улица была центральной (Астафьевская), и сохранила отчасти свой центральный лоск.

На одной из площадей дома отступают легким полукругом, а на расширившемся тротуаре появляются смешные статуи, собранные из деталей машин.

Чудят армяне…

Здесь, кстати, в этом полукруге, стояла когда-то, на месте кинотеатра «Москва», церковь Сурб Погос - Петрос, 5 века, взорванная в 1933-м. Но атмосфера располагает к неспешной прогулке, а не к историческим раздумьям, а гулять стало хорошо. Поэтому, пока наслаждаемся теплым, но уже не жарким Ереванским вечером, просто несколько кадров.

 

Уже достаточно поздно, работают только киоски с напитками и сувенирные лавки, в одну из которых, дабы накупить магнитиков, заруливаем и мы. Долго бродим между полок, пока наш взгляд не натыкается на полочку весьма необычных работ. Явно современная, но также явно и авторская работа из черного дерева, часы в виде стилизованного контрабаса, стилизованная фигурка саксофониста и женская фигурка на лодочке. Все это уже заняло место в нашей квартире

но наше желание купить удивило нас самих и служителей магазина в равной степени. Мы давно уже ниоткуда не привозим сувениры – «пылесборники», а тут прям глаз остановился. Настолько стильная и приятная композиция, что прямо физически захотелось ее купить, причем нам с женой одновременно. А служители магазина долго искали упаковку, не могли понять, почему при ответе на вопрос «сколько стоит» я так недоуменно смотрю и прошу пересчитать это все на калькуляторе. А я, услышав цену и пересчитав ее в понятную валюту, попросил калькулятор, чтобы проверить, не потерял ли я ноль. Нет, так все и есть. Чуть меньше ста долларов. За всё. А потом они долго стирали пыль, упаковывали, искали телефон автора, пытались ему дозвониться, а кассир рассказывала жене о своих проблемах, выудив из нее не только то, что она доктор, но и какой она доктор… А потом, через час, когда младшие девчонки, не выдержав, ушли гулять самостоятельно в сторону гостиницы, вышли на улицу и мы втроем, то есть с продавцом – кассиром, которая пыталась зазвать нас к себе домой, потому что у нее в квартире сувениров гораздо больше, они интереснее и в разы дешевле магазинных. Или просто попить чаю. Нет, это не грузинское «наконец-то», русская речь тут звучит повсюду, и местные, и туристов полно, но почему же не пригласить в гости добрых путешественников и просто хороших людей? Автора, кстати, зовут Тигран Палян.

            Проходя мимо администратора, я спросил, можно ли и где можно завтра с утра найти обзорную экскурсию по Еревану, чем поставил служащую в тупик. Да ладно, завтра что-нибудь придумаем. В номере можно выйти на балкон и посмотреть с 11-го этажа на город. Он, конечно, своеобразен, неоднозначен, но, безусловно, очень приятен.

           

9 июля. Ереван – Гарни – Гехард – Хор Вирап. А вот не имеет гостиница представление об экскурсионных бюро. Администратор звонит по телефонам, попадает в туристические компании, которые отправляют куда-то далеко, мест формирования экскурсионных групп тут никто не знает, и отчаявшаяся женщина дает последний совет, словно из далекого прошлого. «Возьмите такси и попросите показать город».

Вообще, раньше это была не такая уж и редкая ситуация на постсоветском пространстве, и я всегда запасался распечатками из интернета и путеводителями. По каким-то путеводителям, типа «Грузии» Бэрфорда или «Всей Сирии» Осипова и Медведко, можно гулять без гидов, но даже в этом случае живой рассказ бывает очень полезен, а вот по Петросяну я гулять бы не стал – так, дополнительный источник. Так вот, мы приспособились, - в городах России, Украины, Белорусии, это работает изумительно – надо войти в местный краеведческий музей и попросить смотрителя за небольшую денежку поездить с нами по городу и рассказать. Мы так делали во Владивостоке и Житомире, Иркутске и Гомеле, сбой произошел лишь однажды – в Черновцах – где тетки в музее не хотели вообще ничего, даже просто двигаться.

Но в Ереване мы решили проблему по-другому. Начало рекламного ролика. В моей френд-ленте уже давно есть человек с ником excursovod, занимающийся потрясающе полезной деятельностью – сбором информации об экскурсоводах разных городов и стран, с их координатами и отзывами о них. У него есть сайт , с очень удобным интерфейсом, и на нем можно найти экскурсовода. Что я и сделал из фойе гостиницы, в котором есть wi-fi, пока девчонки готовились к выходу. Конец рекламного ролика.

Карен Комендарян приехал через полчаса. Мы быстро договорились о цене (он выставил очень демократичную цену, поскольку транспорт был наш), и мы поехали. Мы сразу предупредили, что нам не сильно нужна сухая статистика из Wikipedia, ее мы умеем читать, а вот получить впечатление о Ереване и всей Армении, узнать что-то необычное и интересное… да, и Спортивно – концертный комплекс нашего дедушки, это обязательно.

            С необычного и интересного Карен и начал. Дорожка от гостинцы вывела нас (по улице Бейрут) к коньячному заводу, и мы должны были бы пересечь Раздан по мосту Победы, но мы поворачиваем на маленькую дорожку куда-то за корпуса завода, и между промышленными постройками видим старый каменный мост. «Его нет в путеводителях», - сетует Карен, а он интересен. Дальше наш путь лежит через Мост Победы, и приводит по дорожке над рекой на задний двор стадиона «Раздан». Через реку открывается вид на жилые кварталы и церковь,

но Карен привел нас сюда не за ним. Здесь, во дворе стадиона, отремонтированное и просмоленное, готовится к поездке на трейлере на озеро Севан парусное судно «Киликия»,

точная копия торгового судна времен Киликийского Царства. Удивительнейший человек, Капитан Карен Балаян,

на голом энтузиазме, изучив летописи и миниатюры, начал строить его все в том же 88-м. А спустил на воду через 14 лет, на Севане. За эти годы он совершил плавание вокруг Европы, стартовав из Поти, пройдя Черное и Средиземное Моря, выйдя через Гибралтар в Атлантику, пройдя через Кале, Балтийское Море, в Питер и далее по рекам России, Волге, Волго-Дону…

Люди, которые ходят по морю, вообще вызывают у нас уважение, а люди, которые берутся воспроизвести суда своих предков и доказать их морские качества на деле – это вообще высший пилотаж. И у нас есть энтузиасты – Дима Лебедев в Морском Музее на Соловках строит точную копию яхты «Святой Петр». Специально взял у Капитана Балаяна визитку, чтобы передать ее Димке – эти люди просто должны знать друг друга лично. Неужто тоже «посеял»?   «Киликия» сегодня ночью будет погружена на трейлер и отвезена на Севан, в укромное местечко, где и будет спущена на воду.

            – Приезжайте к нам, мы будем рады, – говорит Карен (капитан). – Я скажу точные координаты Карену (экскурсоводу).

            – Обязательно приедем. – Нам не терпится увидеть судно на воде. А пока просто поднимаемся на борт.

Ну, а теперь второй пункт обязательной программы – к дедушке.

            Дедушка у нас заслуженный. Виктор Федорович Шабля. Собственно, не у всех он – дедушка. Для меня, например, тесть. Но я с не меньшей, чем жена, гордостью смотрю на окружающие нас повсюду «кривые крыши». Дедушка их не придумывает – придумывают художники-архитекторы. А он – проектировщик. Он воплощает то, что придумано, рассчитывает, придумывает шарниры и соединения, считает температурные коэффициенты, ругается с архитекторами. Архитектору нужно, чтобы было красиво. А дедушке – чтобы красиво, и стояло. Поэтому следы его логарифмической линейки есть на крышах Черемушкинского и Даниловского рынков, на универсальном зале «Дружба» в Лужниках. И на спортивно-концертном комплексе имени Карена Демирчяна в Ереване.

Комплекс и вправду очень элегантен. А над центральным входом действительно есть панно с изображением авторов. Только внучка слегка растерялась

Процесс идентификации, пожалуй, будет непрост.

Тщательно снимаем все эти изображения – а вдруг, получится?

            Комплекс находится на высоком холме над городом, по соседству с мемориалом памяти геноцида армян (я, было, посетовал на такую несуразную близость мемориала и развлечений, но Карен ответил, что они не мешают друг другу). Мемориал практически не видно от концертного зала, и наоборот. При строительстве были сомнения, но получилось все правильно. Из города сюда ведет широкая лестница – каскад фонтанов (не путать с комплексом «Каскад») по ее центру.

