Кавказское кольцо. В трех с половиной частях, с прологом и эпилогом.

Кавказское Кольцо. Часть первая. Западная (турецкая) Армения.

Не гордитесь, люди, силой! Бросьте глупую забаву!
Людям сила бесполезна, если богу не по нраву.
Ведь довольно малой искры, чтоб большую сжечь дубраву.

Шота Руставели. «Витязь в тигровой шкуре».В переводе Н. Заболоцкого.

Просмотреть турция на карте большего размера

            3 июля. Трабзон – Сумела – Эрзурум. Гарминовская женщина знала, конечно, Трабзон неплохо, но привела она нас в отель «Хора» как-то сбоку. Или, вернее, изнутри старого города, прокатив по узким улочкам, безапелляционно указывающим здесь на то, что это восток. Конечно, восток. Хотя мне больше нравится греческое Трапезунд, в котором,  в отличие от турецкого, резкого и глухого, как удар барабана, Трабзона, слышится звук набегающих волн, и даже что-то от Зурбагана. «Множество тенистых садов, кольцеобразное расположение улиц, почти лишенных благодаря этому перспективы, в связи с неожиданными крутыми, сходящими и нисходящими каменными лестницами, ведущими под темные арки или брошенные через улицы мосты, - делали Зурбаган интимным» (А. Грин, «Зурбаганский стрелок»). Впрочем, такое описание могло бы подойти практически любому из причерноморских городов, бывших, как правило, в своей прошлой жизни греческими, а потом римскими, византийскими, веницианскими. Ну и армянскими слегка. В соответствии с целями нашего путешествия надо было бы его называть Трапизон – по-армянски, или Требизонд  по-грузински, но уж ладно. Ничего армянского в Трабзоне нет. Впрочем, вру. Именно этот город, стартовый для всего путешествия, задаст еще один аспект. Недавняя история событий начала 20 века будет следовать за нами по пятам вдоль всей Великой Армении. Судите сами. В конце 19 века в Трабзоне было 55 тысяч человек, и 25 тысяч из них – греки и армяне. И на 40 мечетей здесь было 20 христианских церквей, а сам город служил резиденцией греческого митрополита и армянского архиепископа. В 1916 году Трапезунд был занят русской армией, вслед за уходом которой в 1918 оттуда бежали попытавшиеся   было основать греческую Трапезундскую республику, но разбитые Ататюрком оставшиеся христиане. История этого периода будет нас сопровождать вплоть до границы с Грузией, где ее сменит история начала следующего, 21 века. Так что, как я ни стараюсь, но совсем избежать параллелей и политических упоминаний мне не удастся, обещаю лишь делать это не на базе анализа, а на основе сугубо личных ощущений.

      Сам же Трабзон – достаточно большой город, слегка вытянутый вдоль моря и разделенный горными отрогами на несколько зон. Центр современного Трабзона лежит к востоку, там остается и гостиница, вписанная в узкие улочки, которые бегут кругами  на запад  к следующему холму, на котором и расположен Старый город, окруженный крепостными стенами. Между холмами широкие прибрежные пространства заняты парковыми зонами с аккуратно постриженной травкой. А следующий холм целиком посвящен главной достопримечательности Трапезунда – Айя-Софии.

Айя-София, или церковь Божественной Мудрости, возведенная в 13 веке (говорят, на месте языческого святилища, но что-то дохристианско - религиозное на этом холме должно было быть), несомненно, имеет черты не только византийские, но что-то и от грузинских или армянских храмов. Рядом с церковью – более поздняя колокольня, явно родом из Италии, построенная незадолго до того, как в 15 веке  церковь превратилась в мечеть. Айя София успела побывать и складом, и госпиталем, и снова мечетью, перед тем, как стать музеем в середине шестидесятых прошлого века.

Наверное, поэтому реставраторы обнаружили там ряд фресок – ровесников самой церкви. Въезд же на территорию музея регулирует такой вот шлагбаум. Никакой рекламы.

Бухта Трабзона достаточно живописна, чтобы снять ее вместе с Лелькой. Где-то там, за ее спиной, столица будущих Олимпийских Игр.

Но мы едем дальше, наш путь лежит на юго-восток, в Эрзурум, а в 50 километрах от Трабзона находится монастырь Сумела, спасибо конфе auto.ru и лично Kerg’у за наводку. Этот православный греческий монастырь Панагия Сумела расположен в живописнейшем ущелье, занятом сейчас национальным парком Алтындере. Дорога к нему вьется по берегам речушки, покрытым лесом. (Фото это и все Сумелы - kireeval)

Сам же монастырь основан по преданию в 386 году неким Варнавой (армянином, кстати; мне так армяне сказали), нашедшем, вроде как, в одной из пещер с источником невесть как сюда попавшую из Афона икону Девы Марии кисти евангелиста Луки. При Византии монастырь был самым богатым и влиятельным, хотя в те времена вокруг Трапезунда было огромное количество монастырей, но даже после падения Трапезундской империи османы сохранили монастырь, подтверждая всякий раз его привилегии и расширяя его владения. Так, один из султанов подарил монастырю 15 деревень. Конец наступил в Первую Мировую – вместе с покинувшими Турцию греками. Правда, на стенах есть информационные стенды, один из которых гласит, что в период с 1916 по 1918 годы Сумела была оккупирована русской армией. Хм. Как-то я неосторожно однажды написал про термин оккупация, и получил от читателя по шее. Так что, дорогой читатель, разбирайтесь сами, что делала в 16 году здесь русская армия, оккупировала турецкие земли, или защищала братьев по вере, но именно в этот период значимая часть сокровищ монастыря была утеряна. Впрочем, вслед за уходом русской армии в монастырь вошла турецкая. Говорят, что тайком проникший уже в тридцатые годы на пепелище монах обнаружил посреди руин чудом уцелевшую икону и также чудом вывез ее в Грецию.

Но все меняется. Дорога, ведущая в монастырь, на протяжении нескольких  километров уставлена припаркованными автомобилями, и количество посетителей сравнимо с площадью самого монастыря. А посмотреть и вправду, есть на что. Четырехэтажные здания келий (которых больше 70) сделаны из грубых камней и прилеплены к скалам, кое-где укрепленным такими же камнями. (Фото kireeval)

Сам вход в монастырь ведет на несколько разноуровневых площадок, на которые вы поднимаетесь по тропинке (Фото kireeval)

при входе, а затем спускаетесь по крутым ступенькам вниз. Большую часть времени вы будете пропускать поток многочисленных туристов, абсолютное большинство которых составляют турецкие семьи,

 с детьми

 и пожилыми людьми,

 так что монастырского уединения вы здесь не получите. Но, с другой стороны, получите впечатление об интересе к этому месту, полностью отреставрированному за последние два десятка лет турецким правительством, пару лет тому назад разрешившим здесь православные богослужения. Все меняется.

Забавное наблюдение. Речка Алтындере в верховьях (у монастыря, который на высоте примерно 1200 метров) мутная, светло-коричневого цвета. А вот где-то на полпути она попадает в цепочку бетонных резервуаров, круглой такой формы вертикальных бочек. На пути вверх, в монастырь, мы не поняли, что это – очень уж сильно они напоминали форелевые хозяйства западного Кавказа; на пути же вниз мы отчетливо увидели, что вода после них приобрела более подходящий воде голубоватый, хоть и с примесью бежевого, оттенок. Неужели очистные сооружения? Неужели они чистят воду от растворенной в ней взвеси?

Машинка весело бежит по петляющей дороге между холмов и пастбищ, (Фото kireeval)

 я же   начинаю клевать носом.

– Ну, кто за руль? – говорю я и, не дождавшись ответа, занимаю позицию «лежа» на третьем ряду в багажнике. – Сделайте-ка подвеску помягче, пусть качает… Почему-то многие полагают, что третий ряд в джипах неудобен. В наших же поездках между членами экипажа иногда за обладание этим местом разворачивается борьба. Еще бы.

        И просыпаюсь я от того, что перестало качать. Дорога выбралась из зоны прибрежных лесов Понтийских гор на безлесную всхолмленную поверхность

и поднялась на достаточно плоский перевал, на котором мы и остановились. Здесь стоял холодильник торговцев газировкой, в небольшую ванночку текла вода горного ручейка, рядом с которой лежали арбузы и дыни. Собственно, девчонки остановились закупить воды, но в багажник уже перекочевали арбуз с дыней. Достаточно живописный вид альпийских лугов дополняли очаровательные барашки, которые разбрелись по многоцветному разнотравью во все стороны. Пастухи, а по совместительству и торговцы арбузами, находились в сараюшечке сразу за нехитрым арбузным прилавком, и я даже не знаю, что нас заставило туда заглянуть. Сараюшка оказалась кафешкой на три столика, в передней части которой стоял холодильник-прилавок с единственным блюдом – котлетками из грубого фарша. Но какого они были цвета! Этот нежнейший розовый оттенок до сих пор перед глазами и сейчас, в процессе написания этого текста, вызывает обильное слюноотделение. Прервусь на обед. Продолжим. Так вот, ничего мясного в жизни вкусней этих котлеток я не ел нигде и никогда. Видимо, для вкуса мяса недостаточно, чтобы оно было свежим - эти котлетки паслись еще утром, - но очень важно, чтобы паслись они на этих альпийских высокогорных лугах и потребляли в пищу бесконечное горное разноцветное разнотравье… Впрочем, это относится не только к мясу – к молоку, к меду, но опять же здесь мы говорим о  котлетках.  А к котлеткам придавался тазик с крупно порезанными огурцами и помидорами, тазик с теплым и мягким свежевыпеченным хлебом, и запотевший графин ледяной ключевой воды. Причем это именно придавалось, ибо плата была взята согласно ценнику только за котлетки.