Но эта часть комплекса еще не работает. Вообще, у него сложная судьба. Открытый в 1983, он через полтора года был охвачен пожаром, да таким серьезным, что наш дедушка мотался туда, как заведенный, проверяя и рассчитывая прочность перенесших пожар конструкций. И продолжалось это вплоть до второго его открытия, в 1987, да и после – контроль и авторский надзор должен был быть постоянным. Зато сколько мы тогда узнали об Армении – в доме появились исторические армянские карты, мельничка для истирания кофе в порошок, книжка Раффи «Искры». И удивительные рассказы о полетах на армянских самолетах в Москву, когда из-за двукратного превышения желающих улететь из Еревана над количеством мест, в салоне клали поперек прохода на крайние кресла доски, на которые садились пассажиры. Я так подозреваю, что желание съездить в Армению сидело у нас всех (ну, кроме Лелика, конечно) внутри с тех пор.

            А современная история банальна. Комплекс существовал, там что-то происходило, но реже и реже, и постепенно он пришел в упадок. А в 2005 его купила некая российская корпорация, говорят за 5 миллионов долларов. Или шесть. И три года приводила в порядок еще за 40 миллионов. Или 50. Ну, говорят так, я ж не знаю. Вроде, начал работать, правда, без фонтанов и эскалаторов снаружи.

            За спортивно-концертным комплексом начинается парк,

дорожка через который, мимо скульптур и современных хачкаров,

приводит к мемориалу жертв геноцида.

Лесенка вниз ведет в музей

в который мы не пойдем. Нет, это не принцип и не политика. Армяне, разделяем и скорбим. Просто мы прекрасно знаем, что увидим.

Мемориал очень прост, а я очень удивлен тому, что он открыт в 1965. В те времена полувековая история замалчивались, и его открытие – событие действительно необычное. Разговор толкает нас расспросить Карена о том, а как тогда относились к этой части истории. Тем более что в школу он ходил в Баку.

            – Ну, как относились? Да мы и не знали в классе, а если и знали – не делили, кто есть кто. Но в семьях знали про геноцид. А еще в семьях старики иногда поговаривали, что еще не всё. Что любое время может вернуться.

            Вернулось. Но, следуя этой логике, и другое время должно вернуться? Когда все жили вместе, и когда дети в классе не придавали значения тому, кто есть кто по национальности? Хотя во взрослых это и тогда сидело, я это тоже слегка помню. Сколько времени должно пройти? Геноцид был в начале ХХ века. Сто лет. И Турция уже не та (далеко не та, по-всякому не та, я, если позволите, поговорю об этом в заключении), и Армения не та. Но с Германией ведь война была гораздо позже? Знаете, я, когда уже двадцать лет тому назад, впервые поехал в Германию, я первые часы и дни вглядывался в лица стариков. Вглядывался, силясь понять: «Воевал?» Прошло это тогда, когда, ранним утром в австрийской деревушке к моей машине подошел старик, и, показывая пальцем на наклейку, спросил:

– РУС?

-– Рус, – ответил я.

– Я тоже был в России. До Вязьмы дошел. – А меня в этот момент отпустило. Ну да, воевал. Вот этот конкретный дед воевал с моим конкретным дедом. Я это знаю. Что дальше? Что теперь с этим знанием делать? Вот и все. Все прошло. Может, дело в том, что немцы признали и покаялись? А турки пока нет? Может. А русским – не в чем? Забегу вперед. Я очень хочу, чтобы Турция признала геноцид и покаялась. Армяне тогда будут счастливы. А лучше станет туркам.

    После Мемориала едем снова в центр, где Карен долго водит нас по тем же улочкам, где мы гуляли вчера в темноте, но, словно уловив наш скепсис по поводу уходящего облика города, делает упор на исчезающие дома. Мы уже подустали, и от начавшейся жары, и от манеры рассказа Карена, несколько «тугой», «вязкой», отчего теряется темп, появляется сонливость и усталость. Тут, опять, некоторая двоякость – безусловно, Карен интереснейший человек, в общем, показавший нам Ереван с той стороны, с какой мы просили, но вместе с тем тягучесть его манеры ведения экскурсии заметно нас утомила. Так что я до сих пор не оставил отзыв на www.excursovod.com, находясь в раздумьях над формулировками, поскольку к нам он сорвался за полчаса, а проводить экскурсию, да еще и нашей, не совсем простой «группе» без подготовки – это действительно крайне сложно.

            После центра едем к Каскаду, чтобы посмотреть на город сверху. Собственно, Ереванский «Каскад» - тоже задумка Таманяна, продолжение Северного проспекта, взбирающееся на холмы широкой лестницей, по центру которой расположены фонтаны и газоны, украшенные статуями из советского прошлого, а внутри - галерея с эскалаторами, на «пересадочных» площадках которой расположены магазины и выставочные залы.

Начало каскада

 

«Каскад», хоть и был задуман в двадцатых годах прошлого века, пережил непростую историю - строить его начали в 80-х, но из-за землетрясения 1988-го строительство остановили, а потом распался Союз (см. Гюмри), поэтому так и не достроили. Идею реанимировал американский филантроп армянского происхождения, Джералд Гафесчян, отреставрировавший и превративший «Каскад» в Центр искусств, основу которого и составляют его коллекции. Но мы пришли сюда не за современным искусством, хотя на выставке изделий из стекла «зависли» на час, а за видами на Ереван.

Следующее фото смотрит как раз туда, где находится Арарат,

но он капризен, и показывается не всем. Говорят, Император Николай I, проезжая через Эривань, три дня ждал, когда Арарат ему откроется, но тот, видимо, счел это ниже своего достоинства. Нам же грех жаловаться, гора продемонстрировала нам уже три своих грани, поэтому просто смотрим на Ереванские крыши.

Взгляд в обратную сторону, на обелиск в честь 50-летия установления советской власти, портит кран, который все еще что-то делает на Каскаде и через 20 лет после ее падения.

Прямо под нами – улица Таманяна, упирающаяся в здание оперы.

Что ж, музыку в Ереване любят.

Но мы прощаемся с Кареном, говорим ему спасибо, совершенно искреннее, хоть умалчиваем, что изрядно устали от него,

и садимся в машину. Опять начинается пекло, и хватит уже городов. Мы в Армении, которая по всем описаниям – страна потрясающих старинных храмов на фоне величественных гор, а вовсе не городов в пустыне с сорокоградусной жарой. Пока выбирались из Еревана успели отдохнуть, несмотря на то, что следующей нашей целью было местечко Гарни, до которого каких-то тридцать километров.

А вот и не впечатлил совсем – никакой он не «армянский Парфенон», хотя по конструкции похож на своего старшего брата. А знаете, что «Петросян» говорит по этому поводу? «Вряд ли можно согласиться с теми исследователями, которые приписывают это чудо мастерству завезенных из Рима зодчих. Традиции обработки твердого базальта восходят еще к урартским временам, а римляне привыкли иметь дело с мрамором». И ведь не поспоришь, к тому же это очередное подтверждение центрального места Армении на глобусе, по Лэнгу. А дорога к нему совсем убитая. Вообще, Гарни – единственный дохристианский памятник Армении греческого типа, наверное, поэтому он у нас не вызывает интереса – за эллинской архитектурой надо ездить в другие места. Хотя мы продолжаем тут какое-то время гулять, здесь красиво.

Это долина достаточно живописной речки Азат. Место отличается хорошим климатом, поэтому многие правители его любили. Тут действительно не жарко. Вообще говоря, здание храма восстановлено в 60-х – 70-х годах двадцатого века,

и можно еще поговорить об крепости Гарни, завоеванной урартами, выгнавшими местное население для строительства крепости Эребуни… Но не будем, а сядем в машину и поедем вверх по реке Азат еще 8 километров, чтобы попасть в Гехард, закупив по пути черешни

у местных жителей, торгующих здесь на обочинах около своих домов в тени огромных деревьев.

            Дорога приводит к живописному ущелью,

           

и к расположенному тут монастырю Гехард (Гегардаванк) – «Монастырь копья».

           

А вот тут – просто здорово. Монастырь занимает небольшую территорию на площадке ущелья между утесами, и часть помещений уходит внутрь скал. Своим возникновением в IV веке монастырь обязан источнику в пещере

           

и изначально назывался Айриванк – «Пещерный монастырь». Впрочем, как только его не называли – «Монастырь семи церквей», «Монастырь сорока алтарей». Но первое, что нас встречает – странный звук. Прислушиваемся, и понимаем, что этой пчелиный рой, он вьется в десятке метров вверх по склону, где, за небольшим заборчиком, расположены монастырские ульи. Но наши с пчелами территории расположены на разных высотах, и не пересекаются. Мы же долго гуляем по монастырю, заглядывая в темные помещения с осветительными окошками

           

и невероятной акустикой, только подчеркивающей скромную красоту этих простых, практически не украшенных (как и везде в Армении), но оттого очень душевных церквей. Кстати, есть предположение, что те помещения, что высечены в скалах, строились, начиная с этого окошка (ердика). То есть в монолитной скале вырубался колодец, который спускался до уровня пола, а затем уже расширялся до необходимого пространства.

           

           

Забираемся по лесенке на верхние этажи

           

и любуемся удивительными хачкарами.

           

           

Искусство хачкаров – это самое армянское, что есть в этих монастырях. Дословно хачкар – «крест-камень», это плита с изображением креста и витиеватыми узорами, и сюжетами, а по значению – это как кресты на Руси. Это и мемориальные, и памятные, да самые разные кресты, в честь свадьбы или просто от радости. Крест почему-то часто ассоциируется с надгробиями, и даже поклонные кресты воспринимаются у нас хм, ну, по крайней мере, серьезно. А вот если хотите радостные кресты – это в Армению. Они тут от души.

           

Под стать крестам и ворота.

           

Мы выходим в противоположную сторону и оказываемся на мостике через реку.

           

Тропинка через мостик идет по лесу, и упираются в пещеру, где колоритная троица распивает спиртные напитки вкушает то, что послал Бог, в этом благодатном месте.

           

«Сегодня им Бог послал…» Нас естественно приглашают за стол, Москву тут знают хорошо – тот парень, что справа, жил где-то в Текстильщиках. Минут 15 сопротивляемся, в ход идут самые последние аргументы, типа «я же за рулем!», которые парируются неубиваемым «Так ведь и мы тоже!», но все же наша берет, и мы покидаем гостеприимную пещеру, девчонки - получив по бутылке газировки в подарок.

            Из монастыря мы вышли, поскольку путеводитель обещает вверх по ущелью наскальные рисунки  V – IV тысячелетий до нашей эры, и каменные изваяния (вишапы) II тысячелетия до нашей эры, но умалчивает, что до них нам примерно 7-10 километров по невнятной тропинке. Так что возвращаемся назад, под сень монастырских деревьев, и сидим на лавочке, рассуждая о том, как тут хорошо. Почему вот в некоторых церквах (да и мечетях, см. Дамаск) хорошо и не хочется уходить, а в других атмосфера столь давящая, что хочется бежать? Не знаю. Знаю лишь, что дело не в конфессии. Тут хорошо, и поэтому мы сидим и рассуждаем о том, что тут хорошо, и не рассуждаем о том, почему. Я подхожу к служащему с вопросом о наскальных рисунках, он подтверждает наши опасения о длине пути, подсаживается к нам и рассказывает о монастыре, о способах его строительства (через осветительный колодец) и о самих строителях, увековеченных в надписях на церквах. Так, одна из надписей гласит: «Мастера Галдзага помяните». Рассказывает он нам и о том, что монастырь так назван в честь реликвии, копья (гегард), которым римский воин ударил Христа, и которое перенесли сюда, как в затерянное в горах, а стало быть более надежное место, из Эчмиадзина. Сейчас копье вернули на место. Еще он нам говорит об удивительном свойстве изваяний и рисунков на стенах усыпальницы княжеского рода Прошей

 - это их фамильный герб. А на одной из стен – каменное солнце и птица Сирин с женской головой. Эти изображения обладают удивительным свойством – когда луч света попадает в осветительное оконце, фигурки «оживают», их тени движутся вместе с движением луча, создавая видимость того, что львы скалят пасти, или шевелят хвостами. Мы снова идем в усыпальницу, но увы. Солнце уже ушло, и звери заняли свои привычные позы. Пора и нам занять свои привычные позы в автомобиле.

            Сегодняшняя программа выполнена, и мы решаем просто двигаться в нужном нам направлении – на трассу, ведущую на юго-восток, вдоль Аракса и турецкой границы, с обратной стороны которого находится Арарат и наш прошлый путь с видом на его противоположную сторону. Но сейчас его опять не видно, небо затянули тучи, и поднялся сильный ветер. По нашему плану нужно бы вернуться в Ереван, но навигатор вдруг рисует короткую дорожку, да и указатель смотрит на нее же. Первый километр идет приличный (ну, относительно приличный) асфальт, но он приводит нас к воротам в какой-то санаторий, приспособленный под жилье, и дорожка теряется в его аллейках, приспособленных под огороды. Спрашиваем у крестьянина, который нам предлагает вернуться назад, съехать с асфальта

на грунтовку, что мы и делаем под начинающимся дождем, заканчивающимся вместе с плохой дорогой в каком-то тепличном хозяйстве. Ветер отгоняет остатки туч, позволяя солнцу зажечь радугу,

на которую мы смотрим, не осознавая в тот момент, для чего природа проделала все это. Потому что прямо по курсу открываются Арараты.

Они отсюда еще расплывчаты и сливаются с тучками, но это они. А мы, видимо, все же более везучи, чем Николай I.

            Через какое-то время появляется указатель на Хор Вирап, это точка запланирована к посещению, но не в вечернее время, поэтому начинаем искать ночлег. Но ночлега в этих местах не предлагают, проезжаем несколько сел, расспрашивая местных жителей, но те лишь пожимают плечами. Ну, нет тут гостиниц. Так и подъезжаем монастырю.

            Монастырь закрыт,

 мы его обходим в поисках дырки в заборе

но нет. Закрыт на ключ и туалет, но его обойти я девчонкам не разрешаю из-за близости пограничной вышки, часовой на которой может и подсматривать. Хорошо, если не через оптический прицел. Но само место завораживает. Наконец полностью открывается Арарат, и мы любуемся на монастырь издалека, вместе с группой из нескольких офицеров, вывалившихся на площадку из черной «волги», приехавшей откуда-то со стороны Турции.

            Здесь, рядом с Монастырем Хор Вирап, когда-то была армянская столица Арташат царя Арташеса I, через которую шла одна из дорог Великого Шелкового Пути. И которую прозвали армянским Карфагеном, вроде как из-за богатства и мощи, или из-за того, что это место указал армянам сам Ганнибал, может лично, а может, пальцем на глобусе. Но Плутарх писал про Арташат, что его правитель писал труды, речи и трагедии по-гречески; последние ставились в Арташатском театре. Потом город, как и полагается Карфагену, был разрушен римлянами, а его восстановлению воспротивилась природа – Аракс изменил свое русло, и город перенесли в другое место. Но монастырь гораздо моложе, существующая ныне церковь семнадцатого века, а местом поклонения служит яма, или колодец, над которым она стоит («вирап»), в которой в заточении провел 13 (по преданию, по другим данным 15 ) лет Святой Григорий Просветитель (Григор Лусаворич), крестивший Армению в 301 году. Эта история изобилуют сюжетами, достойными быть основой приключенческого сериала – отец Григория, парфянин, убивает армянского царя Хосрова, за что все семейство истребляется; только кормилица Григора, христианка, успевает бежать с ним в Каппадокию, а власть в Армении захватывают персы. Подросший Григор отправляется в Рим, где сын убитого армянского царя, Трдат, готовится силой легионов вернуть себя власть, и поступает к нему на службу. Легионеры возвращают Трдату трон, но проповедующий христианство Григор впадает в немилость и в яму. А Трдат – в безумие. А через 13-15 лет Григор исцеляет Трдата, в результате чего получает свободу, а Армения – христианство. Хэппи энд. В смысле сериала, для Армении с этого момента испытания только начинаются – кто знает, стань она, как могучие соседи – персы и турки – впоследствии мусульманской, во сколько раз ее численность была бы сейчас больше, а страдания – меньше? Впрочем, может и наоборот, и уж таких церквей и хачкаров не было бы точно… Но можно не смотреть сериал, и даже не знать историю, сюда можно просто приехать только за такой вот картинкой.

            Хор Вирап

Теперь нам точно нужна гостиница, ее мы рассчитываем отыскать в ближайшем крупном городе. Современный Арташат остался позади, возвращаться не в наших правилах, и мы спешим вперед по трассе. Она здесь, кстати, широкая, четырехполосная с разделительным газончиком, но совсем не магистраль. Немагистраль цепляет краем город Арарат, в который мы поворачиваем и спрашиваем первого встречного таксиста. И по задумчивости, в которую он впадает, понимаем, что мы попали.

            - Нет, в городе у нас гостиниц нет. Есть в деревнях.

            - То есть?

            - Ну, я знаю две гостиницы, они прямо на трассе, где та заходит в села. Первая – километров семь отсюда, будет слева. Вторая чуть дальше, тоже слева. Может, еще есть, просто я не знаю.

            Через семь километров мы действительно останавливаемся около забора, окружающего территорию, на которой расположены этакого мотельного типа домики, то есть, комнатки со входом с улицы. Пройти внутрь можно через проходную, из дверей которой появляется женщина в годах. Выхожу ей на встречу, спрашиваю про комнату… Вместе со мной из машины выскакивает Валюшка, и женщина оценивающе на нас смотрит. Я, кажется, начинаю догадываться…

            - Нас четверо, у нас семья.

            - Наша гостиница вряд ли вам подойдет. У нас нет четырехместных номеров.

            - Ну, два двухместных.