       Дальше дорога плавно, но не сильно, понижается, чередуя отличные куски с ремонтом, и на закате приводит нас в Эрзурум. Город находится на плато, на высоте 1700 метров, и окружен горами. «Климат арзрумский суров. Город выстроен в лощине, возвышающейся над морем на 7000 футов. Горы, окружающие его, покрыты снегом большую часть года. Земля безлесна, но плодоносна. Она орошена множеством источников и отовсюду пересечена водопроводами. Арзрум славится своей водою. Евфрат течет в трех верстах от города. Но фонтанов везде множество. У каждого висит ковшик на цепи, и добрые мусульмане пьют и не нахвалятся». («Пушкин, Путешествие в Арзрум»). Первое, что мы должны  сделать в Эрзуруме – купить нож. Мы всегда так делаем – покупаем первый в поездке арбуз, долго крутим в руках перочинный ножичек, живущий в автомобиле, а потом покупаем нож. Поскольку в Эрзурум мы въехали вечером, поиск ножа был выполнен на окраинах. Окраины тут торговали всем – сыром (куплен), теплым хлебом (куплен), а поиск ножа сопровождался характерным возвратно-поступательным движением руки с приговариванием: «Нож… Найф… Мессер…». Поняли нас лишь тогда, когда мы зашли за прилавок и показали на нож. Хозяева интенсивно замахали головами, но все же указали нам на магазинчик, оказавшийся в результате строительным, где в ответ на наши возвратно-поступательные движения была предложена ножовка. Уже было, собравшись ее купить – какая разница, резать арбуз или пилить, - мы обнаружили монтажный нож с выдвижным лезвием. Все последующие арбузы были вскрыты им, несмотря на наше обещание в светлое время суток купить нормальный.

           Гостиница нашлась в самом центре Эрзурума. В общем-то, поиски гостиницы в Турции не вызывают проблем – мы спрашивали о ней гармин, тот нам выдавал несколько страниц вариантов, и мы ехали в ту, название которой нам больше нравилось. В этот раз наша гостиница располагалась на главной улице Эрзурума Джумхуриет (Cumhuriyet Cad.), в квартале к западу от Медресе Йакутийе. Собственно, все достопримечательности Эрзурума расположены вдоль, или в непосредственной близости этой улицы, поэтому, бросив на столике в номере дыню и соответствующий ей раздвижной нож, мы пошли гулять. На гостиничной стойке служащий поинтересовался, куда мы собираемся в этот поздний час, и, узнав, что на прогулку, тут же распечатал карту из Гугля, отметив на ней шариковой ручкой крестики достопримечательностей, которые и выстроились вдоль Джумхуриет. (Все фото Эрзурума – kireeval)

        Где-то тут, на месте Эрзурума, был древний армянский Карин, входивший в состав Высокой, а потом Малой Армении. Но и здесь ничего армянского не осталось, причем не осталось еще во времена Феодосия, византийского императора, не только перестроившего, но и переименовавшего город в пятом веке в Феодосиополь. Впрочем, наверное, вру, армянские храмы должны были бы оставаться.  Потом городом владели и персы, и арабы, но армяне говорят, что жили там армяне и ткали армянские ковры, которые славились так, что даже персидское слово – кали – (ковер) произошло от переиначенного на персидский же лад названия города. Карин – Каликала. Так что и ковры – они персидские лишь условно. Шучу, конечно. Обосновать эту теорию я не могу, поскольку не армянин, но и опровергнуть не получается. А если серьезно, то армянское население города было значимо вплоть до известных событий 1895 года. Происхождение названия Эрзурум тоже имеет несколько гипотез. Арз-и-Рум – «граница Рима». Или Ардзн-Рум, то есть римский (ромеев, или византийский, или греческий) Ардзн, в отличие от просто Ардзна, еще одного соседнего армянского города, разрушенного персами, жители которого укрылись в Эрзуруме (тогда Карине),  под защитой владевших им греков. Оно, конечно, натянуто, как, впрочем, и происхождение любых названий – всего лишь догадки. А Эрзурум побывал в руках и сельджуков, и монголов, и снова персов, и даже русская армия трижды входила в город. Сначала – на глазах Александра Сергеевича, в 1829, потом в 1878, и, наконец, в 1916. Входя каждый раз с боями, русская армия оставляла его в результате мирного договора.

         Прогулка по городу начинается с большой площади, на которой расположено медресе Йакутийе с одним, но покрытым витиеватым узором, минаретом. Сразу за медресе вдоль улицы – мечеть Лала Паша с типичными османскими маленькими куполами над открытой галереей, и большим центральным куполом. На площади, несмотря на поздний час, многолюдно, в основном это гуляющие пары с детьми, часто в колясках или на руках. Мы бывали в Эрзуруме раньше, правда, десять лет назад, зимой и одним днем, устроив денек перерыва в катании на лыжах. Тогда показалось, что город совершенно восточен, женщины одеты в массе своей ортодоксально. Сейчас такого впечатления не сложилось, одежды женщин, наверное, в половине случаев западные, хоть и достаточно скромные. Может, дело во времени года, лето все-таки, жарко, а может, и все меняется. А может, в мире существует еще один закон сохранения – количества одетых в соответствии со строгими исламскими канонами женщин. И по мере увеличения их числа в немусульманских центрах, типа Москвы или Парижа, происходит их уменьшения в городах типа Эрзурума.

        Глядя на весело жующих мороженое детей, покупаем его и мы. Вкусно, но мороженое здесь по-восточному плотное и тягучее. В Сирии нам такое мороженое не понравилось, а тут пришлось по вкусу. Наверное, тоже дело во времени года. Следующее здание по улице  Джумхуриет – невысокая и невзрачная, тоже османская мечеть Джеферие. А следом за ней, перекрывая собой тротуар, башенка мавзолея. Повернув в переулочки налево, попадаем в совершенно нетуристический  квартал с полуразрушенными домами,

гуляющими кошками и  огромным, растущим прямо на улице одуванчиком. Переулок упирается в крепостную стену. Вот ведь интересно. Десять лет назад мы гуляли тут, были и в крепости, и в мечетях, а я совершенно не помню. Зато помнит отчетливо Ирка. Мы же с Валюшкой гуляем, как впервые, хотя обычно все наоборот. От крепости снова спускаемся, уже по освещенной улице, к Джумхуриет, и попадаем прямо к– Чифте Минарели Медресе (Хатунийе). Собственно, минареты – близнецы (Cifte) - символ Эрзурума. Рядом с медресе – мечеть Улу, совершенно другого типа, чем все предыдущие. Построенная в 12 веке, она и смотрится старинной и основательной. Правда, от 12 века тут сталась одна стена, но сложенная из тяжелого тесаного камня. А за мечетью и медресе, в глубине, находим и комплекс из трех мавзолеев – 11 и 14 веков.

Попытка пройти двориками параллельно центральной улице приводит нас в совершенно безлюдные, освещенные редкими темными фонарями улочки,

тут нет играющих детей с мороженым, а навстречу появляются какие-то угрюмые личности, и нам становится не по себе. А когда одна из улочек приводит нас к зданию темного кирпича с узкими зарешеченными окнами, окруженному таким же кирпичным забором с орнаментом из колючей проволоки сверху, становится совсем неуютно, и мы направляемся к кажущейся уже родной Джумхуриет, успевая заметить, что прямо напротив кирпичной «тюрьмы» расположен вход в весьма приличный кабачок. Контрасты. Центральная улица многолюдна, тут много публики, как туристической, так и местной, вот, например, пожилой мужчина выгуливает на поводке овечку вместо собаки.

Но мы уже устали. Значит, в отель - есть дыню. По пути замечаем-таки фонтан с ковшиком, но он на цепочке. Так что вернуть его на родину Пушкина не получится. Распечатавший нам карту из Гугля служащий спрашивает, понравилось ли нам, и советует завтра непременно посетить трамплин, гордость состоявшейся тут этой зимой Универсиады, на верхушке которого находится кафе с панорамным видом. Потом, задумавшись, предлагает свои услуги провожатого – чтоб не заблудились. Спасибо, конечно. Всё завтра. Сегодня только дыня, которая цветом, запахом и внутренним содержанием напоминает больше огурец. Она, наверное, как и в магазинах Москвы, турецкая.