            - У нас почасовая оплата. И не нужно вам, семьей… - Я на всякий случай прошу показать какой-нибудь номер, желательно в самом дальнем ряду домиков, но уже по пути понимаю, что нам тут действительно не подойдет.

            - А есть ли в окрУге другие гостиницы? Ну, без почасовой платы?

            - Езжайте дальше. Там в деревнях есть. Они, правда, похожи на эту.

            Через пару километров попадается ресторанчик, мы заезжаем в него, памятуя, что на просторах бывшего СССР, да и восточной Европы, очень часто при ресторанчиках бывают комнатки. Но здесь нет, а пожилой служащий ресторана предлагает либо вернуться на пару километров назад (ну уж нет!), либо проехать пять-семь километров вперед. Уже спустились сумерки, и «переднюю» гостиницу мы должны узнать по разноцветным шарикам – светильникам на заборе.

- Правда, гостиница похуже, и вам не понравится.

- Почему? - спрашиваем мы, снова, впрочем, догадываясь. Но ответ неожиданный.

-Там болото. Комары. – Уфф, лучше комары, чем характерное звуковое сопровождение…

Шары на горизонте видно издалека. Гостиничка – какие-то полупромышленные бараки, приспособленные под временное, часовое, чуть было не сказал, жильё. Одно радует – никого народу. Видимо поэтому быстро договариваемся о цене – около 10000 драм – с двумя потрепанными жизнью, но добродушными дамами. Сам номер представляет собой громадную комнату, в правой части которой бассейн (вам же не надо наполнять?), в левой – большой и не очень чистый стол, и из этой части три двери – в сауну и две комнаты с огромными кроватями. В одной из них на окне натянута москитная сетка, ее отдаем девчонкам. Спрашиваем об ужине – дамы радуются, они готовы сделать любое блюдо из мяса и принести его нам. Вместе с пивом, конечно, а как же. Уже заканчиваем расправляться с мясом (надо сказать, очень вкусным), как раздается стук. Хозяйка приносит арбуз: «Это в подарок». Спать ложимся, подавляя в себе определенное чувство брезгливости. В этот момент я определенно жалел об отсутствии в этой поездке палатки. Но стоило так подумать, как окно озарили сполохи молний, разразилась мощная, очень близкая гроза, пролившаяся гулким ливнем.

10 июля. Нораванк – Зорац Карер – Татев – Карабах (Степанакерт). Просыпаемся абсолютно разбитые – вечерний ливень заставил закрыть окно, духота заставила его открыть, комары, обнаружившие это, заставили снова закрыть – и так всю ночь. Еще с вечера мы выпросили у тетенек вентиляторы, но это не сильно помогло. Девчонки тоже не выспались, несмотря на москитную сетку на их окне. Тогда в путь – первая наша сегодняшняя цель – монастырь Нораванк. Он тут совсем рядом, в поисках гостиницы мы неожиданно близко к нему подъехали. Полчаса, и мы уже сворачиваем с трассы на дорожку, вьющуюся по живописному ущелью реки Арпа. В какой-то момент дорога проходит мимо фонтана,

происхождение которого мы не поняли – то ли это разрыв трубы, то ли естественный источник. Но что-то очень мощно для естественного, Армения все ж не Исландия, но с другой стороны, в салон проникает явственный запах сероводорода. Нет, пусть лучше нарзана. Останавливаемся в струе – вчерашний проселок покрыл машину слоем белесой пыли. А потом начинаем ездить по дороге вперед- назад, подставляя под струи разные части автомобиля. А вы когда-нибудь мыли машину нарзаном? А в автоматической мойке? За струей воды в зеркале появляется силуэт машины, и мы спешим освободить ей место, замечая после отъезда, что она повторяет наши движения под струей. Дорога забирается на борт долины Арпа и попадает в боковое ущелье Гнишик, где на его уступе, среди красных скал, приютился Нораванк.

           

Монастырь 13-14 веков (не самый, по меркам Армении, древний), и снова подкупающий какой-то очень простой, скромной красотой. Рассмотрев поближе, мы отказываемся от определения «простой», оставляя «скромный». Честно говоря, не знаю где, но скорее именно здесь рождается мысль, что нас привлекают именно простые храмы, как Покрова на Нерли у нас, Гехард и Нораванк в Армении. В них нет пышности, нет золота и богатства, а значит, нет ничего наносного и неестественного. Где-то я читал, что православная вера на Руси перестала быть такой искренней именно тогда, когда на смену скромной Византийской строгости и чистосердечного украшения храмов своим мастерством, типа резьбы по дереву или камню, пришли Итальянские блеск, вычурность и золото, чья ценность определяется количеством монет, а не умением и усердием создавших ее мастеров. Истинно так. Не верите? В Нораванк, пожалуйста.

            Монастырь состоит из двух храмов – Главного – Сурб Карапет – более строгого и основательного

           

с пристроенной к нему часовней – усыпальницей Орбелянов Сурб Григор,

           

и изящного, устремленного вверх Сурб Аствацацин (Богородицы; помните по Гюмри?),

           

вблизи не менее изящного, чем издалека.

           

Лучики солнца, словно, приглашают нас сначала подняться вверх по лесенке

           

а затем, через ворота с удивительной резьбой

войти внутрь, постоять у хачкаров…

Как тут здорово! Утренняя еще прохлада на улице и в храмах, немного людей. Что-то нас не отпускает отсюда. Ох, как хорошо, что не ушли! Тот самый лучик света, что звал нас по лесенке наверх, добрался до окошка в барабане купола и спрыгнул прямо на Лельку. Ей только и осталось, что подставить ему свою ладошку.

Надо ли что-то еще говорить про Нораванк? Ну можно сказать, что придел Сурб Карапет и весь Сурб Аствацацин построены зодчим Момиком, тут есть небольшой музей с его работами, его хачкары. Хачкары есть и на территории монастыря.

Нет, не то. Я хотел сказать, что даже если бы не было ничего другого в этой поездке, ни Турецкой части перед, ни Грузинской после, если бы вообще был только Нораванк, я бы считал поездку все равно успешной.

     Еще раз моем машину нарзаном, уже ради прикола, выезжаем на трассу, и, толи от переполнивших их эмоций, толи от неважной ночи, девчонки начинают клевать носом. Но подождите засыпать, тут рядом есть еще одно местечко. «Нораванк – это здорово,- говорил нам экскурсовод-любитель Артуш в Гюмри, - там рядом есть Стоунхендж. Наш, армянский». Караундж, или «Зорац карер» (Могучие Камни?) - это обширное плато, достаточно высокое, на котором по линии огромной окружности

 

расположены монолитные глыбы, многие из которых имеют сквозные отверстия.

 

Это нагромождение, конечно впечатляет

своими размерами, и мы долго ходим по тропинкам,

пытаясь убедить себя в том, что это все – не много, не мало, а Храм Солнца, обсерватория и университет древних одновременно. Или по отдельности. Как и в Стоунхендже, в день летнего солнцестояния восход наблюдается над некими воротами. Наверное, так, если назвать воротами место, где встает солнце в день летнего солнцестояния. Да не буду я Лэнга больше цитировать, простите. И уж конечно, Караундж старше Стоунхенджа, тыщи так на 3 лет, но это и так понятно. Впрочем, что действительно поражает, так это цветы. Камни среди них просто оживают, этакая диалектика природы, древнее и новое, живое и мертвое.

Хотя цветы тут поражают и без камней. Это горные цветы, а «Вообще, есть два типа совершенно особенных цветов – горные и северные. Невзрачные и те, и другие, но почему-то за них цепляется глаз, хочется нагнуться к ним поближе, присесть…» ой, я это уже писал – на Полярном Круге.

            Мы снова на трассе, следующая наша точка – монастырь Татев, до которого нам час пути, так что ничто не мешает девчонкам заснуть. Да так крепко, что разбудить их не удается даже на спуске – серпантине в гигантское ущелье реки Воротан,

отделяющее горное плато, на краю которого расположен монастырь, от остальной Армении. Это область Сюник, или Зангезур, самый удаленный район Армении. Когда-то Зангезурский хребет называли «армянским Уралом» - по количеству меднорудных и молибденовых запасов. Спуск в ущелье заканчивается низким мостиком над Воротаном, на котором дорога делает полный разворот, и начинает карабкаться на противоположный борт долины, а сама речка за мостиком убегает вглубь скал, где и прячется в прорезанном ей глубоком каньоне. Я снова вспоминаю Артуша – он советовал ехать в монастырь на машине; можно было бы оставить ее на противоположной стороне плато, на станции недавно построенной канатки, вагончики которой пролетают над ущельем на трехсотметровой высоте. «Крылья Татева», называется эта самая длинная в мире канатная дорога, но, только повернув бесконечное количество раз в петлях серпантина, сначала вниз, а потом вверх, понимаешь, сколь грандиозно это ущелье. Кстати, про крылья. У Татева тоже есть красивая легенда, связанная с происхождением его названия. Когда, в конце девятого века, закончилось сооружение главной церкви монастыря, Святых Погоса и Петроса (Петра и Павла, да?),

 один из подмастерьев изготавливает крест и, боясь гнева мастера, устанавливает его на храме ночью. Но его замечает мастер, и ученик бросается с вершины купола вниз, в ущелье, прося по пути («тал» - дай!) у Бога крылья («тев»). Впрочем, пропасть такова, что крылья мог попросить и еще кто-нибудь, например, оказавшиеся в опасности местные жители.