               4 июля. Эрзурум – кратер Немрут – озеро Ван – Битлис – Татван. Смысла лезть на верхушку трамплина за чашечкой кофе мы не видим. Поэтому кружок по городу – и на выезд, в сторону Муша. Дорога также петляет по безлесному, сильно всхолмленному плато, которое пересекают многочисленные ручейки и речушки, вдоль них и скапливается вся растительность, что повыше травы. Но в таких местах и располагаются дома деревушек, а если и не дома – то сады и огороженные заборчиком рощицы. Огороженные, впрочем, не от нас, хоть мы и озабочены поиском подходящего места для дегустации арбуза, а от многочисленных, или даже бесчисленных стад овечек, коз и коров. Снова все чаще и чаще встречаются ремонты, причем в ряде мест явно идет расширение проезжей части до четырех полос – это несмотря на то, что трафик тут минимален. Единственный минус – ремонты в этой части Турции обозначены не по-европейски, загородками-мигалками, а более понятным нам знаком «ремонтные работы». В какой-то момент влетаем на полосу свежерассыпанного гравия, но хорошо укатанного, так что сброшенную скорость постепенно увеличиваем до крейсерской, притормаживая, разве что, перед встречными, чтобы не огрести камнем самим или не засветить, наоборот, им, благо встречных немного. А за гравием - полоска черного асфальта, неестественно блестящего на солнце. И не асфальта вовсе. Черный, абсолютно жидкий, только что разлитый битум. Метров через 500 соображаю, что я идиот, что надо бы сбросить скорость до минимума, но поздно. Заднее стекло уже покрыто точечками осевших капелек битума. Ремонт тянется километров десять, потом заканчивается, и мы, наконец, находим подходящее для арбуза место.

Но занятие на вечер мы себе сегодня придумали – машина вся в черную битумную точку. От Эрзурума мы отъехали уже на без малого триста километров, и следующей нашей целью является кратер Немрут, заполненный одноименным озером. Тут вот оговорюсь, чтобы не было путаницы. Озеро Немрут не имеет никакого отношения к горе Немрут Даг  с остатками древних каменных статуй, это озеро, заполнившее кратер вулкана. Подсказчик советует нам повернуть налево с трассы из Эрзурума, упирающейся в развилку трассы Ван – Битлис перед этой самой развилкой, что мы и делаем, попадая на невнятную дорожку, на которой сразу исчезает асфальт. Спрашиваем местного пастуха, он уверенно показывает на эту дорогу. Но мне как-то боязно, на карте ее нет, и я решаю вернуться. Пастух недоуменно смотрит вслед, машет, но мне кажется, к кратеру, который является значимой природной достопримечательностью, дорожка должна бы быть получше, чем колея между камней. Возвращаемся к трассе, которая тут же приводит нас к развилке, на которой стоит комплекс – заправка, мойка, кафешка. Отмечаем, что есть мойка и решаем посетить ее вечером. Еще через пять километров – новый перекресток, тут расходятся дороги, идущие по разным берегам озера Ван. Прямо – вдоль северного, направо – вдоль южного. А нам вообще налево, но дорожка снова настолько невзрачна, что я пропускаю поворот дважды. С грехом пополам находим ее, на ней тут же, как и на предыдущей заканчивается асфальт, и мы попадаем в совершенно восточную деревеньку, совершено бедную, дома в ней напоминают нам Евфратские деревеньки Сирии, а в придорожной пыли играют детишки, столь же очаровательные, сколь и чумазые. За деревенькой начинаем карабкаться вверх, крутыми серпантинами, вдоль опор канатной дороги. В какой-то момент справа открывается озеро Ван во всей своей красе

Очарованные красотой, поворачиваем головы, фотографируем, и я лишь боковым зрением чувствую, что на дороге еще кто-то есть. Такой вот пешеход – тихоход шел по своим делам, пересекая проезжую часть в неустановленном месте.

Познакомимся поближе? Средиземноморская, она же кавказская, она же греческая черепаха

была изучена и рассмотрена со всех сторон, но почему-то совсем нас не боялась, несмотря на то, что занесена в Красную Книгу.

Отпустив ее, мы продолжили свой путь, а она свой. Наш же путь лежит дальше вверх, к вершине Немрут, вернее, не к вершине, а к перевалу через стенку кальдеры древнего вулкана. Альтиметр в  верхней точке показывает 2500, вправо, почти в километре под нами озеро Ван, а влево дорожка спускается внутрь вулкана, где на высоте 2200 живет вулканическое озеро Немрут.

Пока шел от машины к точки съемки озера, споткнулся о камень. И аж сердце екнуло – «камень» вдруг пополз, нехотя, обиженно так.

А потом он выполз на дорожку – рассказать другому «камню» о бесчинствах русских туристов, позволяющих просто так пинать краснокнижную живность.

Само же озеро достаточно живописно,

велико (12 квадратных километров)

и булькает

            Все же расскажу чуть-чуть. Когда-то, 200 тысяч лет назад, извержение вулкана Немрут привело к выбросу лавы, поток которой перекрыл сток вод из Ванской котловины. Именно это и привело к образованию озера Ван. Но про Ван поговорим, когда попробуем его воду на вкус, а вот вершина самого извергнувшегося Немрута обвалилась внутрь, образовав круглую кальдеру. Вулкан, тем не менее, продолжает жить (бульки на поверхности), упоминания о его извержениях есть и в армянских, и в курдских источниках, причем сравнительно недавних (15-16 веков). Одно из последних извержений отделило от основного озера другое, малое (там, где бульки), а еще мы и третью лужицу заметили

с дороги, идущей по эдакому псевдохребту между озерами. Вот оттуда же вид на основное озеро (против солнца, как и учила меня именно в этот момент снимать kireeval

Вода в озере тоже необычна – оно бессточно и питается как талым снегом сверху, так и горячими источниками снизу, из самой преисподней. Надо сказать, что озеро очень глубоко, аж 176 метров, А поскольку котлы преисподней продолжают кипеть и разогревать озеро снизу, то и температура воды по глубине неравномерна. Летом оно теплое у поверхности, потом, по мере погружения где-то до 70 метров оно охлаждается до мировых 3 с половиной градусов жары, а потом снова начинает нагреваться. Нагревается же оно от адских машин, не снабженных пока еще катализаторами отработавших газов, поэтому не только нагревается, но и постепенно перестает быть пресным, и становится похожим по составу воды на своего большого содового брата – озеро Ван. Опять забежал.

            Пора назад. Последний взгляд на чудо природы с верхушки кальдеры против солнца

новый взгляд оттуда же на озеро Ван

И спуск вниз, к развилке, с остановкой разве что для съемок совершенно самостоятельного, как и черепашки, ослика, идущего нам на встречу по только ему одному известным делам с грузом на спине.

Спускаемся вниз, к той развилке, на которой была замечена мойка. Мойка тут под открытым небом, она же и шиномонтаж по совместительству, и работают тут два человека – парень лет тридцати пяти, и пацан лет двенадцати, наверное, сын. Большинство клиентов тут дают парню монетки, и сами отмывают свои автомобили из «керхера». Глядя на нашу машину, парень цокает языком и машет головой. По-английски он не бум-бум, но тут на помощь приходит сын. С трудом (какой там в двенадцать разговорный), но парень объясняет, что очень много работы.

– Еще бы, – говорим мы. – Мы заплатим.

– Времени много уйдет. Оставляйте на ночь.

– Нам ехать надо. Вы начните, а мы подождем, сколько надо. – Долго уговариваем друг друга, в результате соглашаемся с тем, что уйдет на работу не меньше двух часов. Цену ребята назвать отказываются – кто его знает, сколько времени уйдет на самом деле. Мои девчонки тем временем разузнают, что рядом есть ресторанчик, где все из барашка. Пацан бежит за бензином – битум они будут смывать им. А мы поворачиваемся в сторону ресторана и слышим резкий глухой удар…

Заправка здесь, как и во многих местах на трассах, стоит на островке, на который въезд и выезд разделены. Ну, типа, въезжаете по одной дорожке, а выезжаете по другой. Между въездом и выездом тут скопились фуры, так, что они стояли ближе к дороге, отделяя собой обочину от заправочного пространства. На въезде замешкалась еще одна фура, и нетерпеливый чудак решил объехать это все, заскочив на заправку с дальнего, встречного въезда. Из которого, заправившийся и довольный, выезжал размеренно пикапчик. Настолько размеренно, что даже не стал тормозить перед невесть откуда появившемся чудаком. «Бабах», однако, быстро перерос в громкий спор между водилами пострадавших автомобилей, они встали друг напротив друга и стали орать, помогая себе в этом руками. Эдакие Шараповы наоборот. Все остальное население бензоколонки, побросав свое занятие, будь то удерживание заправочного пистолета в баке, или поедание барашка в соседнем ресторанчике, высыпало наружу и окружило спорщиков, образовав таким образом корт. Но пока еще не ринг, ибо соперники не приближались друг к другу на расстояние, позволяющее нанести джеб или свинг. Бросил, было, свое занятие и наш мойщик, но быстро остыл и вернулся к работе. И мы уже, было, пошли в ресторан к вожделенному барашку, когда на заправке нарисовалась полиция. Две минуты. Ну, хорошо, три. Ничего не значащий инцидент, не мешающий движению. Километров по 15 до ближайших городов. И кто тут развивающаяся страна? Полиция что-то пишет, мы идем в ресторанчик, а пока поднимаемся по ступенькам, полиция уже уезжает. Все.