Но нас встречает крепостная стена

с надвратной церковью Богородицы (Сурб Аствацацин)

Монастырь неплохо сохранился, несмотря на череду разрушений, как в результате нашествий, так и от сил природы. Последнее землетрясение произошло здесь в 1931, и восстанавливать монастырь после него стали лишь в 1970-х. От всех напастей не пострадал только «Посох»,

качающийся столп Гавазан – уникальное инженерное сооружение, построенное в 906 году. Это действительно сложенный из небольших гладко тесаных камней (по другим сведениям, камнями он облицован, а сердцевина заполнена раствором) столб высотой 9 метров, завершающийся капителью с крестом, соединенный с основанием шарниром ( по другим данным, стоящий на изогнутой плите). Столб качается не только во время землетрясения, даже простое прикосновение к нему вызывает легкое отклонение, которое компенсирует точный расчет центра тяжести, возвращающий его в первоначальное положение. Самостоятельное раскачивание столпа предупреждало не только о земных природных колебаниях, но и о колебаниях, вызванных конницей захватчиков. Это сооружение выстояло не только при землетрясениях. Представляете себе ужас захватчиков, например, турок-сельджуков, пришедших в монастырь, когда девятиметровый перст с крестом начинает им «грозить»? Впрочем, это не спасло сам монастырь от разрушений теми же сельджуками. Погрозить-то перст погрозил, а вот ничего более серьезного не предпринял. Так что выполняйте свои угрозы. Или не грозите вовсе. Впрочем, столп турки, на всякий случай, не тронули. Опять я вдарился в написание путеводителя? Тогда просто погуляем по монастырю.

Заглянем в помещения

и дворики,

 в углу у стены дотронемся до хачкаров,

полазаем по монастырским помещениям,

выглянем в келейное окошко,

разглядим парящего в небе орла,

а на камнях – пригревшуюся ящерку

и зайдем в музей.

Не получится, совсем без путеводителя. Татев уже в IX веке становится не только религиозным, но и культурным, просветительским и даже политическим центром Сюникского царства – тут находятся мастерские ремесленников, библиотека, содержавшая 10 тысяч рукописей, в 14 веке тут основывается университет, известный далеко за пределами не только Сюника, но и Армении – сюда приходят учиться армяне отовсюду, из Киликии, например. «Было в Святом Татевском монастыре три отделения: на одном обучали музыке по канонам сладкозвучного пения, следуя древним певцам-вардапетам… на другом учили живописному искусству и разным приемам рисования… А на третьем изучали науки, внешние и внутренние» - приводит путеводитель «Петросяна» цитату из некоего летописца, не называя, впрочем, ни имени, ни источника. Не найдя автора, продолжу в том же стиле – учеников было в разное время от 100 до 300, учились они 7-8 лет, и, на всех отделениях изучали, кроме богословия, грамматику, риторику и логику, а также арифметику, теорию музыки, геометрию и астрономию. «Учились путем вопрошений и ответов. Ибо при вопрошениях и ответах не только становится известным мудрое Слово Божие, но и укрепляется и соединяется Оно с разумом и душой, ибо где нет рассуждения, там нет и совершенного знания». (Жизнеописание Мхитара Саснеци, утащил отсюда). И получали по окончании степень вардапета или посох. Вот, кстати, еще про посох. Качающийся столп – Посох еще называют «вардапетским». Говорят, что семинаристы сдавали экзамен по пению у столба, и если во время песнопений столп начинал качаться, семинарист удостаивался рукоположения в какой-либо церковный сан.

            Самое сложное и неприятное в Татевском монастыре – это его покидать. Но это приходится сделать, и мы, для «увеличения площади охвата впечатлений», решаем разделиться. Мы с Иркой возвращаемся по серпантинам на машине, а младших девчонок отправляем на канатке, договариваясь обменяться впечатлениями после встречи. «Ухх!», сказали девчонки. Они приехали на минут пять раньше нас и изобразили томительное ожидание. Я очень надеюсь, что свое «Ухх!» младшестаршая kireevalподтвердит-таки фотографиями, сделанными из кабины вагончика. Ирка тоже выражает свой восторг от дороги – «лучше б на вагончике поехала…», что в ее устах означает многое. Но сравнить впечатления от вагончика и дороги некому – по пути туда все спали…

            Собственно, вопросов «Куда дальше» у нас не возникает, хоть мы решение посетить Карабах и откладывали до последнего. Все-таки крюк, достопримечательностей по пути много, но вот мы выезжаем из долинки Воротана на трассу, и машина сама собой поворачивает направо. Так тому и быть – «перед нами опять дорога…»

Дорога заметно улучшается, любуемся пейзажами, тут пока еще безлесными, в какой-то деревеньке покупаем мед (причем не с первого раза – на первой пасеке нам его не продают, дескать, не гнали еще, рано), в другой – бутылочку гранатового вина.   После городка Горис трасса становится близка к идеальной – это лучшая дорога во всей Армении. Впереди только Карабах, а мы едем по «дороге жизни», попадая в Лачинский коридор. Меняется постепенно и окружающий нас ландшафт – овраги и холмы приобретают более резкие очертания,

трасса изящно изгибается, выбирая места с наименьшими перепадами,

 

По склонам холмов появляются возделанные терассы

Из-за очередного поворота, на высокой площадке нас встречает стела «Карабах»

Лачинский коридор. На картах административного деления СССР между Армянской ССР и Нагорно-Карабахской АО нет общей границы, Карабах оказался армянским островом, со всех сторон окруженным территорией Азербайджана. И все было ничего, пока Армения и Азербайджан были братскими свободными республиками в нерушимом союзе. (Для молодого поколения. Это слегка переставленные слова начала гимна СССР, который мы все знали по причине незнания о существовании караоке). Это одна из несуразностей на карте СССР, которым тогда не придавали значения – какая, в конце концов, разница, где проходит граница, если граница эта условна и влияет только на логистику передвижений. Но влияет сильно, поскольку в СССР дороги были устроены по системе «вложенности»: поселок или деревня соединялись с райцентром, тот – с центром областным, а последний уже – со столицей республики. А куда дальше - всем известно. Благодаря такой системе дороги между соседними, но находящимися в разных территориальных единицах, населенными пунктами хоть и использовались местными жителями, часто на свой страх и риск (знаю не понаслышке, родился в Воронежском селе на границе с Тамбовщиной), поскольку не поддерживались властями и постепенно приходили в упадок. Именно это и произошло с дорогой Горис – Степанакерт, которая уже в 60-х оказалась в таком состоянии, что жители Карабаха вынуждены были совершать «кругосветное» путешествие через Агдам – Гянджу – Ереван, чтобы попасть в Ереван и дальше (ближе?) в Горис. Можно вслед за армянами покопать карты и обнаружить, что никаким островом Карабах не был, а границы Армянской ССР и НКАО соприкасались даже на страницах Большой Советской Энциклопедии издания 1926 года. Было бы любопытно поизучать, кто и зачем отодвинул Карабах от Армении в конце 20-х – начале 30-х, но не суть. Можно вслед за азербайджанцами посетовать на нарушение принципов территориальной целостности, можно вспомнить и послевоенные (Великой Отечественной) попытки переместить границы и даже передать НКАО из Азербайджана в Армению, правда, в обмен на передачу некоторых районов Армении в Азербайджан. Все это было не важно, ровно до момента прекращения «братства» этих республик - распада СССР. Начавшаяся война вынудила населенный преимущественно армянами, окруженный и блокированный, Карабах пробиваться «к своим», а самый маленький, 20-километровый перешеек, да еще хоть и с плохенькой, но дорогой, ведущей прямо в столицу – идеальное для этого место.

            Дорога начинает плавно спускаться вниз, появляются деревья, сначала редкие хвойные, потом их больше, и сами они массивнее, потом и лиственная растительность,

особенно, по берегам ручейков и речушек. У больших речек – прямо буйство зелени, оазисы с тенистыми деревьями. В одном таком оазисе расположился пограничный пост. Собственно, стоят тут полицейские, в форме, мало чем отличающейся от формы своих армянских коллег. Короткий разговор, обязательный вопрос о цели визита (слово туризм воспринимается с явным одобрением, на нашу просьбу не ставить никаких штампиков в паспорт следует что-то типа «мы никому не ставим», но данные паспортов переписываются от руки в амбарную книгу), и нам говорят «Добро пожаловать», одновременно протягивая листочек бумаги с адресом. «Это наш МИД. Зайдите завтра с утра, зарегистрируйтесь. Всем иностранцам необходимо, это несколько минут».

            Вдоль дороги начинаются селения, первое из них – Бердзор. Это армянское название того самого Лачина. Горы становятся выше, круче и суровее, дорога постоянно петляет, сильнее и сильнее, но не теряет своего отменного качества.

            Собственно, лачинский коридор, армянская «дорога жизни», был отбит у Азербайджана в мае 1992-го, вслед за падением Шуши – последнего крупного опорного пункта Азербайджана в Карабахе. Предшествующую зиму из Шуши, находящейся выше Степанакерта, велся интенсивный обстрел последнего. В октябре Азербайджан попытался вернуть контроль над дорогой, но неудачно.

            А дорога продолжает виться, мимо сел

и храмов,

на всем своем пути информируя путника о том, что она построена на благотворительные средства. Я так понял, что разные участки – на средства различных фондов и конкретных спонсоров, но не берусь это утверждать: одну табличку мы прочли, но не запомнили имен… Вдоль дороги появляются продавцы, останавливаемся у группы парней, торгующих земляникой из больших корзин. Пытаемся поговорить, но по-русски они не понимают совсем.

            Шуши. В город въезжаем в легких сумерках и устраиваем «автобусную» экскурсию. Следы разрушений, конечно, присутствуют – очень много брошенных и полуразрушенных домов, кое-где идет стройка. Наполовину снесенная труба при ближайшем рассмотрении оказывается минаретом разрушенной мечети. Но есть и огромный белый восстановленный храм (как и в Бердзоре, он из местного сероватого известняка, поэтому такой серо-белесый). Шуши находится на плато в верхней части возвышенности, с которой дорога через десять километров приводит в находящийся у ее подножья Степанакерт.

            Степанакерт – достаточно чистый городок, низкоэтажный, в нем очень много стройки – ремонта, на порядок больше, чем в Шуши. Много зелени, в центре несколько пафосных зданий, в том числе гостиница «Армения», всем своим видом говорящая – «Я тут главная, я - центр». Останавливаем таксиста, и он нам советует ехать дальше, поскольку с его точки зрения «Армения» - неоправданно дорогая. А дальше, по той же улице, будет гостиница «Океан». Действительно, в паре кварталов от центра – трехэтажное здание, напоминающее провинциальный «дом быта». Первые два этажа – магазины, устроенные по принципу «продаем всё», с делением, правда, на продовольственные и промышленные товары. Нам даже приходится спросить у продавцов, как попасть в гостиницу, и нам показывают тропинку за угол, ведущую к внешней металлической лестнице прямо на третий этаж. В центре огромной мансарды – бильярдный стол, за которым расположились служащие гостиницы, занятые глажкой белья. Но встречает нас мужчина средних лет, которого мы принимаем за хозяина.

- Конечно, есть номера. Четырехместных два – обычный и люкс.

- О чем обычный отличается от люкса?

- Там есть санузел.

- А кондиционер, - спрашиваем мы, поскольку в Степанакерте достаточно жарко

- Кондиционер есть во всех номерах. Идемте, покажу. – Но его останавливает женщина с утюгом.

- Там не прибрано. Постояльцы только выехали. – Но мы все равно заглядываем в номер. Это огромная комната, метров 40 наверное, по центру которой рядами стоят четыре кровати. Дверь в углу ведет в санузел с душевой кабинкой, стоящей, впрочем, прямо на полу. При ее использовании вода из дырки в поддоне вытекает на пол и уже потом, через дырку в полу, уходит куда-то вниз. Больше нет ничего, но нам ничего и не нужно. Берем, и договариваемся, что пока мы поужинаем, номер нам подготовят. Собственно, все переговоры ведутся с женщиной с утюгом, она тут главная, а мужчина, что подошел первым, оказывается постояльцем одного из четырех гостиничных номеров…

Указанный тетенькой с утюгом ресторанчик располагался еще в квартале от центра по той же улице и представлял собой набор беседок и навесов над столами, а его кухня оказалась совершенно интернациональной. И котлета по-киевски, и харчо, и сборная солянка. Затруднение вызвала только моя просьба принести на пробу что-нибудь исключительно местное, чтобы не армянское, а вот именно арцахское. После некоторых раздумий мне было предложено кисломолочное блюдо – что-то среднее между окрошкой на кислом йогурте и сметаной…

Мы уже собрались ложиться спать, когда в дверь номера постучали. Встретивший нас мужчина предложил попить пива вместе, а то живет он в гостинице уже долго, а общения не хватает. Жалею, что отказался – разговора по душам с карабахцем мне как раз и не хватило. Но его бы, наверное, и не получилось – глаза просто закрывались, особенно, если вспомнить, что предыдущая ночь была в комарином борделе.

А вот что-то и не спится. Выводы делать рано, всего несколько часов мы в Карабахе, но мысли уже есть. Поговорим? Я в начале своего армянского повествования заикнулся, что при Советском строе все было не как сейчас – люди жили, не сильно различая национальности, поддакивая официальной версии, что они больше не армяне и азербайджанцы, а «новая историческая общность». Строго говоря, это не так. Вся история Карабаха и Шуши говорит о противоположном – даже открыв статью в Вики, вы обнаружите там две версии событий, армянскую и азербайджанскую, причем даже взгляд на древнейшую историю там разный. Шуши (а Степанакерта тогда и не было) был ареной армяно –азербайджанских столкновений с самого начала XX века, причем российская царская власть выступила в роли этакого провокатора этих столкновений. Первые «внутригородские» бои случились в 1905- 1907 годах и окончились армяно-мусульманской резней. Следующий этап – 18-19 годы – происходил уже на фоне революционных событий в России и усиления Турции. Именно тогда Карабах стал политически азербайджанским, и в 20-м году армянское население подняло восстание, закончившееся «Шушинской резней». Шуши тогда был разрушен настолько, что центр переместили в Сепанакерт. «А потом пришел лесник». Каким образом новому образованию под названием СССР удалось вдруг справиться с этой исторической враждой? Надо было приехать в Карабах, чтобы это понять. А никто и не справился. Одну вражду заменили другой, на смену национальным распрям пришли распри классовые, более высокого уровня, вошедшая в Закавказье 11-я Армия РККА ведет борьбу с «надврагом» - мировым империализмом, а армяне и азербайджанцы обнаруживают, что среди них, оказывается, есть большевики, а есть враги мировой революции.

Как только не стало общего, «мирового» врага, вспомнились враги местные, и вулкан, спавший 70 лет, проснулся вновь. Главный вывод – нет смысла искать решение национального вопроса в советском прошлом, там его не было. Была «заморозка», «оттяжка», замена локального врага глобальным. А что у наших друзей – конкурентов? Да то же самое. Отсюда, из Карабаха, абсолютно ясно видно, что Косовские решения – суть те же самые подмены одних целей другими, «высшими»: «вот, выполните все условия Евросоюза – возьмем. И тех, и других». И через …дцать лет «все люди будут жить в одной большой стране, над которой будет вечный солнца свет». Не будет. Никуда противоречия не делись, и не денутся, пока им не дать выйти самим. А Евросоюз все более и более напоминает, по мере его централизации, СССР, всё более и более увеличивая вероятность повторения его судьбы. Что же тогда? А не знаю. Впереди еще будут Грузия с Осетией. Спать пошел.

      11 июля. Карабах – Севан. Ну что, в МИД? Нет, сначала надо позавтракать, и за завтраком определиться с нашими дальнейшими планами. В «Океане» завтраков нет, и мы едем в центральную «Армению», со столиками, выходящими на центральную же площадь.

- Что у вас есть на завтрак?
-А что вы хотите? – вот, это здорово. Мы захотели много всего, и по мере произнесения желаний удивленно смотрели на официанта. А он невозмутимо кивал. Яичницу с помидорами, беконом, грибами и сыром? Блинчики со сгущенкой? Ну и так далее – на все кивок головы. «И кофе. Вы варите кофе?» - вот тут удивленный взгляд. Типа, чушь сморозили. А как еще можно приготовить кофе? Наверное, такой завтрак предопределил ход обсуждения наших планов. Изначально я хотел вернуться в Армению другой, северной дорогой, через Зодский перевал. Что там? Минеральные горячие источники. Средневековый монастырь Гандзасар. Просто красивейшие горы. Убитые дороги с камнепадами. Присутствие военных. Близость границы. Взвешиваем «за» и «против», но решения пока не принимаем – до визита в МИД. Впрочем, я не чувствую в себе сил настаивать на таком маршруте – зависнуть на нем можно, а впереди Грузия, с неотвеченным «Мы вас любим», не меньшими горными красотами, а Гандзасар… Он тоже не перевешивает, есть определенное насыщение монастырями, ибо и Нораванк, и Татев уже позади

Здание МИДа - небольшое двухэтажное здание, вход свободный, в просторном холле, из которого поднимается маршевая лестница на второй этаж за столиком сидит милиционер (ой, полицейский, не привыкну – форма). Он встает нам навстречу.