Ресторан тут, скорее, шоферская столовая, с огромным залом и скромным прилавком. Нам же указывается место в отгороженном высокой ширмой пространстве зала. Из барашка есть кебаб. И снова к нему громадное блюдо порезанных овощей. Берем на пробу еще холодный суп на йогурте с огурцами. Он достаточно кислый, но неожиданно хорошо воспринимается в жару. А о барашке я опять промолчу. Впрочем тот, первый, конечно, вне конкуренции. Сидим мы долго, час, наверное, нам приносят еще и еще чаю, вываливаемся в изнеможении на улицу, а навстречу нам мойщик, с черными по локоть руками. Пока он отмывал битум, пацаненок успел вылизать весь салон. Мне с трудом удается его остановить, и я жду приговора. Парень называет цену и выжидательно смотрит на меня. Сорок лир. То есть чуть больше двадцати долларов. Или 600 рублей. Сволочь я. Испортил турок. Дал пятьдесят.

Мы сытые и довольные, барашек урчит в желудках, машина блестит, правда, слегка попахивает смесью бензина и битума, но это пройдет. Мы на развилке. Нам глобально налево, к Татвану и дальше, вдоль южного берега Вана на восток. А направо, меньше чем в 15 километрах, Битлис. Когда-то в юности мне в руки попалась книжка Раффи «Искры», про Армению второй половины 19 века, накануне грозных потрясений. Там впервые и появились для меня эти названия – Ван, Битлис, Карс. Признаюсь, я не нашел при подготовке к путешествию ничего такого, для чего надо было бы ехать в Битлис. Но, будучи в 15 километрах, я не нашел в себе сил не заехать.

Битлис был армянским до 80-х годов позапрошлого века, но даже первая волна погромов 94-96 годов не заставила армян покинуть  его. На начало 20-го века их тут оставалось 15 тысяч, из 40 тысяч общего населения. В 1915-м армянское население было истреблено полностью.

Битлис оказался достаточно уютным, чистым и даже, я бы сказал, весьма симпатичным городом, расположенном на холмах. Кривые центральные улочки – лавки, торговля. А пиво я последний раз пил в Одессе… Закупаем нехитрые продукты в дорогу, и я спрашиваю в магазине о пиве. Продавец машет головой – у них нет.

– А где есть? – торговец ведет меня на улицу и, показывая на соседнюю дверь, выставляет два пальца. Ага, на второй этаж. Темная обшарпанная лестница приводит в комнатушку с пустой и темной барной стойкой, широкая арка ведет в столь же пустой и столь же темный следующий зал - со столиками. Я уже было, не заметив никого, собрался возвращаться, но зал оказался обитаем – в дальнем углу за столиком сидели три парня. Один из них встал и подошел ко мне с вопросом

– Вы что-то хотели?

– Я хотел бы купить пиво.

– Эфес? С собой?

– Да. Да.

После этого каждая бутылочка была завернута в газетку – наверное, все-таки, для сохранения холода, или чтобы не стучали, а вовсе не из конспирации, о которой и думается в этом полумраке, и аккуратненько уложена в черный полиэтиленовый пакет.

Возвращаемся, третий раз проезжаем заправку, поворачиваем в Татван. Пора бы и на ночлег.  Татван – город, сосредоточенный практически на одной улице, идущей вдоль берега озера. На этой улице, или в непосредственной близости от нее и расположены отели. Наугад тыкаем в какой-то отель, он оказывается весьма приличным, дешевым, но… мест нет. Вернее, один маленький номер. Служащий  предлагает поискать нам номер по телефону, но я зачем-то отказываюсь – Турция, а в ней, как известно, нет проблем с отелями. Но и мест в следующей гостинице тоже нет.

– А можете позвонить в соседние? – служащий смотрит на меня, потом предлагает выйти на улицу и показывает рукой на предыдущий отель. А я так и не понял, предложил ли он мне его как альтернативу, или указал место, где постояльцев не посылают, а соглашаются позвонить по соседним отелям.

Третий отель был приличен снаружи, недешев, но внутри оказался больше похожим на ночлежку. Экспериментировать дальше не стали. Чтобы пиво окончательно не согрелось. Спокойной ночи.

               5 июля. Татван – остров Ахтамар – Ван – Догубаязит. Утром у жуликоватого вида служащего не прошла моя карта. Но, поскольку и чек выписать дядька не смог (типа, не понял, что я от него хочу), то особой тревоги пока не было. На выезде из Татвана заправка не приняла мою карточку. Достаточно смешно – перед заправкой дядька покивал головой в ответ на вопрос о возможности расплаты ей, а потом прокатывал на моих глазах и раз за разом пожимал плечами. А я ему давал другую карту, третью, потом у жены взял попробовать. Смешно, поскольку за руками я уже следил. Всякий раз, после набора суммы следовало нажатие на клавишу «cancel», вместо «send». Сначала было весело, потом я попытался объяснить, что понимаю его манипуляции и даже продемонстрировал кнопку, на которую следует нажимать, а потом понял, что он упрямее, и расплатился с ним долларами по очень хорошему курсу.

Дорога идет вдоль озера, иногда вылезает на берег, иногда петляет, уходя в боковые долинки и объезжая прибрежные скалы. Сказать честно, я ожидал тут суровых скал и крутых обрывов, поскольку у Вана прерывается железная дорога Стамбул – Тегеран. Поезда с запада прибывают в Татван, их пассажиры пересаживаются на паром, на тот же паром загоняется и багажный вагон, паром же прибывает потом в город Ван, пассажиры пересаживаются вновь на иранский поезд, к которому снова цепляется багажный вагон. Все это сделано, чтобы не строить в горах якобы сложный обходной путь. Но ничего сурового замечено не было, видимо, банальная экономия на прибрежной железной дороге. Обычная же дорога здесь прекрасна и вьется пологими поворотами и некрутыми подъемами – спусками, и приводит нас к пристани, у которой стоит катерок. Он и отвезет нас на остров Ахтамар (турецкое – Akdamar Kilisesi), расположенный в четырех километрах от берега.

Ахтамар знаменит армянской церковью Святого Креста (Сурб Хач), построенной в 915 – 921 годах.

Известно имя архитектора (Мануэл). Вслед за церковью здесь стали возникать другие сооружения, и в 1113 году она стала основой монастыря, являвшегося вплоть до 1895 года центром армянского Патриархата. Но и церковь в 10 веке Мануэл строил не на пустом месте – еще в 4 веке здесь была армянская крепость, а предыдущая история теряется в веках. Так, с северо-запада острова есть остатки стены,

которую полагают частью доурартского селения, но рассвет, конечно, пришелся на времена строительства Храма, вместе с которым были построены царская резиденция, порт и дамба – город был столицей Васпураканского Царства в правление Гагика Арцруни. Сам храм достаточно велик, но вместе с тем прост и лаконичен, как и многие старинные христианские церкви. Стены Храма украшены резьбой, а внутри сохранилась роспись.

Остров каменист и пустынен, трудно представить на нем город. Впрочем, уровень воды в Ване за последнюю тысячу лет поднялся, и остров мог быть существенно больше. Каменистую пустынную природу здесь оживляют раскидистые редкие деревья, под которыми прячутся хачкары –

– камни с вырезанными на них витиеватыми крестами. Это первое наше знакомство с армянским искусством хачкаров, и они тут весьма необычны – вырезаны из твердых скальных пород неправильной формы.

        И конечно, такое место не может не сопровождаться красивой романтической легендой о несчастной любви простого юноши к царевне по имени Тамар, зажигавшей каждую ночь на острове костер, чтобы юноша видел, куда ему плыть. Так и переплывал каждый вечер на остров и возвращался утром назад, пока однажды ночью ретивые слуги не погасили костер. «Ах, Тамар!» Красиво. Современные юноши не собирались переплывать отделяющую остров от берега водную гладь, а просто ныряли с верхней палубы прогулочного теплохода.

Вот такое расстояние отделяет Ахтамар от берега,

который здесь весьма живописен, но любоваться им, пожалуй, лучше с палубы катера, а не преодолевая озеро вплавь после бессонной ночи любви. Впрочем, я бы поостерегся проделывать этот путь и в направлении острова, поскольку остров с этой стороны укреплен такими вот сооружениями,

а мешки с песком или, еще чем-то там сыпучем, встретятся нам еще не раз.

За время нашего отсутствия машина раскалилась на жарком солнце, и за все почти 50 километров до города Ван единственной нашей мечтой оставалось искупаться. Тем более, что воду мы потрогали – она соответствовала нашим желаниям. Слегка прохладна, освежающа, но не холодна. Дорога огибает мыс и выходит на самый берег, практически вровень с кромкой, петляет, повторяя ее очертания и подогревая наше желание. Правда, берег здесь каменист и непригоден для входа в воду… А еще я всерьез опасаюсь возможности подорвать моральные устои местного населения, выпустив на пляж своих девчонок  в купальниках. Так и въезжаем в город Ван. Дорога идет вдоль берега, отделенная от него рядом редких, но больших и раскидистых деревьев, и в какой-то момент проезжает огороженную забором территорию, за которой находится закрытая зона отдыха. Забор начинается перпендикулярно воде, оставляя примерно метр прохода по берегу. Берег, правда, не ахти – эдакая ступенька размытой песчаной с крупными камнями земли, но детишки плещутся, несколько семейств сидят на берегу, причем с обеих сторон забора. Разворачиваемся и паркуемся в тени огромного дерева. И тут я сдуру сообщаю девчонкам свои опасения насчет морали и этики. И получаю по шее. Зачем я это сказал? Они уже настроились, их нельзя остановить, а, с другой стороны, им теперь страшно. Тем временем на пляж прибегает стайка молоденьких девушек, в строгих одеждах. Закутавшись в полотенца, они переодеваются в купальные одежды, отличающиеся от их обычных, разве что, цветом, но при переодевании отчаянно сверкают плечами и коленками, хохоча при этом под веселое похохатывание и старшей женщины – видимо, мамаши. Слушайте, чего мы боимся? Это Турция, хоть и восточная, а не Иран или еще что. Камнями не закидают. Самое худшее, что нас ждет – нам сделают замечание. И мы лезем в воду. Но окружающим нет до нас дела – они просто не обращают внимания. Ни подчеркнутого любопытства, ни демонстративного отворачивания – все обычно. Наверное, опять я палку перегнул, напридумывал, как при покупке пива, разных страстей. Теория «карточки», родившаяся на магистрали Стамбул – Анкара действует и здесь. Если не понимаешь, как правильно – делай, как обычно, или как проще, или как сам считаешь правильным. Если делаешь не так – поправят. Вход в воду неприятен – камни. А вот вода сразу окутывает нежной прохладой. Она какая-то, мягкая что ли, на ощупь. В смысле осязания, а не химии. Трогаешь ее, а она пушистая. Не удержался, лизнул. Ну да, сода. Как в стакане, наведенном против изжоги.

Пока плаваем – поговорим про озеро Ван? Собственно, первое, чего ждешь от озера – это необычного цвета воды. И первый взгляд слегка разочаровывает – вроде, вода, как вода. Может, более насыщенного цвета. Но вот вы движетесь вдоль кромки, пока дорога не приведет вас на юго-восточное побережье. Там вода слегка покрывает прибрежную отмель, которая резкой ступенькой обрывается вниз, в бесконечную, почти полукилометровую глубину. Уверяю вас, вы не останетесь равнодушными.

Наверное, именно сода в воде и дает такой удивительный контраст – от белой пены к бесконечной синеве. А соды в воде и вправду много, так много, что вода отстирывает вещи без мыла. И что в этой воде водится всего один-единственный вид рыб, что-то типа уклейки, но по виду больше похожей на селедку. А на берегу водятся удивительные кошки, которые не просто умеют, а еще и любят плавать в воде и ловить эту самую уклейку. Я, правда, думаю, что купаться они любят вовсе не из-за любви к рыбке, а в силу природного понимания моющих свойств этой воды – поплавал, постирал шкурку, а заодно и рыбку съел. Вон девчонки выходят из воды, прямо помолодевшие, с блестящей натянутой кожей… Но пока они пробираются по камням к берегу, успею сказать, что концентрация соды и других солей в озере крайне неравномерна, как вдоль поверхности озера, в которое впадают четыре реки, так и по глубине: глубже 100 метров концентрация солей становится вдвое больше морской. Да и глубиной своей озеро все время «играет», как на длительных, так и на коротких промежутках времени. Каждый год его уровень колеблется в пределах полуметра, а в 1990-м оно вдруг, без видимых причин, поднялось на два с половиной метра, затопив собой поля. Турки, исследовавшие берега, говорят, что 18 тысяч лет назад оно было выше сегодняшнего уровня на 70 метров, а через тысячу лет пересохло совсем. А потом опять наполнилось. И никто не знает причину этих циклов. Правда, говорят, в озере есть еще и чудовище, но вряд ли оно управляет затычкой в днище, ибо постоянно занято одним, но очень важным делом. Популяризацией туристической привлекательности этого района.

И никто на них (на девчонок моих) не обратил внимания – зря волновались. Ну что, в город? Въезд в него охраняет ванский кот,

о котором мы поговорим, когда познакомимся поближе. Собственно, трасса около кота задевает краем город и бежит дальше, а современный Ван остается справа. Дорожка же влево уходит к  Ванской скале, на которой располагалась крепость и царская резиденция Тушпы, столицы древнего Урарту. Однако мы поворачиваем направо, в город, поскольку после купания следует подкрепиться. Сразу за котом начинаются жилые районы из стандартных восьми- или девятиэтажек, украшенных, впрочем, внушительной мозаикой.

Вяло предлагаю поискать рыбку на обед, но тут вступает Лелик, которая давным-давно не ела пиццу. Гармин знает пиццерию в Ване – монстр. Но карточка в пиццерии опять не срабатывает. Правда, по пути к ней мы остановились у банкомата, поэтому проблем нет ни с наличными, ни с карточкой, но все же. Пожалуй, троекратный за сегодня отказ в приеме карты это единственное внешнее проявление того, что мы на территории Курдистана. Но вернемся к Ванской скале. Дорога от города к ней пустынна

и идет как бы по краю селения. Вернее, если взглянуть на Ванскую скалу сверху, то прямо перед ней окажется озеро, а сама скала окажется окруженной подковой селений – пригородов современного Вана, территория же, прилегающая к скале занята полями и огородами справа (если смотреть на озеро)

и лугами с пасущимися стадами слева.

Но то, что слева – это не совсем луга, там видны разрушенные остатки строений

старого Вана, настолько сильно пострадавшего в результате  боевых действий времен Первой Мировой, что его не стали восстанавливать, а построили новый город в 5 километрах, около посещенной нами пиццерии. А Старый Ван стоял как раз на том месте, где была древняя Тушпа

столица «страны Наири», как называли ее ассирийцы, Урарту, защищаемая цитаделью Ванской скалы.

            Дорога к крепости лежит по северной стороне, оставляя справа поля и упираясь левым боком в защищенную колючей проволокой

крепость. Вход в нее находится с запада, со стороны озера, и представляет собой эдакую площадку – парк, окруженный лавочками, ресторанчиками и содержащий детскую площадку и все прелести цивилизации, включая будку билетера. На площадке с шумом носятся разновозрастные детишки, которые, завидя фотоаппарат, как и все дети почти во всем мире, подставляют свои рожицы для съемки.

К детям спешат взрослые, мужчина и три женщины, радостно подтверждают, что детей не только можно, но и нужно снимать, а потом демонстрируют, где чьи дети. Кроме детей площадку для прогулок облюбовали и другие обитатели

которых Ирка начинает

воспитывать,

Поскольку Лелька с Валюшкой отстали, а воспитывать же кого-то надо…

Еще тут живет дворняга

охраняющий автостоянку снизу, а саму крепость снять отсюда невозможно, не зацепив картонного ванского кота.

Даже в этот момент, снимая, я все еще полагал, что разноцветность глаз ванских котов – гротеск…

            Крутая тропинка ведет вверх, в крепость

и приводит к воротам в цитадель,

на протяжении нескольких сотен лет, с середины 800-х по 685 года до нашей эры являвшейся столицей Урарту. В это время здесь возникает город – крепость, в скале высекаются различные помещения, на поверхности возводятся строения в несколько уровней,

между разными уровнями скалы строятся лестницы

А  для обеспечения Тушпы водой царь Менуа строит канал длиной 70 километров, который, говорят, действует до сих пор.

            А потом Урарту приходит в упадок, как и их всегдашний соперник, Ассирия,  и, как всегда, гибнет под ударами варваров, привыкших спать в седле – скифов, оставляя слабую надежду следующим поколениям жителей этих мест, армянам, например, считать себя потомками высокоразвитых урартийцев, а не диких скифов. В этом нет ничего плохого – мне тоже больше нравится производить русских, основываясь на фразе «пришел Рюрик и с ним русь», от варягов – викингов, составлявших Рюрикову дружину, пусть это и не имеет ничего общего с процентным составом крови, текущей в наших организмах…

            А скала Тушпа продолжает служить в качестве крепости и Великой Армении, и Османской империи, содержа гарнизон последней в составе до 3 тысяч янычар, и страдает в последний раз от пушечных ядер Первой Мировой. Вот, кстати, о Первой Мировой. Именно поддержка основным, армянским, населением наступающей русской армии станет причиной депортации отсюда турецким правительством армян, но в 1915 году русская армия с тяжелейшими боями занимает Ван, покидая, уже без боев, в 1917. За короткий  период русского присутствия академик Орбели из Русского археологического общества проводит раскопки Ванской скалы и находит летопись Сардури II – один из главных документов истории Урарту.