- Иностранцы?

-Россияне.

- Я и говорю. Вот вам анкеты, заполняйте - и во второй кабинет. На стене – стенд с образцами. – В анкетах значится предполагаемый маршрут. Я все еще раздумываю над Зодским перевалом.

- Можно там? – спрашиваю я милиционера.

- Нет. Для иностранцев открыта одна дорога. Но можете спросить во второй комнате. – Валя интенсивно дергает меня за рукав.

- Паап. А что ты говоришь своим охранникам, когда те советуют, как брать кредиты? – Валя, конечно, права. Мы в МИДе, и что бы мне не расспросить обо всем именно сотрудников министерства, а не его охранников? – Ты, знаешь, это самая большая проблема и нашего МИДа, - продолжает она. – Люди на прием приходят уже подготовленные в соответствии с рекомендациями охранников,

- Которые заняты работой, а не бездельничают, ходят взад-вперед и показывают пропуск вверх ногами. – В комнате, куда мы несем наши анкеты, три человека, две девушки и парень, всем не больше тридцати. Похоже, это весь штат МИДа. Пока нас вносят в компьютер, я задаю интересующий вопрос.

- Сейчас официального запрета нет, - говорит милая девушка, - но Вы должны быть готовы к тому, что там очень плохая дорога, она практически не содержится, и полиция по пути настаивает, чтобы вы брали с собой проводника из местных. Они знают, где осыпи – камни – объезды. И второе. Дорога контролируется военными, поэтому возможны задержки для проверки ваших личностей. Ничего страшного, активных действий там сейчас нет, но закладывайте возможность длительных остановок. День по всякому надо иметь в запасе… - Вот так, коротко и ясно. Впрочем, в процессе разговора она разок позвонила кому-то для уточнения, так что сотрудников в Карабахском МИДе, похоже, чуть больше трех. Может, четыре. Пока мы разговаривали, в здание вошел еще один проситель. Взвесив всё, решаем возвращаться по «пути подъема» и выдвигаемся в сторону Гориса. Чтож. Кружок «автобусной» экскурсии по Степанакерту. А ведь он отличается от Армении. Люди, воевавшие ради лучшей жизни, должны строить эту жизнь, более активно, должны желать перемен, они знают, ради чего они воевали. Воюют ведь не ради устранения несправедливостей прошлых. Воюют ради счастливого будущего. Я потихоньку молчу, что за этим я и хотел заехать в Карабах. И не ошибся – люди тут более активны, город более ухожен, просто чувствуется, что он освободился, он расправляет плечи, он сейчас каак заживет! У нас будет еще возможность сравнить, даже не выехав из Армении, разрушенный, но оживающий, дышащий Степанакерт, например, с разрушенным, пусть не войной, но умирающим под тяжестью собственных осколков Кировакан (ой, Ванадзор), будет возможность перенести ощущения возрождения Степанакерта на только что разрушенный Цхинвал и заново отстроенный (ни один раз) Грозный. Будет. Все очень по-разному. Забежал.

Уже знакомая дорога, Шуши оставляем с краю, знакомый храм Бенадзора, знакомый пост милиции и знакомый, тот же самый полицейский.

- Уже уезжаете? Вам не понравилось? – говорит он и прячет, не глядя, заполненные в МИДе анкеты.

- Понравилось. Просто хотелось получить впечатление. Удачи вам.

- Спасибо. Приезжайте еще.

Через несколько километров появляется снова стела «Карабах»,

у которой мы снова останавливаемся. Пожалуй, мне хотелось бы сюда вернуться – этакий глоток свежего воздуха. Мне здесь понравилось – эти люди завоевали свою свободу, теперь они строят свою жизнь. Пожалуй, вернусь. У Гориса останавливаемся рассмотреть причудливые скалы, изрытые пещерами и окружающие их каменные столбы

 

Однако, погода испортилась. Небо затянули тучки, и мы спешим дальше, вглубь Армении. Сегодня у нас большой пробег – до побережья Севана этим путем около 250 километров, а по Армении это не мало. За Ехегнадзором поворачиваем с трассы Горис – Ереван в сторону Севана, погода портится окончательно, начинаются залпы дождя, снижающие и без того упавшую из-за качества дороги скорость. Тучи опускаются ниже, дорога поднимается выше, и мы едем, то под дождем, то над дожем, а то внутри тучек, благо, они не очень велики. Плавный подъем с пологими поворотами вдруг переходит в достаточно крутой серпантин, забирающийся на перевал через Вайоц Дзор. Перед самым Селимским перевалом небо проливается ливнем, а природа показывает поразительную картину – за нашими спинами тучи и ливень, перед нами солнце, а граница – она тут, ровно по линии хребта. Снова резкий серпантин вниз, и мы на ровной дорожке, с одного из поворотов которой открывается Севан.

Миновав городок Мартуни, дорожка идет вдоль Севанского берега, то удаляясь от него, то приближаясь, и в этих местах у дороги появляются рыбаки, продающие недавний улов. Останавливаемся пару раз посмотреть – здорово, но что нам делать с сырой рыбой? «У нас есть копченая. Сегодня коптили – говорят мужики и достают золотого цвета рыбку – Севанский сиг». Это провокация – ехать с такими запахами в салоне просто невозможно, и мы останавливаемся в ближайшем подходящем для этого месте.

Только рассмотрев снимок в окошечко фотоаппарата, обнаруживаем, аккурат между гранатовым вином и арбузом, силуэт старинного храма. Севан впечатляет и без натюрморта

           

А местные жители стоят в сторонке, понимая, что от сига им точно что-нибудь перепадет

           

Сегодняшней целью мы для себя определили Севанский Ахтамар, Севанаванк, но то, что мы видим сквозь бутылку гранатового вина, не может им быть, мы в районе города Гавар. А на полуострове небольшой, не туристический, а от того очень приятный монастырь Айраванк.

           

Внутри темно,

           

а табличка у алтаря говорит сама за себя.

Снова обследуем помещения (вот она, прелесть востока)

     

и окрестности

     

и движемся дальше в поисках Ахтамара – 2.

Который и находим сразу за слиянием прибрежной дорожки с трассой М4 из Еревана. Слегка поплутав по улочкам Севана – городка (так себе городишка, пыльные пятиэтажки) возвращаемся на набережную Севана – озера. Характер берега кардинально меняется. Трасса идет вдоль него и изобилует доморощенными указателями на многочисленные пансионаты. Оно и понятно – именно здесь находятся зоны отдыха ереванцев, от Еревана тут всего каких-то 60 – 70 километров. Центральное место зоны отдыха – выдающийся далеко в озеро полуостров. На нем расположены парк, пляжи, пристани для яхт, которых тут не так много

     

и, конечно же монастырь Севанаванк. Здесь многолюдно

     

толпы и на смотровых площадках,

     

и у входа в храмы.

     

Вдоль дорожек снуют торговцы, предлагая среди прочей ерунды церковные свечи. Для нас это нонсенс, плата за свечки в храме – это же не покупка свечек, это такое пожертвование, а тут - всюду торгаши, причем этакие здоровенные лбы – парни лет по 25 -30, еще и приставучие – прямо, не продают, а «толкают» копеечные свечки… Брр. Может, эти торгаши, может скопление народа, в массе своей пришедшего с пляжа, гогочущего, жующего, настроило на негативный лад, а обрывки музыки из находящихся чуть внизу ресторанчиков только усилили его. Нам тут не уютно, но мы какое-то время гуляем по монастырю, находя относительно свободные от людей пространства

           

           

и даже заходим внутрь

           

Ни древность (9 век ), ни простота уже не способны изменить наше восприятие… Спускаемся к набережной. Насколько хватает глаз, это пляжи, кое-где публичные, кое-где от пансионатов, встречаются пирсы с пришвартованными катерами, но «Киликии» среди них нет. Дорожка в сторону «носика» полуострова перегорожена шлагбаумом, мимо которого идет плотный поток людей. Но нас останавливают.

            - Вы куда?

            - Да мы просто гуляем.

            - Это закрытая территория.

            - Вот как… Мы ищем исторический парусник, «Киликия» , его должны были привезти на трейлере прошлой ночью из Еревана куда-то сюда.

Заинтересовавшись разговором, около нас останавливается группка офицеров в милицейской форме

            - Нет, «Киликии» здесь нет. Мы бы точно знали. Да и причалы на полуострове вы все прошли.

            - А там дальше? – показываем мы в сторону озера.

            - Там дальше дом отдыха МВД. Уж чего-чего, а парусников там точно нет. Да и вообще мы   не слышали, что его будут спускать на воду.