            Мы еще долго бродим по цитадели, толи в поисках точек для фото

или самих видов для фото,

а может, не найденных еще табличек с клинописью, вместо которой в объектив попадают теперешние коренные жители Тушпы – ящерицы

Спустившись вниз, участвуем в поимке котенка, настоящего, ванского,

с единственной целью – убедиться, что глаза у него разные,

а значит, и все остальное про них – правда. И то, что плавать любят, и то, что рыбу в воде ловят, и что первые шесть месяцев ведут себя как дикие зверьки, а потом вдруг становятся ласковыми и послушными, и что вывозить их из Турции нельзя без специального разрешения. Только это и останавливает.

            Дальше наш путь лежит в местечко Догубаязит, или просто Баязет, до которого от Вана около двухсот километров, дорожка уходит от озера, срезая выступающий полуостровом восточный берег, потом снова выскакивает к кромке воды, оставляя метров 200 заливного луга, изъезженного неглубокими следами тракторов. Место пустынно, уже вечереет, и мы решаем подъехать к воде, вскрыть очередной арбуз перед финальным сегодняшним броском. Как раз пересекаем мостик над ручейком, впадающим в Ван, колея идет по его берегу, а у самого устья стоит трактор, вокруг которого снуют человек восемь, мужчин, женщин и подростков. Присматриваемся и понимаем, что они заняты не то проверкой, не то установкой сети. Отъезжаем от них вдоль озера еще метров на 200, мы теперь совсем одни, если не считать прогулочного катера, медленно курсирующего вдоль берега. Вход в воду здесь более полог и приятен, так что отстирываем в содовом растворе накопившуюся за день урартскую пыль.

Прям, как заново родились. Дорога дальше идет на северо-восток (к Берингову проливу, помните? Хотя мы уже в Армении), и стоило ей повернуть в горы, как началась полоса ремонтов. Через какое-то время упираемся в пробку, водители выходят из машин, и мы тоже. И понимаем, что гулкие удары – это сброшенные откуда-то сверху камни. Наверху работает экскаватор, потом удары прекращаются, но трассу не открывают – по ней проходит бульдозер. Время собирать камни. А дальше трасса карабкается в горы и неумолимо приближается к иранской границе. Шлагбаум, будка часовых, наполовину заваленная мешками с песком, ну, как на Ахтамаре, и молоденький часовой, преграждающий нам дорогу. Сирия с Ливаном научили нас уже не бояться армейских постов, поэтому вопрос по-турецки не вызывает беспокойства.

            – бла-бла-бла?

            – Извините, я не понимаю.

            – English?

            – Yes.

            – Welcome!

Вот и весь контроль. И мы катимся по дороге, идущей всего лишь в двух километрах от Иранской границы. Еще ближе, чем граница от нас вышки пограничников, мимо которых уходят полевые дорожки к тускло светящимся в сумерках уличными фонарями селениям, расположенным явно за вышками часовых. Но вот чьи они тут, турецкие или иранские? Дорога горная, серпантины становятся круче, и все чаще и чаще мы догоняем огромные фуры, медленно ползущие вверх, но еще медленнее сползающие вниз. И каждая такая фура при нашем приближении принимает максимально вправо, останавливаясь и давая нам ее обогнать. На фурах иранские номера, рядом с которыми прикреплены временные таблички на латинице. Вот даже интересно, это предупредительность персидских водителей, или это особенность правил дорожного движения Ирана? Дорожка приводит нас к перекресту с большим заправочным комплексом, гостиницей и госпиталем на окраине Догубаязита. Или Баязета. Ничего искать больше не будем, уже поздно, дыню с собой на ужин и в номер. Это хороший четырехзвездочный отель, в котором затеян ремонт холлов и лифтов, поэтому по нормальным ценам. Только на шестой этаж с дыней, а так ничего. Мы, пожалуй, у цели, поскольку Догубаязит – это центр и отправная точка треков и восхождений на Арарат. Мы долго сидим за вечерним арбузом, когда раздается звонок со стойки гостиницы. «Это охрана. Вы не выключили свет в автомобиле!». Спускаюсь вниз, и не могу заставить себя войти снова в помещение. Бесконечные звезды, и просто физическое ощущение присутствия чего-то особенного. Арарат мы еще не видели, но он где-то совсем близко, его дыхание чувствуется – на ночной стоянке весьма прохладно…

  6 июля. Догубаязит – Арарат – Ани – Карс. Еще достаточно рано, но солнце уже яркое, хотя весьма прохладно.          «Казаки разбудили меня на заре. Первою моею мыслию было: не лежу ли я в лихорадке. Но почувствовал, что слава богу бодр, здоров; не было следа не только болезни, но и усталости. Я вышел из палатки на свежий утренний воздух. Солнце всходило. На ясном небе белела снеговая, двуглавая гора. «Что за гора?» — спросил я, потягиваясь, и услышал в ответ: «Это Арарат». Как сильно действие звуков! Жадно глядел я на библейскую гору, видел ковчег, причаливший к ее вершине с надеждой обновления и жизни — и врана и голубицу, излетающих, символы казни и примирения...»  А. С. Пушкин, «Путешествие в Арзрум».

Стоянка ожила, на ней суетятся люди в трекинговой одежде, переупаковывают вещи в рюкзаки, грузят их в джипы и минивэны. И мы, поддавшись всеобщему настроению, решаем слегка перепаковать вещи внутри салона, вытаскиваем сумки на асфальт. Вроде, ведем себя, как все, но я чувствую, что некий мужчина, по внешнему виду инструктор – альпинист (а эту породу людей я умею отличить) остановился и пристально за нами наблюдает. Валюшка перебирает вещи, склонившись над стоящим на асфальте чемоданом. Инструктору, оказывается,  несколько не нравится наш внешний вид, слишком легко одеты…  А может, это просто повод для знакомства - мы отходим с ним в сторону и долго разговариваем на тему восхождений на Арарат. Гора, не сложная технически, тем не менее, имеет серьезную высоту – больше пяти километров, а значит, весьма требовательна к физическому состоянию восходителей. Кроме того Арарат – гора  с большим перепадом высот от подошвы до вершины, поэтому я искренне удивляюсь, когда высотный гид начинает показывать мне фотографии восхождения чешской семьи с двумя детьми, младшему мальчишке там девять лет. Разговор перетекает с Малого Кавказа на Большой, названия гор становятся понятны обоим… Но мы в этот раз не подготовлены, ни морально, ни физически, и вообще, у нас другие планы. Да и глобально, я не очень хорошо отношусь к детским походам в горах. Но это потому же, почему мой любимый «швагер», а по совместительству нейрохирург, дядя Вадя, не любит детские качели…

            А планы у нас – проехать через Догубаязит, который оказывается заурядным городком,

несмотря на всю свою историю – когда-то он был одной из знаменитых столиц Древней Армении, Аршакаваном. Этот город пришел в упадок еще до всяких событий конца 19 века. Во времена, когда крепость Баязит второй раз занимали русские войска, там жило около 700 человек, армян и курдов. Но дорога от города  к крепости и дворцу Исхак – Паши достаточно интересна, поскольку проходит между воинской частью и полигоном. Остановиться для съемок мы не решаемся, поэтому простите за качество фото, но количество техники велико

Так что Догубаязит теперь – серьезная военная база у Арарата, невдалеке от стыка границ Турции, Ирана и Армении. А может, эта техника специально стоит вдоль дороги, чтобы подъезжающим  русским не захотелось в третий раз взять Баязет штурмом, чтобы потом героически оборонять от превосходящих на порядок сил противника? А ведь так оно и было.

Честно говоря, даже захотелось перечитать Пикуля. Это, конечно, не совсем история, но все же. В ту компанию, которую описал Пушкин в своем «путешествии…», 1828 - 1829 года, русские войска взяли Баязет и ушли дальше, к Эрзуруму, оставив в крепости гарнизон. Который выдержал 12-дневный непрерывный бой с попытавшимися отбить крепость турками и отразил все их атаки. В кампанию 1877 года, описанную Пикулем, история повторилась – занявший Баязет отряд генерала Тергукасова тоже двинулся дальше, оставив небольшой гарнизон защищать крепость. Ее тут же осадил 25-тысячный отряд турок, и полуторатысячный гарнизон Баязета держал осаду 23 дня, пока не подоспели основные войска.

             Мы же направляемся во дворец Исхак-Паши

через центральные ворота

(сами ворота сейчас, после удачной обороны крепости русскими, находятся в Эрмитаже) и долго гуляем по его помещениям, сделанным из тесаного красноватого вулканического камня,

дворам

комнаткам,

спускаемся в подземелье

и любуемся видами, которые имел удовольствие наблюдать Паша.

У Догубаязита путеводитель обещает еще одну достопримечательность – метеоритный кратер, который находится на самой границе с Ираном. То есть вот совсем на самой. То есть вы едете 35 километров по трассе Эрзурум – Тебриз (D100 в Турции), проезжаете первых пограничников – они тут стоят в эдакой «стоячей на одного» будочке, в полуметре перед которой выложены все те же мешки с песком, долго, километра три, едете вдоль очереди грузовиков, и в пяти метрах перед последним шлагбаумом, означающим въезд на КПП, поворачиваете налево. Сначала тут асфальт, быстро переходящий в грунтовку, и через сотню метров вы обнаруживаете, что проезжаете в нескольких метрах от пулеметной вышки. Первая от вас будет справа, а вот вторая или третья окажется уже слева, а справа будет что-то , что покажется более качественной дорогой. На самом же деле, это контрольно-следовая полоса. Тут вот хочется съежится – не промахнулись ли вы где, уж очень не хочется оказаться на какой-нибудь контрабандной тропинке в Иран. Но еще через сотню метров нам преграждает дорогу шлагбаум, открываемый вручную. Из будки, из-за мешков, появляются два солдатика – один встает чуть поодаль, а другой подходит к нам, смотрит выразительно, и при наших словах «кратер» просит паспорта. Нет, все паспорта, все четыре. Кладет их в карман и открывает шлагбаум. Опять двойственное чувство – слава Богу, в Иран не упороли. Но без паспортов в этой ситуации чувствуешь себя, как без одежды… Наверное поэтому, сам того не замечая, я еду по более накатанной дорожке и не смотрю в зеркало. «Они там чего-то кричат!» - это жена решила обернуться. Блин. Наша накатанная дорожка ведет к следующей вышке, а кратер левее, в Турции. Хорошо, что нас криком поправили.

            В общем, кратер не впечатлил. Эдакая дырка, тридцать метров в диаметре и столько же в глубину,

которую пробурил в 1913 году прилетевший метеорит. Он там и лежит, на 60 метровой глубине, обещанной путеводителем. То есть кратер осыпался, заполнялся мусором и стал мельче наполовину, когда его взяла под охрану вместе с границей турецкая армия. Но место, тем не менее, знатное, отсюда открывается самый лучший вид на Арараты, Большой и Малый.

            Получив паспорта назад, вздыхаем с облегчением, возвращаемся  на трассу и решаем ехать по большому кругу, вокруг Арарата. В национальный парк «Агри Даги», дорожка в который начинается тут же, мы решаем не заезжать – все-таки Большие Горы надо осматривать с почтительного расстояния. Эверест ведь тоже не видно из базового лагеря, а самый шикарный вид - с дороги у Тингри. Вот так и здесь – минуем Догубаязит и едем дальше, в сторону Ыгдыра, оставляя по правую руку величественную гору, младший брат которой, Малый Арарат, постепенно прячется за спину старшего.

            Дорожка проходит мимо курдских селений, крайне бедных, но с неизменно позирующими детишками

и неожиданно для нас появившимися гнездами аистов.

Вот те раз. Я считал всегда аистов «европейскими» птичками, облюбовавшими для своей среды обитания территории от Смоленска  на запад и юго-запад, в Белоруссию, Украину Польшу и другие восточноевропейские страны, а нате вам. Турция. Это мы не были еще в Грузии с Арменией. А вот, кстати, интересно было бы сравнить рождаемость в некоторых странах с популяцией аистов. А то все «материнский капитал»…

            Городок Ыгдыр не примечателен ничем, достаточно пыльный (хоть и принадлежал Российской Империи и ее производным от Пушкина до Ленина, был захвачен Турцией лишь в 20-м, потому и армянам тут досталось на пять лет позже, чем в других местах ), да и лежит он чуть в стороне от нашей трассы. Но заехать нам в него пришлось – в аптеку. Аптекарь нас выслушал, выставил на прилавок нужные нам три вида капелек и пожелал счастливого пути. Мы переспросили насчет платы, но он лишь замахал головой. На окраине Ыгдыра встретился микрорайон пятиэтажек, весьма более качественных и новых, чем все остальные дома, но окружен он был высоким забором, окутанным колючей проволокой и воротами с будкой часового за рядами традиционных уже мешков с песком. Тюрьма наоборот (инверсия)? Где-то здесь же окончательно ушел из нашего поля зрения и Арарат, чтобы показаться в следующий раз нам уже другой, северной стороной. Поймал себя на мысли, что ни разу в рассказе об Арарате я не процитировал Библию. Даже не знаю, почему. Когда ходишь по Библейским местам, будь то Иерусалим или Дамаск – там физически ощущаешь присутствие Библейской истории. Здесь такого чувства не было. Совсем. То ли дело в величии горы самой по себе, безотносительно историй, то ли неконкретность Библейского понятия «Араратские горы», но скорее всего, просто другое настроение.

Еще, говорят, в Ыгдыре есть памятник туркам, погибшим в Первую Мировую от рук армян. Опять инверсия. От Ыгдыра до Еревана 50 километров по прямой, через пограничный Аракс, но сообщение между ними невозможно. Наверное, из-за того, что в этих городах находятся памятники, столь диаметрально интерпретирующие события столетней давности. Поэтому мы и движемся вдоль Аракса, по дороге, проходящей в полукилометре от границы, в сторону Карса, чтобы потом подъехать к этой границе с другой стороны. Она здесь идет по столь же безлесному, как и склоны Арарата, пространству, но, в отличие от последнего, ровного как стол, ныряет по оврагам и взбирается на холмы, отчего становится живописной. Попутная деревенька Тузлуджа (Tuzluca, мы ее прозвали Тузлюкой и Тузлючей, чтобы запомнить) оказывается довольно крупной, трасса идет по краю, а в центр, расположенный в симпатичных оврагах, ведут неасфальтированные улочки. Сюда, как и в соседний Карс, правительственная программа «Дороги Приараратья» видимо, еще не пришла. Кафешка – забегаловка на три столика в цетре Тузлюки, в ней заправляет мужчина, а помогает ему парнишка лет 10. Из еды только куриный кебаб, и мы пробуем для себя «новое» блюдо, запивая его чаем и йогуртом. В общем-то, тоже вкусно, но не барашек.

На выезде из Тузлючи, на высоком склоне горы, замечаем странные образования – нечто, похожее на огромные пещеры, и пытаемся найти туда дорогу.

Не сразу, но это удается, дорожка на окраине села приводит к промзоне за закрытыми прозрачными воротами, рядом с которой стоит обычная (то есть, без мешков с песком, и это радует) будка охранников. Мы к нему и обращаемся с просьбой проехать – сфотографировать.

– Проехать можно. Снимать нельзя. – Здорово! Такой ответ даже лучше, чем «все можно», и мы проезжаем на хозяйственный двор, дорожка из которого ведет вверх, за угол. И мы попадаем на площадку, эдакий цирк, окруженную скалами, изъеденными водой и изрытыми пещерами. В самую большую из этих пещер дорога и ведет. Это соль. Рассматриваем, лижем соляные сосульки, а в это время мимо нас проезжает пикап, который не притормаживая, скрывается внутри пещеры. После минутного раздумья едем по его следам и мы. Сначала огромный зал, потом туннель, но метров через 20 после въезда он круто поворачивает за очередной угол, и дорога раздваивается, уходя в разные туннели. Ехать дальше не решаемся, а зря, наверное. На выезде у охранника уточняем: «Соль?», на что он кивает головой.

            За Тузлючей дорога пересекает молодой Аракс и ведет нас на север, начиная петлять и по холмам с невероятными красками,

и выводит на плато, на котором, в эдаком среднерусском стиле, выстроившись в ряд, косят траву косцы

Сейчас мы направляемся в Ани – еще одну древнюю столицу Армении, один из самых значимых ее памятников, находящихся на территории Турции. Вернее, прямо на границе Турции и Армении, но все же с турецкой стороны. Хитрые армяне, правда, сделали со своей стороны границы смотровую площадку, так что посмотреть в бинокль можно и оттуда. А вот походить – только в Турции. Пытаемся свернуть в сторону Ани с трассы, не заезжая в Карс, по карте тут есть дорога, но на всякий случай спрашиваем у крестьянина, который специально останавливается на тракторе. «Нет», - машет он головой, и показывает рукой вдоль дороги, - «Карс». Я начинаю волноваться – время 16, а в нашем путеводителе говорится, что кассы открыты до 17. Это несколько странно, но памятуя, что это Восток, жму на газ. Слегка запутавшись на развилке у Карса и заехав на заправку, решаем спросить дорогу. И получаем ответ по-русски. Заправщик – азербайджанец, несколько лет проживший в Москве. Он, кстати, рекомендует в случае чего общаться с иранскими водителями, они, в массе своей азербайджанцы, обслуживающие перевозки между иранским Азербайджаном и собственно Азербайджаном, а потому понимающие русский. Словно в подтверждение этого к разговору присоединяется водитель заправляющий по соседству иранскую фуру. Но нам некогда, мы боимся, что закроется древняя армянская Ани. Летим, пожалуй, впервые со времен трассы Анкара – Самсун с превышением, дорога здесь хорошая, широкая и с плавными поворотами, из-за одного из  которых вдруг, прямо в лоб по нашей полосе, выскакивают такие же торопыги. Уф, еле ушел на обочину. Тут у них, похоже, принято ездить в стиле того, самого первого автобуса, раздвигавшего перед нами воздух по кратчайшему расстоянию на пути из Болгарии. То есть, срезая повороты. Что-то мне расхотелось ехать быстро. И слава Богу, потому что за очередным поворотом на нашей полосе оказывается здоровенный стог сена. Через пять минут догоняем трактор, сено в прицепе которого позволяет прилепить сбоку по законам тетриса такой же стог, как тот, что лежал на нашем пути. Жилища вдоль трассы крайне бедны, зато деревни изобилуют стадами. Пожалуй, за понятием «тучные стада» надо ехать именно сюда.