            Мы возвращаемся к машине. Честно говоря, хотелось бы увидеть этого красавца в естественно среде обитания. А у нас же есть телефон Карена! Ну, в смысле, экскурсовода.

Карен подтверждает, что судно выехало вчера из Еревана, и что капитан для его спуска использует укромное местечко. А через несколько минут перезванивает и сообщает, что это не у полуострова, это чуть ближе по берегу в сторону Еревана, надо искать турбазы «Авангард» и «Вояж». Они с первого раза не находятся, делаем несколько кругов, снова зачем-то заезжаем в Севан, снова возвращаемся, опрашивая по пути таксистов. Грунтовая дорожка выходит прямо к берегу, занятому тут дощатыми домиками турбаз. А на самом краю, на небольшом мысе – металлическая конструкция, рядом с которой покачивается на волнах (метафора; на озере полный штиль) красавец.

           

Подходим, пытаемся поздороваться с экипажем, но им явно не до нас – на судне происходит нечто авральное. Ну и мы никуда больше не поедем. Решаем остановиться на этой же базе. Домики оказываются оборудованы всем нехитрым набором удобств, с двумя спальнями и очень нам подходят. Песчаный пляж в 10 метрах, столик под навесом. Не хватает только арбуза, за которым мы и устремляемся на трассу. За ужином решаем здесь остаться до вечера, позагорать и отдохнуть, наконец, от этой бесконечной дороги. Хоть денек. Вечером берем традиционный российский сувенир и снова идем к паруснику. Теперь уже нас встречает Капитан.

            - Вы нас простите, что не встретили, когда вы подъехали в первый раз. Действительно, аврал. Мы судно спустили на воду, оно слегка рассохлось, поэтому начало набирать воду. – Собственно, капитан на это и рассчитывал; слегка набрав воды, парусник опустится, деревянный корпус начнет разбухать, а потом он включит помпы. А помпы не заработали. Обе. И судно продолжило погружаться, опустилось на дно и начало крениться. За этим занятием мы его и застали.

            - Но теперь все нормально, помпы работают. Команда только устала.

            - Тогда пусть снимет усталость – протягиваем мы традиционный русский сувенир.

            - И вы присоединяйтесь – но мы видим, что ребятам уже не до гостей.

            - Нет, спасибо. Удачи вам.

Долго мы еще сидим в нашем домике на берегу, любуемся спускающимися на растущие прямо из воды деревья сумерками

           

отмечая, что погода, пожалуй, портится

           

- это нас догнал фронт, задержанный на полдня хребтом Вайоц Дзор.

           

Завтра, возможно, отдых не будет комфортным, но раз уж вы меня уговорили никуда не ехать – получайте. Решили, так решили. И уж раз завтра не вставать, можно просто поговорить, обо всем.

            Например, о Севане. Деревья в воде не просто так – Севан много что пережил в прошлом веке. То, что сейчас перед нами – это Малый Севан. Озеро имеет вид восьмерки – разделено на две неравные части перешейком. Малый Севан глубже примерно в два раза Большого. Когда, в тридцатые годы, началась индустриализация, Севан решили заставить работать на Советскую Армению. Вообще, идея была потрясающе элегантна и чудовищна одновременно. Озеро предполагалось «спустить», понизить уровень его воды на 50 метров; тогда Большой Севан, то есть, та часть озера, что юго-восточнее перемычки, перестал бы существовать, а Малый сократился бы в разы. Сбалансировав после «спуска» озера  поступающую и расходуемую воду, идеологи получали выигрыш: приток оставался тем же, а расход возрастал за счет сокращения испарения – зеркало озера уменьшилось на порядок, на порядок меньше и воды испарялось бы… Эта утилизированная неиспаренная вода и должна была вращать турбины и орошать пустыни. Не учли малого.

То, что попытка обмануть природу обречена на провал, стало понятно, когда уровень уже понизился на 18 с половиной метров. Начались экологические проблемы, изменился состав воды… Тогда же и остров с монастырем Севанаванк, до того момента как две капли воды похожий на свой древний прообраз, Ванский Ахтамар, становится полуостровом. В 60-х годах спуск приостанавливают, одновременно для восполнения озера начинают строить тоннель Арпа –Севан, а для замены так и не вышедшего на полную мощность каскада ГЭС – Армянскую атомную. Но это еще не все. В 88-м (см Гюмри) Спитакское землетрясение останавливает АЭС, что само по себе является полудетективной историей – в памяти персонала еще свежи кадры Чернобыля, и он оставляет станцию. Останавливать ее приезжает бригада операторов с Кольской, но это совсем другая история. Начавшаяся война прерывает поставки топлива, и кран Разданского каскада открывается снова. Уровень Севана падает. Наверное, тогда и были посажены деревья, глядя на которые мы мило беседуем… Сейчас, вроде, работает все, и Арпский тоннель (48 километров, между прочем), продленный впоследствии до Воротана (Татев, помните?) еще на 20 километров, и Армянская атомная, и каскад Раздана. Слегка так. Такой вот ненаучный эксперимент, ценой в пять гидростанций, два тоннеля, не говоря уже о такой мелочи, как природа…

            12 июля. Севан – Ванадзор – Садахло (Грузия). Позднее утро, релакс на берегу. Солнышко изредка появляется, но большей частью освещает нас из-за туч.

Тем не менее, выдерживаем испытание неподвижностью до обеда. Я для себя решил, что не буду принципиально никого торопить, чтоб потом никто не обвинил. Девчонки сдаются. По машинам?

            Надо сказать, что несмотря на щадящий режим, кое-кто из бледнолицых ухитрился обгореть, да так, что пришлось покупать тбилисский кефир. Но это завтра. Пока же мы едем по северной Армении, мимо Дилижана (городок ничем не примечателен, все та же разруха), в Ванадзор, проезжая по пути деревеньку с забавным названием Фиолетово

с ровными рядами среднерусских пятистенков и построенных по линейке копен и огородов, за ним – такое же Лермонтово. Здесь живут тамбовские молокане – еще одна «особо вредная ересь» в православии, «раскольники», вместе с духоборцами покинувшая среднюю Россию в 19 веке. Пожалуй, начинается переполнение регистров.       Пейзажи снова меняются, к трассе подступают леса

и тут много что есть посмотреть. Но монастырей уже не хочется – нельзя объять необъятное. Так и попадаем в Ванадзор.

            Если и неизвестно слово Ванадзор, то слово Кировакан слышали все. Будучи третьим городом в Армении по населению, он, наверное, самый промышленный город республики. В смысле, Кировакан. Представьте себе промышленный центр, расположенный в глубокой котловине, где работают многочисленные химические заводы – здесь производятся химволокно, клеи разных марок обеспечивают весь Союз, здесь огромные машиностроительные заводы, из труб которых котловина заполняется черным, а иногда желтым дымом с едким химическим привкусом, вызывающим слезы. Это Кировакан. Сталкер? А теперь представьте, что трубы вдруг прекратили извергать из себя едкий раздражитель, и от собственной ненужности наклонились и частично обрушились. Стекла в окнах лопнули и осыпались, а паутина всевозможных труб проржавела, продырявилась и протекла едкой жидкостью на асфальт, ставший рыжим. А там, где не на асфальт, а на железнодорожные пути – там эти пути лишились съеденных химией шпал, а рельсы покрылись ржавчиной. И на них застыли ненужные больше никому вагоны. Это Ванадзор. И что, по-вашему, лучше?

            В Ванадзоре мы заплутали и почти уже доехали до Спитака (ну, до поворота на Пушкинский перевал – тот, где Пушкин встретил гроб с телом Грибоедова), развернулись и снова заплутали в промышленных развалинах Ванадзора, что пришлось спрашивать таксиста. Брошенные заводы, разруха, и все это на фоне потрясающих природных пейзажей. Северная Армения более красива природно, вследствие этого более обжита, более промышленно застроена, и, как следствие, в большем запустении. Диалектика. Минуем Туманян, в котором все та же промышленная разруха посреди живописной долины реки Дебед – притока Куры, вдоль Дебеда мы катимся дальше, минуем последний оплот промышленной Армении – город Алаверди, с монстрообразным медным комбинатом и Санаинским монастырем, но у нас уже переполнение, и не хочется ни того, ни другого. Нам уже пора в Грузию, и замечаем мы лишь ставшие изумительными горно-лесные пейзажи и редкие ирригационные сооружения – лотки местных ГЭС, падающая по наклонной вода в которых сливается в желоба - каналы, бегущие вдоль обочины дороги, где на опорах, а где в туннелях.

Вот и граница. На выезде из Армении таможеннику с кривым пальцем придается умеющий печатать, безупречно одетый и бегло говорящий по-русски клерк, который за плату составляет все бумажки и даже предоставляет услугу по оплате всех пошлин собственной персоной. На выезд из Армении у нас уходит 6 минут. Прощай, Армения. Ну, здравствуй снова, Грузия!