    Без четверти пять паркуемся у городских ворот.

Войдя в ворота, попадаем в маленький дворик. Именно в этом дворике и стоит будка кассира, который продает нам билетик за 3 лиры (Лелики бесплатно) в армянскую столицу. Спрашиваем билетера о времени работы, но тот пожимает плечами. «Пока есть посетители. Гулять можно до темноты». Дворик  упирается в следующую стену.

ворота в которой сделаны с заметным смещением относительно первых. Это единственное место, читаем мы в путеводителе, где потребовалось значительное искусственное укрепление. Со всех остальных сторон город защищен природными препятствиями. А  за воротами простирается огромная, достаточно плоская территория,

на которой хаотично и достаточно широко разбросаны руины различных сооружений,

И никаких ограничивающих препятствий пока не видно.

Между развалинами достаточно большое расстояние, и осмотр столицы превращается в прогулку по ее улицам.

Город действительно велик. В период его рассвета, когда царь Ашот III перенес из Карса сюда свою столицу, город называли городом 1001 церкви, и проживало в нем более 100 тысяч человек. Охотно верится и в то, и в другое.

Кафедральный храм

И половинка разрушенной ударом молнии 1957 года церкви Спасителя

и многочисленные коровы,

пасущиеся прямо за Кафедральным собором (интересно, сколько стоит билет для них?), словно подчеркивающие своим присутствием запустение этого места. Кстати, сразу за коровами и открывается естественная преграда, защищавшая остров – глубокий каньон (а не пограничная вышка на турецко - армянской границе на заднем плане кадра).

Этот каньон и образует сторону треугольника, в вершине которого, в месте соединения с другим каньоном, стоит крепость

Так и гуляем по столице,

мимо жерновов мельницы

и сельджукской мечети Менючер

к открывающимся из крепости каньонам

Тут есть все – и грузинская церковь

И руины церкви Святых Апостолов,

переделанной потом в караван-сарай.

И даже четыре столба, оставшиеся от самого старого религиозного сооружения – зороастрийского Храма Огня

И маки,

бессовестно цветущие среди полыни древней столицы,

на радость последним коренным обитателям…

Такой вот он, этот город Ани

            Сегодня с утра мы еще любовались Араратом и сетовали на то, что не идут в этой поездке образы из Библии. После прогулки по Ани причина формулируется.

«Если писание толкуется правильно, то рай был расположен именно в Армении, которая заплатила также дорого, как и потомки Адама вообще, за мимолетное участие ее почвы в блаженстве того, кто был создан из ее праха; там начала спадать вода после потопа и вылетел голубь. Но почти что с исчезновением рая начались и несчастия страны, потому что хоть она долгое время была могущественным царством - она редко была независима; персидские сатрапы и турецкие паши в равной степени содействовали разорению того края, где бог создал человека по своему образу и подобию». Байрон.

            Спешить нам некуда, 40 километров до Карса мы проводим в размышлениях, от которых нас отвлекает вдруг испортившаяся дорога. Как сказал кто-то из моих интернет - собеседников, Карс относительно долго был в составе Российской империи, чтобы не впитать традицию качества русских дорог. Въезд и окраины города изобилуют колдобинами, дорогу пересекают подъездные пути, переезды через которые оборудованы опять же по-российски – громадной выбоиной около рельсов. Традиционная покупка арбуза, и мы въезжаем в самый центр. Тут центральная улица – Ататюрка – покрыта свеженьким черным асфальтом, на соседних же улицах асфальта просто нет. В центре города возвышается круглый холм, полностью господствующий над городом (очень похоже на сирийский Алеппо), защищенный мощнейшей крепостью.

«Поутру пошел я осматривать город. Младший из моих хозяев взялся быть моим чичероном. Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом». А.С.Пушкин, «Путешествие в Арзрум»

Честно говоря, я тоже не понимаю. Тем не менее, русские войска трижды брали эту крепость в XIX веке, чему есть подтверждение – современный герб Карса появился, когда город был Российским, в 1881 году, и выглядит он как крепостная стена, пронзенная тремя красными мечами. Мечей могло бы быть пять, с двух сторон, но в 1805 году русские войска не смогли его взять, а в 1945-м СССР, выдвинул территориальные претензии к Турции на Карс, но отказался от них в 1953-м.

            Мы карабкаемся к крепости по крутым улочкам и почти забираемся на холм, в последний момент испугавшись разве что езды по пешеходной лестнице, потом спускаемся и проезжаем вокруг, мимо бань,

расположенных на самом берегу речушки, пахнущей, однако, так, что ни в какую баню уже не тянет,

долго объезжаем крепость по кругу, снова переезжаем речушку Карс, но не по тому мосту, этот, оказывается, ведет к воротам Кавказского университета (вот так и определяем, что Карс – это уже Кавказ), и по следующему мосту попадаем почти к верхушке лестницы, по которой не решились проехать полчаса назад.

            Теперь упражнение – найти в вечернем Карсе гостиницу. Едем по улице Ататюрка и видим вывеску: «Эфес». Ага, это не гостиница, но нам надо. Но пиво тут кончилось (ну Россия же, хоть и 19 века!), хотя видно, что это добро тут продается свободно. Гостиница же тут оказывается дорогой, но в переулке есть другая, облюбованная нахичеванскими торговцами, прямо рядом с пивным магазинчиком. Смотрим на спартанский номер, состоящий из четырех кроватей, но чистенько, прилично, и есть столик для арбуза. И пивной ларек напротив. Расспрашиваю нахичеванцев о дороге. До армянского Гюмри тут каких-то 50 километров, на всех картах нарисована дорога с пунктом пропуска. Но те лишь сетуют:

 – Представляете, какие кругаля нам приходится давать по пути из Нахичевана в Баку?  - Эта дорога нужна всем, и туркам, и азербайджанцам, и армянам. Все люди давно готовы, только верхи не хотят. Впрочем, разговоры идут, вот уже и прямые самолеты летают. Ладно, завтра дадим и мы кругаля, до ближайшего к Армении грузинского погранперехода всего-то 150 километров.

          7 июля. Карс – Пософ (грузинская граница). С утра – «автобусная» экскурсия по Карсу. Раз город был российским, то там должны были остаться фрагменты нашей архитектуры? Османские домики, особняки, мечети, бани и даже мосты мы видели вчера, по пути к крепости и с ее высоты. Открываем путеводитель. «В 1890 году русские власти приступили к планировке новых городских кварталов и пригласили архитекторов из Голландии». Впрочем, несколько классических домиков в районе улицы Ататюрка и центра действительно есть, достаточно симпатичных, где-то из темного базальта, кое-где с балкончиками с металлическими ограждениями. Но мы уже хотим ехать. Быстро выезжаем из Карса. Дорога сначала хорошая, потом портится, начинается череда ремонтов. Проходит она по широким холмистым и совершенно безлесным районам, нас сопровождают пастбища с бесконечными стадами

и убогие жилища, скорее всего, времянки для проживания на летних пастбищах. Типа кошей на нашем Кавказе, но гораздо беднее.

Однако обилие живности, домашней птицы

 и кое-какой техники

заставляет усомниться во временности этих сооружений. А детей в таких местах всегда много, и кто-то уже научил их кричать «Хэлло!».

Дорога поворачивает на Пософ, становится узкой, и змейкой вьется, повторяя изгибы долины.

Возможно, речушка внизу – это совсем еще маленькая в этих местах Кура. А долину снова наполняет такое разноцветье горных трав, что нет сил не остановиться

Пограничный пункт Пософ. У турок это снова помещение с окошками, сначала надо получить пограничный штампик, а потом мне еще два – в подтверждение вывоза машины. Перед нами молодая грузинская пара, они о чем-то говорят, потом замолкают, а я ловлю взгляд парня на моей руке с «серпастыми – молоткастыми». Девчонка поворачивается ко мне и спрашивает:

– Вы, правда, из России?

– Да. – Потом следует небольшой разговор с парнем по-грузински, потом она снова поворачивается ко мне:

– Вы не были раньше в Грузии?

– Нет.

– Вам понравится. Все сами увидите. – Они снова переговариваются по-грузински. И снова девчонка, повернувшись ко мне

– Он говорит, люди не виноваты. Это все там, наверху.

– Честно говоря, нам стыдно за то, что там, наверху.

– И нам.